Мои родители разошлись, когда мне было 10. Сперва я жила с матерью, однако та вскоре вышла замуж за мужчину младше себя и сочла за благо сплавить дочь-подростка к отцу. Это было нелегкое время. Нет, отец, конечно, любил меня, но... Но был слишком консервативен.
Никаких прогулок по вечерам - в семь я должна быть дома, в девять в постели. Никакой косметики. Никаких мальчиков - это уж само собой. Впрочем, откуда мальчики, если я была самой скверно одетой девочкой в школе? Нет, вся одежда была новая и даже дорогая, но фасоны... бог мой, темные прямые юбки ниже колена, твидовые жакеты, блузки под горло и туфли на низком каблуке - так во всей школе одевалась только наша престарелая учительница французского, мисс Стивенсон! Она, конечно, смотрела на меня с нескрываемым одобрением, да и другие учителя тоже. Ведь что мне оставалось делать, кроме как учиться? Ничего! Потому что дома меня за малейшую провинность ожидала порка.
Поймите меня правильно, не избиение, а именно порка; было, конечно, больно, но гораздо сильнее боли был стыд. Наказание стало настоящим ритуалом: сперва доклад отцу о провинностях, затем просьба о наказании, раздевание (все было довольно целомудренно, но тем не менее трусы полагалось спускать до колен, а юбку сзади - задирать. Строго говоря, на обозрение отца выставлялись только мои бедра и ягодицы, так сказать, вид сзади...)
Ну а после обработки ремнем - стояние в углу: подол юбки задран, руки на голове.. боже, как я все это ненавидела! Возможно, в другой девушке бунтарский дух и возобладал бы, но я росла тише воды и ниже травы, видимо педагогическую методику мой отец выбрал верно, во всяком случае в отношении меня.
Теперь, полагаю, никто не удивится, если я сообщу, что в свои 23 года я все еще живу с отцом, учусь в колледже на стоматологическую медсестру (исключительно потому, что это ближайшее к дому учебное заведение) и продолжаю регулярно получать ремнем по голой попе... Скучно, да? Однако полгода назад моя скучная жизнь превратилась в настоящий АД, когда мой отец решил... жениться!
Недаром говорят, что седина в голову, а бес в ребро. Вот уж чего я не ожидала, так это того, что моя мачеха, Мэри, окажется младше меня на целых два года! Как и где отец с ней познакомился, я не знаю до сих пор. Но, так или иначе, после короткого и, подозреваю, сумбурного романа в нашем доме появилась молодая девушка, пользующаяся всеми привилегиями хозяйки дома, и я, ее.. дочка?
Мэри даже не пыталась наладить со мной отношения. Все, что она демонстрировала с первого дня нашего знакомства - сперва настороженность, затем ревность и, наконец, презрение. Презрение - когда для нее стало очевидно мое положение и дисциплинарные ограничения, которые наложил на меня отец.
В самом деле, в девять вечера, когда они устраивались в гостиной перед телевизором или, что случалось еще чаще, собирались в клуб или ресторан, я спускалась в своей целомудренной фланелевой пижаме, чтобы они пожелали мне спокойной ночи.
Когда же она впервые стала свидетелем моего наказания отцом (они тогда еще даже не были женаты), она и вовсе бурно расхохоталась.
Разумеется, первые пару недель после свадьбы мы ссорились, пока Мэри не обратилась к отцу с просьбой восстановить, наконец, статус кво. Так я неожиданно узнала, что жена отца мне, конечно, не мать, но по сути - та же мать, и слушать я ее должна беспрекословно...
К счастью, Мэри была слишком ленива и слишком занята собой, чтобы целенаправленно и планомерно издеваться надо мной. Чтобы избежать унижений и попреков, достаточно было просто не попадаться ей на глаза. Хотя, конечно, моя жизнь определенно стала хуже. Теперь в любой момент в мою комнату могла ворваться Мэри, разбросать мои вещи, беззастенчиво рыться в моих записях (что, интересно, она собиралась там найти?), переворошить мой гардероб… С особым удовольствием она вываливала мое белье из комода. «Боже, у моей бабушки белье моднее, чем у тебя!» - это самая мягкая насмешка, которую я от нее слышала.
Пару раз она загоняла меня в ванну, обвиняя в неряшливости и нечистоплотности, при этом наблюдала, как я мылась, отдавая приказы и руководя процессом, да еще из неприятного – повадилась со скуки звонить в администрацию колледжа, требуя отчета о моей успеваемости и поведении на правах «обеспокоенного родителя». Уж не знаю, что еще она говорила, но по колледжу поползли слухи, что дома ко мне применяют «систему физических дисциплинарных наказаний». Если раньше меня просто не замечали, то теперь на меня начали странно коситься… Ну и пусть!
Хуже было, когда в гости к Мэри приходили подружки. Когда я возвращалась с занятий, они уже, как правило, успевали накрасить ногти, перемерять наряды, принять по паре коктейлей с пирожными, и тут, в качестве развлечения, появлялась я. Мэри тут же находила к чему придраться и под хихиканье девиц обхаживала меня по голой попе паддлом. Потом меня ставили в угол возле телевизора, по которому шло какое-нибудь развлекательное дневное шоу… Потом они пропускали по стаканчику, поскольку «воспитание Энн так утомительно», и на этом все заканчивалось.
