Не прошло и двух минут, как я появился с заспанной Веркой по прозвищу Малява. В прачечной никого не было. Значит мама - за секретной дверкой.
- Ну, чего тебе? А? - пробурчала Веерка.
- Полтинник.
- А, пошел ты!
- Резинка моя.
- Три минуты.
Господи, и эта дает мне три минуты!
- В рот.
- Деньги давай!
Передаю Верке деньги вместе с резинкой. Пока та разрывает пакетик, спускаю штаны.
- Чё, оголодал так? Стоит уже...
- Не на тебя стоит...
- А на кого? На фотку Анны Семенович?
- Заработаешь на силикон - и на тебя встанет.
- А-а-а, понят... ммм. .
- Давай, работай, мокрощелка!
- Паажди. Во рту пересохло, спросонья-то. Слюней нету...
- Пох. Работай.
Веерка мычит. Обтянутый специальным презервативом член двигается вперед-назад между Веркиных губ. Я осторожно поворачиваю голову в сторону дверки в темном углу. Пожалуй, следует несколько изменить перспективу, чтобы маме было больше видно. Беру Веерку за уши и перемещаю ее голову за собой. Веерка давится слюной.
- Ну, хули ты де... ммм...
- Давай, давай!
Я чувствую нпряженную тишину, исходящую от дверки. Представляю, что видит мама и что она чувствует. От этого возбуждаюсь.
- Соси, соси...
- Ммм...
Наверное, я слишком сильно дернулся вперед бедрами. Веерка ухает и садится на задницу. Потом выплевывает чудовищное количество слюней и со словами "Ваше время истекло!" - исчезает. Стою как дурак, со спущенными штанами и стоящим членом. Бормочу "cука" и стягиваю презик. Дверка в темном углу со скрипом открывается и появляется мама. Со спущенными штанами и торчащим как дротик членом, поворачиваюсь к ней. Она морщится.
- Будь добр, пожалуйста...
- А, извини.
Поворачиваюсь и кряхтя, с трудом засовываю член в штаны.
- Ну вот, где-то так, мам. Извини за неоконченную пьесу. Неудобно было стрельнуть у тебя сотку...
Неожиданно получаю громкую пощечину. Она говорит громко:
- Это было отвратительно!
- Согласен, мам... Так и я о том же... Это все так гнусно...
- Не паясничай!
Беру ее руку, целую и прижимаюсь щекой.
- Мам...
- Что?
- Мам...
- Ну, что?
В ее голосе не чувствуется мягкости.
- Мам, извини. Это действительно скотство. Поверь, они все такие. Только ты - самая лучшая...
- Самая лучшая блядь у тебя, да? Ну давай, давай, сейчас я тебя обслужу! Бесплатно!
Она неожиданно опускается передо мной на корточки и начинает рывками расстегивать мои брюки. Я просто окаменел. Я не сомневался, что мама сейчас именно так и поступит. Но я также знал, что после этого навсегда потеряю ее. Резко наклонившись, я поднял ее с пола и рассерженно, не оборачиваясь, вышел из прачечной.
Около получаса мы с мамой не разговаривали. Потом подал голос Димон, и мы все постепенно снова разговорились.
Я был слишком возбужден, и мне не спалось. Я лежал, размышляя о произошедшем. Теперь я почти жалел, что не позволил маме "обслужить" меня. Я представлял себе маму на месте Верки-Малявы, я видел себя стоящим со спущенными штанами, без презерватива... Мой член все наливался и матерел, и как домкрат, был готов порвать трещавшие по швам трусы. Это не было приятно. Это было просто больно. Потом я уснул.
Я проснулся от того, что к моим губам прижались мамины губы. Я раскрыл их, и ощутил ее горячий рот, дерзкий опытный язычок прошелся по внутренней стороне моих губ. Я чувствовал сдерживаемое, шумное мамино дыхание. Я задрожал от предвкушаемого наслаждения. Мама пришла ко мне! Сейчас она будет со мной! Вдруг она отстранилась, над моей головой словно птица взмахнула крылом - промелькнула в темноте тень ноги, а потом... К моим губам вновь прижались губы. Но это были совсем не те губы, что в начале...
Они были влажные... Меня заколотило от возбуждающе - опьяняющего запаха. Я открыл рот и там, за грубоватой волосяной кожуркой кокосового ореха, отыскал языком горячую, вожделенную, сочащуюся щель. Когда мамины пальчики пролезли над моим подбородком, и мама пошире раскрыла себя, я готов был заорать от наслаждения и благодарности, но лишь застонал, заставив свой язык завибрировать, защекотать кончиком уголок растянутой нежной щелки, где уже набухала готовая лопнуть тоненькая ягодка клитора. Затем я поднял руки и ощупал доставшийся мне драгоценный дар...
Мама была голая, в коротенькой шелковой рубашечке, которую я поддел, пролазя внутрь, подставляя ладони крупным, ни с чем не сравнимым в своей нежной прохладной тяжести, маминым грудям. Мои руки лазили, гладили ее мягкий животик, бочка, спинку и ниже - возбуждающие, упругие ягодички. Мама стояла надо мной на корточках, держась руками за мои бедра, головой к моим ногам, медленно двигая промежностью по моему лицу. Одеяло было сбито где-то в ногах. Я чувствовал, как ее живот и бедра движутся ко мне навстречу в поисках новой порции ласки, оказываемой моим ртом. Мой нос тяжело сопел в горячей, потной, волосатой промежности. Как мог далеко, я просунул язык во влажную, горячую, слизистую глубину влагалища и с торжеством услышал неповторимое "А-А-Ах!".
