Я едва помню вкус его поцелуев... В течение этого года мы несколько раз встречались "на бегу", но о сексе не было и речи. Обычно это выглядело так... Пошатываясь, он взбирался на пятый этаж, обычно с коробкой дешёвого вина в руке. Когда-то стройная фигура выглядела постаревшей, хотя губы по-прежнему казались горячим "туннелем" в нашу беспутную молодость.
Пьяные попытки целовать меня выглядели прелюдией к изнасилованию. И я отстранялся, помня о загулах, пьянках и наркотиках любовника. Впрочем, я не собирался верить всему, что он говорил о себе.
Наша переписка в смс ограничивалась серией порнографических "новелл", но несмотря на откровенную физиологию, она не сильно меня возбуждала. "Я хочу, чтобы ты меня выебал.. Хочу тебе отдаться.. Делай с моим горлом или задницей что хочешь.." - писал любовник. Но слишком многое мешало эрекции: политика (в которой мы не совпадали), пьянство, ролевые игры в "Верлена и Рембо" и любование градусом своего падения.
Саморазрушение любовника было вставлено в раму и повешено на стену. Роль почётного зрителя отводилась мне.
К плюсам же, безусловно, относилось наше общее прошлое, его сильные губы, 17 его крепких сантиметров и беспробудное детство в глазах, мешавшее спорить всерьёз с тем, что он говорил.
Загульная волна, спровоцированная разводом с женой и чувством свободы, потеря работы и пара скоротечных романов с девицами (напоминавшими блядей), пьяные поиски "плешки" (между романами) сделали своё дело. Казалось, что ноги упёрлись в дно... Но эта полоса сменилась чем-то новым. И на днях парню удалось удивить меня неожиданной трезвостью.
Его телефонный басок был бодрым, не спотыкался, как обычно, на словах - и я наконец-то, сдался.
Пакет "Изабеллы" в его руке и шаткая походка - дали бы мне повод избежать постели. Но взгляд был чистым, словно не прошло и десяти лет после первой встречи. Он заметно похудел, помолодел лицом и не ответить его губам прямо у двери было бы предательством юности. (Иногда целоваться - лучше чем говорить).
Продвигаясь к центру зала и продолжая обниматься, я тонул в табачном вкусе его губ, а на пороге спальни моя рука наткнулась на его раскрытую ширинку. Я сунул пальцы внутрь - его хуй уже стоял и мокро упирался мне в ладонь...
В юности ебля с панями не вызывает такой гаммы противоречивых чувств, как сейчас. Но с годами всё сложнее отключить самоконтроль и раствориться в процессе. Впрочем, я никогда не был мастером "улётов" и "отключки". Вгоняя хуй в партнёра, я наблюдаю за процессом, словно вижу нас со стороны.
Как машина времени, крепкий хуй любовника может нас отправить прямо в дни начала встреч. Кажется, так и случилось, когда его стояк скользнул мне по губам и раздвинул их. Головка его члена легла мне на язык - и проскользнула в горло. Я провёл рукой по животу и блядской дорожке. Вокруг его ствола наблюдались брутальные заросли, которые бойфренд обычно брил, несмотря на мои отговоры. Я держал его за яйца, чуть оттягивая их, чтобы больше обнажить скользкую голову.
Я всегда любил смотреть на хуй бойфренда снизу вверх, пока орудие любви (порока, похоти - нужное подчеркнуть) нависало спелой тяжестью над моим лицом. Мы упали на кровать. Жестом ловкого ковбоя, отведя руку за спину, он энергично мне дрочил, гоняя ствол по всей длине. Это было то, что я любил: он сидел верхом, развинув ноги, и вынимая хуй из горла, шлепал и водил им по лицу.. Ниточка его предэякулята свисала с головки к губам. Редкий момент нашей гармонии...
"Подожди, теперь я снизу..." – и мы поменялись местами. Это касалось не только постели. В нашей переписке, когда отсутствие контакта доводило мозги до кипения, тема унижения то и дело вдохновляла френда на интимный "экстремизм". "Быть твоей выебанной шлюхой.." - вот что его возбуждало.
