- О, я буду в восторге! - снова воскликнула Краузе. - Порви меня от поясницы до живота!
- Ты будешь моим мальчиком, Матти! Скорее, я не могу терпеть более!
Через мгновение Матильда заголилась до пояса и просунула зад в отверстие. Ее зад был сияюще бел, и Тарлю показалось, что над садом взошла вторая Луна. А еще через мгновение Тарль де Мурлен яростно пронзал тесный анус и прямую кишку настоятельницы, ухватившись за стальные прутья ограды монастыря. Ограда загудела, словно сотрясаемая ураганным ветром.
В своем пристанище у ворот проснулась привратница, прислушалась к гудению ограды. Какой сильный ветер, решила она, и снова заснула на своем жестком ложе, повернувшись на другой бок:
На следующий день рано утром, когда воспитанницы еще спали, Матильда Краузе собрала монахинь в парке.
- Не стойте стадом! - вскричала она. - Постройтесь!
- Как? Как построиться? - ответили Матильде сразу несколько голосов.
- В ряд по одной. Сестры - по левую руку от меня, послушницы и воспитанницы - по правую! - скомандовала настоятельница.
Наконец монахини построились и затихли.
- Вчера я получила энциклику Папы Эдуарда Восьмого. В ней сказано, что наши ряды служительниц Всевышнего тают. Для их пополнения предложено ввести родовую повинность. Каждая сестра детородного возраста должна родить ребенка, передать его на воспитание в приют и продолжить служение Господу.
- Это добровольно? - спросила одна из пожилых монахинь.
- Думаю, тебе, Клотильда, эта миссия не грозит! - ответила Матильда, а какая-то послушница весело засмеялась. - Впрочем, попробуй, если захочешь!
- Все, кому менее десяти лет и те, кто старше пятидесяти, отправляйтесь в кельи. Остальным снять одежду и подготовиться к осмотру.
Сестры и послушницы повиновались, сняли рясы и рубахи, и застыли в строю, голые и молчаливые. Матильда тоже обнажилась. Все - так все!
- Как, по-вашему? - спросила Краузе. - Гожусь ли я для выполнения этой высокой миссии?
- Да, да! - раздались нестройные голоса.
А раз так, подумала настоятельница, позабавимся немного!
- Сейчас я определю самую высокую и самую низенькую, самую волосатую и самую безволосую, самую грудастую и малогрудую из вас. Эти шестеро будут первыми, которых осеменит наш глухонемой друг.
Матильда Краузе пошла вдоль ряда обнаженных неподвижно стоявших сестер и почувствовала, как разгорается огонь желания между ее полных ног.
- Так. Самая высокая - это сестра Ксения. Она же самая худая. Самая волосатая - это сестра Фелиция. У нее вырос целый куст и ничего не видно. Надо будет сказать садовнику, чтобы подстриг этот куст. А самая безволосая - это послушница Тереза. Впрочем, у нее есть один волосок.
Матильда протянула руку и, намотав длинный волос на палец, вырвала его, а Тереза охнула.
- Вот теперь хорошо! А самая толстая - это сестра Бланка. У нее груди маленькие, как прыщи, а живот большой. Он такой большой, что мне не видно, есть ли у нее волосы на лобке. Самая грудастая - это сестра Лютеция. О, да! Как ты ходишь, сестра, не наступаешь ли на груди? И самая безгрудая (у нее одни соски) - это сестра Жанна. Но зато у нее самые толстые длинные соски. Так, я отобрала пять сестер. А нужно шесть. Тогда шестой буду я! Остальным смотреть! Ведите садовника! Кларисса, Сильвия, возьмите веревку, накиньте на него, если будет упираться.
Утром Клаверий де Монтель решил удовлетворить себя рукой. Откинув тонкое одеяло, он обнажил чресла и принялся было доить свой член, но шорох у двери снаружи заставил его остановиться. Затем он услышал тихие голоса:
- Смотри-ка, какая у него интересная штука. Как она странно торчит!
- У нас ни у кого такой штуки нет.