Мой окаменевший как статуя, член самостоятельно нашел путь к свободе: он вылез через штанину трусов. И тут же по нему, раз и другой, электрической волной прошлись кудряшки маминых волос. Я открыл рот в безмолвном крике и захлебнулся в горячей, остро пахнувшей патоке...
Что-то случилось с моим членом. Его словно пережали где-то у основания. Мне казалось, что он превратился в горячую деревянную, покрытую слизью кеглю. Промежность прихватило каким-то немыслимым спазмом. Затем мне вдруг стало легче дышать. Мама быстро встала с моего лица, затем я почувствовал, как кровать прогнулась, и на мои бедра навалилась тяжесть. Мама сидела на моих ногах. Затем мягкие волосы защекотали мое лицо, и горячий мамин рот прижался к моим губам. Я открыл рот для маминого языка, который бесцеремонно пролез внутрь. Одновременно с этим, я чувствовал прохладную легкую ткань рубашки на моем стоящем колом члене. Затем мама оторвалась от моего рта и приподнялась на мне. Ее темные глаза пристально смотрели на меня. Ее узкая ладошка скользнула к себе между ног, и почувствовал, как длинные ее пальчики поглаживают мою мошонку, превратившуюся в туго затянутый мешочек, сдавливающий мои яйца. Накладные ноготки пальцев потыкали задубевшую кожу на мошонке. Затем ладошка прошлась вверх и вниз по моему горячему твердому члену.
- Мама! - тихо, умоляюще прошептал я - Мамочка!
Мамины губы наклонились над мои лицом.
- Это тебе подарок на день рождения, - вполголоса произнесла она.
- Мамм... Мамочка!
Мама двумя пальчиками отогнула мой пылающий стержень от живота, сделала волнообразное движение тазом. Головка члена уткнулась во что-то жесткое. Затем кончики пальцев обхватили головку у основания и принялись водить ее вперед-назад. Мамин таз начал опускаться вниз. Я протяжно охнул. Пальчики разжались, и головка, встречая сопротивление, протиснулось через узкое, горячее и влажное, затем была проглочена вместе со всем членом, угодившим в нежную, готовую принять меня ловушку.
Мама плотно сидела мне, с моим стоящим членом внутри. Я напрягся, приподнял бедра. Мама качнулась, но сидела на мне крепко, как наездница. Сбывался мой самый желанный сон в жизни, когда моя прекрасная мама трахает меня. Я опять залез ей под рубашку, в мои ладони влились две тяжелые, упругие грушевидные груди со торчащими сосочками. Дернувшись, я сделал еще одну попытку дать облегчение своему окаменевшему члену.
- Мамочка, пожалуйста... Мамочка, пожалуйста...
Вот так когда-то я выпрашивал у мамы машинку в магазине игрушек, и теперь я делал то же самое. Мама таинственно улыбнулась, вновь склонилась надо мной, ее рот обхватил мои губы, а затем я почувствовал, что она приподнимает попку и затем медленно, плавно опускает ее вниз. Я сдавленно хакнул, застонал от невыносимого ощущения в члене, стимулируемом горячим, узким, нежно почмакивающим женским половым органом. Моя драгоценная наездница выпрямилась и принялась в неспешном ритме поскакивать на моих судорожно выброшенных вверх бедрах. Если бы я мог заорать, я бы орал. Но я только хрипел. Мои руки не знали, что делать с этим родным, прекрасным телом, нежно меня трахающим. Они скользили от грудей по гладким бокам до ягодиц и обратно. Я задирал кружевной подол рубашки и смотрел на аккуратный черный треугольничек из черных жестких кудряшек, прижимавшихся к моему волосатому лобку.
- Мамочка, пожалуйста... Пожалуйста, еще! . . Мамочка, любимая, еще! ...
Мама полузакрыв глаза, сидела на мне, ее обалденная стройная фигурка словно раскачивалась на мягких волнах. Я никак не мог поверить в то, что происходило. Из Димонова угла уже давно доносились какие-то беспорядочные звуки, но мне было совсем не до него.
Мама открыла глаза, и вновь посмотрела в мои глаза, выпученные и пьяные от удовольствия и похоти. Она опустила одну ногу с кровати, оперлась о локоть и легла на меня. Затем выпрямила и другую ногу. Насаженная на мой член, она лежала на мне, целуя меня в губы. Затем заерзала коленями, заставив меня раздвинуть ноги. Подтягиваясь на локтях и на цыпочках, она заерзала мне, вверх-вниз. Я согнул ноги в коленях и поставил их стоймя, чтобы прижаться к ее телу поближе. Господи, мам трахала меня, как мужик женщину! Было чудовищно приятно, я и заойкал, как женщина, которую сношают. Скосив взгляд в сторону, я увидел выпученные глаза Димона и его подпрыгивающие голые ноги и руку, яростно дрочившую член.
Мама тяжело дышала, ее подмышки вспотели. Мои руки гладили и гладили полные гладкие ягодицы мамы. Она слегка сползла вниз и теперь совершала короткие быстрые движения. Сальная головка моего члена почти выходила из ее половых губ, и тут же мелко входила во влагалище. Долго это никак не могло продолжаться. Вцепившись в ее попку, выгнув до предела вверх таз, и глядя в обезумевшие глаза Димона, я стал кончать. Мои яйца сдетонировали. Не знаю, сколько это продолжалось. Я услышал, как завыл Димон, моя головка, зажатая в щели между моим волосатым и маминым гладким животом, извергала и извергала сперму, горячий поток потек по паховой складке в промежность. Наши животы и лобки со шлепками стукались друг о друга.