"Отдаваться" (ещё лучше "грязно отдаваться") - это настоящий божий дар, который, поднимаясь из глубин мужского подсознания, меняет структуру личности. (Привет от Джекила и Хайда). Но меня немного напрягало желание любовника слепить из меня мачо, вручив наручники и плеть для полного шока и трепета.
Шок и трепет - были основными компонентами ебли для полной гармонии любовника с миром. И не только в постели. Впустить в себя «хозяина», вставить в себя его властный хуй, быть грязно изнасилованным им, отдаться "до самых гланд", засосать "до самых помидоров", захлебнуться потоками спермы, быть оттраханным компанией "во все дыры" одновременно, - это не только эстетика “грязного” секса, но, возможно, и тайные свойства натуры в широком смысле слова.
Даже дешёвый "Вермут" в руке бойфренда иногда казался мне скрытым упрёком, потому что я не мог доставить ему желанного счастья. Мне было ближе равенство в постели - я был неисправимым демократом. Мой стандартный член (шестнадцать, как у многих) был далёк от брутальных форматов, а равнодушие к доминированию довершало проблему нашей совместимости.
Но как сказал поэт, "есть лишь один день в году, когда любовникам всё удаётся". Наши комплексы были забыты. Его брутальный хуй всё быстрей таранил моё горло, пока яйца азартно бились о подбородок. Он обхватил ладонью мой затылок и толкал свой "шланг" всё глубже в рот.
Наконец, он застонал и обжёг мне горло фонтаном спермы. Обычно мне хватало двух глотков, но в этот раз было не до счета. А когда волосатые голени парня нетерпеливо легли на плечи, - он потянулся ко мне. Потом слизнул остатки своей спермы с моих губ - и этот поцелуй (сладкий и глубокий), видимо, послал мне в кровь дозу первобытной агрессии...
Старая советская кровать давно не видела такого "разврата" и тихо постанывала в знак протеста. Пока я ебал парня, его крепко «долбануло» макушкой о спинку - несколько раз.. Мы оба задыхались, губы любовника были открыты, и когда я тонул лицом в его прядях на подушке, то слышал шёпот: "Да..,да, сильнее.. отъеби меня, как шлюху..." Мне показалось, что ещё несколько свиданий - и наша связь вернётся к началу романа.
Его лицо и губы поплыли у меня перед глазами, и я со стоном вогнал в анус любовника заряд горячей спермы. Несколько минут мы лежали без движения.
"Опустошённые, они встают с постели"... Его влажный член всё ещё свисал символом соблазна. Сперма (его или моя?) капала с мошонки. Хуй полу-стоял и не думал падать.
Когда-то бойфренд подарил мне сборник Кавафиса, который был интереснее мне чем ему. А я дарил в ответ "пролетарскую эротику" Паоло Пазолини (чьё антибуржуазное кино было скорее гимном «разврату», чем его бичеванием). Но с появлением политики в нашей жизни, "ландшафт" общения сильно упростился, - она не оставляла места для манёвра.
Современное искусство, постмодерн, литература были изгнаны из нашей постели, зато "Запад" и «пиндосы» наводнили наши споры, потеснив Ролана Барта и даже любимого френдом Жижека.
«Твой Жижек, - кипятился я, - банальный имперец, хоть и прикинулся "левым". И вообще игры в бисер на крови – это позорная вещь». - «А империя вообще – такая штука (басил любовник), что границы не должны нас жать в плечах». И он эротично дёргал смуглыми ключицами. «Америкосы поступают точно так же»…
В сущности, это был спор о реальности и мифологии ("патриотической", имперской - какой угодно). И отчаянный спор о политике был последней попыткой сохранить любовные отношения. Я ещё надеялся на чудо. Но в то же время было ясно: никакая постель невозможна, останься мы по разные стороны фронта. Мозги плавились от тоски и ненависти к «этому идиоту», а тело тянулось к нему.
Моя последняя любовь на глазах отдавала концы и швартовы. На губах ещё сладко горчила его сперма, но чувство утраты не давало строить иллюзий. Свидание было последним. Он еще найдёт, кому "отдаться", но теперь это буду не я.
Надеюсь, что он встретит доминантного громилу. И обожание постельной «вертикали» вступит в полную гармонию с близкой ему политикой. Это было его право.
В конце-концов, кто я такой, чтобы мешать любовнику «грязно отдаваться» «хозяину» в роли «шлюхи»?