Чувствовала ли я себя униженной? О, да! Мечтала ли, чтобы это прекратилось? Разумеется! Строила ли планы побега? Удивительно, но нет. Слишком робкой и закомплексованной я выросла, я не представляла, как, куда и к кому бежать в страшном «большом мире»…
Однако все эти шлепки Мэри в присутствии подружек были сущей ерундой по сравнению с тем, как она обращается со мной в присутствии мужчин. Это был настоящий АД.
Однажды я вернулась в обед из колледжа и обнаружила, что Мэри загорает во дворе у бассейна. На ней было такое крохотное бикини, что было непонятно, зачем она его вообще надела. У ее грудей размера D едва были прикрыты соски, а стринги-ниточки со спины заметить было вовсе невозможно. Зато были прекрасно видны загорелые круглые ягодицы. Впрочем, сейчас она демонстрировала миру только свой фасад, поскольку была занята кое-чем интересным – наблюдала за Бобом, парнем, подрабатывающим у нас чистильщиком бассейна.
Высокий стройный кареглазый блондин был действительно привлекателен, я и сама с удовольствием полюбовалась бы им. Но Мэри окликнула меня и велела принести им с Бобом по коктейлю. Я закинула в ее бокал с джин-тоником льда, искренне желая, чтобы она им подавилась. Вынесла бокалы на террасу, один подала Мэри, а другой – Бобу. Он приветливо улыбнулся мне. Это было моей ошибкой. Когда я проходила мимо Мэри она яростно зашипела на меня: «Постой-ка, милочка!», поднялась с шезлонга и больно выкрутила мне ухо. Так, за ухо она и поволокла меня в гостиную. Я скрючилась (все-таки я почти на голову выше Мэри) и даже не сразу поняла, за что она меня отчитывает.
- Я покажу тебе, как заигрывать с парнями! – шипела она. – Хочешь повертеть перед ним задницей? Сейчас повертишь! Ну, чего ты ждешь, задирай юбку!
Раздвижные стеклянные двери гостиной, выходящие во двор, были широко распахнуты. Мэри вытащила меня практически в дверной проем, так что я была как на ладони и перед Бобом, и перед всеми соседями, если им вздумается выглянуть из окна. Под понуканиями Мэри мне пришлось нагнуться, обхватить себя руками под коленями, уткнув в них лицо, и отклячить попу во двор.
Первые несколько ударов деревянной щеткой для волос Мэри нанесла по моим трусикам, видимо ей нравился контраст между своими золотистыми стрингами и моими хлопчатобумажными панталончиками с высокой талией. Я поняла, что Боб, невольный свидетель моего унижения, прекратил создавать даже видимость работы, во все глаза уставившись на происходящее. Но затем она резко сдернула мои трусики до колена, и на меня обрушился такой град ударов, что уже через несколько секунд я просила прощения и умоляла ее о пощаде, затем рыдала в голос, как ребенок, затем начала дергаться, подскакивать, пытаться прикрыть попу руками. Мэри нетерпеливо приводила меня в исходное положение и продолжала обрабатывать щеткой попу и бедра… Спасло меня то, что она, очевидно, быстро устала от таких физических усилий. Она велела мне встать с задранной юбкой и руками за головой прямо тут, в дверном проеме, и «подумать о своем поведении».
Сама же Мэри вернулась в шезлонг, к прерванной приятной беседе с Бобом.
- Приходится воспитывать сестренку, да? – спросил он сочувственным тоном.
- Она мне не сестренка, а падчерица, - резко ответила Мэри. – Если бы знала, что на меня свалятся все проблемы ее воспитания, я бы еще сто раз подумала, выходить ли мне замуж! Неряха, грязнуля, лентяйка (это я-то?), озабоченная просто! Не поверишь, не вынимает руку из трусов (когда?), вешается на всех мужиков подряд (что?)! Если бы я за ней не присматривала, она бы уже была проституткой на Стар-стрит!
- Да, это нелегко, - поддакнул Боб, к счастью больше озабоченный декольте Мэри, чем смыслом ее речей. – Позвольте сделать вам массаж… плеч, мэм, вы явно устали, вам нужно расслабиться.
Скосив глаза я поняла, что заметить эту парочку, предававшуюся отнюдь не невинным ласкам в тени раскидистого клена у бассейна, мог любой из соседей… любой, пропустивший сигнал «Внимание!», исходящий от моей клубничной задницы, торчащей в дверном проеме. Мисс Крофтон, наша пожилая соседка, заметила задницу. Да, да, и вам доброго дня, мисс Крофтон!
- Эй да тебя никак хорошенько выдрали милочка? Это твой отец? За что он тебя так?
- Нет мэм, это моя мачеха Мэри, мэм. Я наказана за то, что приставала к парню, мэм (я не была уверена, что Мэри не прислушивается к нашему разговору).
- Вот это правильно, это за дело! В мое время девушки были поскромнее, да, поскромнее! А если какая забывала о девичьей чести, то по зад сразу встречался с ремнем, о да! Тогда по-другому относились и к семье, и к браку, времена были лучше, не то, что сейчас! (Да посмотри ты налево, слепая курица, там твоя драгоценная Мэри уже вовсю опровергает устои брака!)