- У Терезы есть, только очень маленькая.
- Давай посмотрим поближе.
- Давай. Он спит?
- Кажется, спит. Глаза закрыты.
- Тогда войдем?
- Войдем. Если что, убежим!
Скрипнула дверь, и в жилище садовника вошли две девочки. Обе были обнажены, но в смешных остроносых туфлях на босу ногу. Одна, та, которая повыше и, вероятно, посмелее, подошла и присела, с интересом, рассматривая член Ксаверия.
- Кларисса, возьми веревку, - сказала та, что пониже и темнее. Надень на него, и пошли.
- Ладно, - сказала Кларисса. - Давай! А ты, Сильвия, встань у двери, чтобы он не убежал.
Монахиням, ожидавшим появления бычка-производителя, открылась следующая картина. Впереди важно шествовали обнаженные Кларисса и Сильвия, а за ними на веревке тащился голый садовник Ксаверий де Монтэль, усиленно изображавший глухонемого дурака. Пикантность ситуации усугублялась еще и тем, что девушки накинули петлю не на шею, а на член и яйца, и от этого член побурел и напрягся более обыкновенного. Увидев толпу обнаженных монахинь в больших белых чепцах, граф на мгновение замер от удивления, но девушки дернули за веревку, и Ксаверий не подошел, а подбежал, неловко переступая грубыми башмаками. .
- Вот, матушка, привели, - сказала Кларисса.
- Послушницы, - добродушно сказала Краузе. - Вы опять все перепутали! Надо было накинуть веревку ему на шею! Ну, да ладно. Так еще лучше!
- Так. Избранницы! Повернуться ко мне спиной и нагнуться! Я встану рядом с вами, а вы, Кларисса и Сильвия, будете оттаскивать его по моему сигналу. Начали!
Настоятельница встала по главе "избранниц" и тоже нагнулась, показав свою волосатую сущность. Но Ксаверий начал не с нее, а с безволосой послушницы Терезы. Зарычав, как дикий зверь, он накинулся на девушку, но едва он вошел в нее, проткнул ее влагалище и сделал три резких движения, настоятельница скомандовала: "Хватит!" , и послушницы оттащили его от Терезы. Член де Монтэля, окровавленный, торчал, как нос завравшегося Пиноккио, готовый извергнуть семя и опасть, но грубое вервие натирало нежную кожу графа и отвлекло его от надвигающегося оргазма. Ладно, подумал садовник, теперь засуну этой дылде, а потом - толстухе!
Сладкая дыра Ксении была еще уже, чем у Терезы, а влагалище Бланки - широким, как монастырский колодец. Зато Фелицию он ухватил не за плечи, как Терезу, не за бедра, как Бланку, а за волосы вокруг лона - длинные, как на голове Матильды. Также было приятно держаться за длинные груди Лютеции. Но проклятые девчонки не давали ему достичь полного наслаждения, а оттаскивали его прежде этого. Наконец он добрался до Матильды Краузе, ухватил ее за шею и сказал себе: "Задушу, но кончу!".
Монастырская оргия продолжалась часов до четырех дня. Ксаверий де Монтэль был отпущен в свое жилище лишь тогда, когда он осеменил всех шестерых по два раза. "Проклятые ненасытные бабы! - думал граф, падая на свое жесткое ложе совершенно без сил и ощупывая опустевшие яйца. - Ведь завтра будет то же самое! Надо будет сказать Матильде, что при такой работе пусть убирают сад сами!". Ночью ему снился отец и танец "Гусеница" :
Через девять месяцев в монастыре святой Женевьевы начались повальные роды. Почти каждая монахиня принесла по крепкому светловолосому младенцу, и некоторые и по два. Отличились худющая, как жердь, сестра Ксения и крохотная девочка, имени которой Ксаверий де Монтэль не помнил. Они родили по тройне.
Граф де Монтэль был торжественно отпущен восвояси с мешками папского золота, на которое он купил большое поместье недалеко от столицы, и где его иногда навещали матушка Матильда, монахини и послушницы. Но об этом как-нибудь в другой раз:
