Мягко придерживая меня за ягодицы, тетя прижимала к своим губам "отличие" , впуская в себя мое желание, Может показаться странным, но, именно в момент наивысшего блаженства, я подумал о ней. Наташка приревновала меня к тете, только за то, что я побежал в ее сторону, а не в Наташкину. А тетя? Она же тоже женщина и меня любит. По-своему, но любит! Мне запретила, а сама любит.
В Наташке играл обыкновенный юношеский дух соперничества, если бы вместо тети здесь был второй мужчина, - да, да, о себе я думал уже как о мужчине, - то не знаю, как бы я поступил, видя, что он обнимает Наташку. И дело тут не в любви, скорее проявлялось острое неприятие быть третьим, тем более лишним. Но тетя вовсе не собиралась соперничать с Наташкой. Наоборот, она всячески старалась, чтобы остаться третьей и постепенно лишней. И чем больше она старалась, тем больше я отдалялся не от нее, а от Наташки.
Возможно, это моя личная особенность, и у других мужчин все или частично не так, но и впоследствии, и сейчас, чем активнее меня женщина старается привлечь, иногда делая глупые попытки, а иногда очень даже интригующе пытается обратить мое внимание на себя, тем у нее меньше шансов, что я это сделаю.
Вспоминаются строки Пушкина:
"Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я:" , -
Или Бальзак, со своим определением, какая должна быть женщина в свете и постели, чтобы мужчина ее желал всегда.
Мое мнение - не люблю монахинь и вульгарных девиц. Точнее сказать, если вижу монахиню хочется немного распутства, с вульгарной не хватает ее скромности, с начитанной - простоты, с простой - начитанности. Общаясь с дамой щупленькой, я мечтаю об округлостях, с пышной - о леком изгибе бедер. В общем, все как у мужчин, чего нет, того и не хватает.
Я снова отвлекся. Ничего не могу с собой поделать, как вспоминаю женщин, так и несет меня, несет по воспоминаниям. Они - мои женщины, такие разные и в каждой есть то, чего в другой, и днем с огнем не отыщется. Но вернемся в то лето, когда, их я еще не познал и мое сердце, словно занозой скребнула мысль о тете...
Когда Наташка закричала, тетя подняла на меня глаза, увидела, как я припал к золотистому пушку, угодив языком в Наташкин бугорок. Оторваться от меня она не могла, "отличие" рвалось наслаждением, да и я не совсем видел глаз тети, скорее чувствовал ее теплые ладони на своих ягодицах, ладони, которые еще ближе, до упора, приблизили меня к себе. Я почувствовал, как тетин язык плавно обвел мою головку и, теряя упругость, она выскользнула из ее влажных губ.
- Не надо больше: - стоная, кричала Наташка, а сама сжимала мою голову обеими руками и не отпускала. Если б я даже хотел, у меня не хватило бы сил, отстранится от ее маленького бугорка.
Я-то думал, что Наташка хитрит и еще больше углубился в познании девочки через свои губы, язык. Но тетя поняла сразу - Наташку заклинило. Оказывается, так бывает от очень большого возбуждения. Оргазм за оргазмом истощали юное тело, Наташка была на грани потери сознания. Ступор. Не знаю, что бы делал, если бы не тетя. Я и сам начал задыхаться, так близко Наташка меня к себе прижала.
Тетя спешно разомкнула ее пальцы и буквально освободила меня. Глубоко хватая легкими воздух, я откинулся, Наташка почти хрипела.
Тетя приложила к ее мокрому от пота лбу ладонь и прошептала:
- Все, все, Наташ... Все хорошо...
Одной рукой тетя стала нежно гладить ее груди, а второй прошлась по золотистому пушку, не дотрагиваясь до вульвы, и слегка коснулась Наташкиных губ своими. Я думал, что так возбуждают женщин, но оказывается, так можно и успокоить их, медленно выводя из состояния возбуждения.
Наташкины глаза стали проясняться и она шепнула:
- Он меня прямо туда поцеловал... Дурак! . .
- Я видела, Наташ. Он не дурак, просто не ожидал, что ты его прижмешь...
- Я не хотела!
- Знаю... Упокоилась?
- Еще в губы поцелуй, теть. Так приятно...
Тетя улыбнулась и нежно, ласково прикоснулась к ее губам своими.
Откинувшись на подушки, я сидел на кровати и ничего не понимал. Как не хотела? Когда так меня схватила - чуть не задохнулся! . .
Наташка уснула, теперь по настоящему - ажно засопела. Тетя тихонько вывела меня в большую комнату, посадила на стул около стола и проговорила:
- Пусть отдохнет...
- Она устала? - удивился я.
- Немножко - тетя широко улыбнулась. - Тебя же клонит в сон после того как прыснешь.
- А тебя? Тебе тоже после спать хочется?
- Так тебе и расскажи, что мне хочется!
- Я тебе все рассказываю.
- Тебе понравилось целовать Наташу? - взлохматив мне кудри, спросила она.
- Тебя обнимать мне больше нравиться.
- Почему?
- Ты нежная, ласковая. У тебя руки теплые и... - я покраснел и опустил глаза.
- Что - и?
- Губы... мне нравится, как ты его целуешь.
- Иди ко мне...
Тетя прижала меня к груди, я услышал ее бьющееся сердце, оно было словно посередине, - не под левой стороной груди, стучало гулко и быстро между холмиков с сосками, отдаваясь в моих ушах. Она обхватила мое лицо ладонями, подняла, заглянула в глаза и прошептала:
- Я не могу тебе этого дать, Горюшко...
- Что?
- Глупенький... Хочешь меня поцеловать?
- Хочу! - ответил я, и мои губы устремились к ее животу.
- Нет, нет... В губы поцеловать.
- Как ты Наташку?
- Как мужчина женщину...
- Хочу...
Тетя поднесла свои губы к моим, и я чмокнул. Нет, скорее клюнул, воровато и неумело. Губы тети были упругими, как две пружинки, это все что я успел почувствовать.
- Не так, - прошептала она. - Давай я тебя поцелую.
Я не успел, ни согласиться, ни отказаться. Губы тети приблизились к моим, от нее повеяло теплым дыханием, и она поймала мою нижнюю губу, своей верхней, немного приоткрыла мне рот, нежно проскользила по нему, охватывая теперь и нижней. Немного повернула голову в одну сторону, потом в другую. Ее упругие жадные губы, не отрываясь от моих, дразнили меня почти круговыми движениями, пока не замерли, плотно сблизились, слились. Наши уста буквально пили друг из друга наслаждение долгим поцелуем, и если у любви есть напиток, то тетя сполна им делилась со мной.
Я обнял тетю. Это у меня получилось произвольно, моя рука скользнула по ее ягодице и она вздрогнула. По моей ладони скользнули мелкие пупырышки, стирая их, я почувствовал, как тетя отдает моим пальцам себя. Она словно садилась ягодицей в мою руку, в сочетании с поцелуем это было так приятно, что я решил отблагодарить тетю и опустил вторую руку ей между бедер.
Тетя немного раздвинула ноги, ее вагина сама, избирательно, отсортировала мои пальцы и села на указательный и средний, третий - большой уперся в ее бугорок. Она стала ритмично приседать, выпрямляться. Моя вторая рука гладили податливое тело тети сзади и спереди, а ее губы хотели меня испить всего без остатка. Даже когда она замерла, я почувствовал, как мои, погруженные в таинство пальцы судорожно сжала влажная плоть, губы тети не покинули меня. Она подарила мне свой выдох желания. Он был таким прохладным.
На мгновение тетя откинулась, прогнула спину и тут же прильнула ко мне всем телом. Мое лицо, глаза, нос покрыли мелкие благодарные поцелуи.
Тетя шептала и целовала меня, целовала и шептала:
- Сладкий мой... Сладенький. Пойдем в твою комнату. Я тебя везде, везде обцелую, обласкаю губами, как конфетуличку... пойдем, мое Горюшко...
Тетя взяла меня за руку и загадочная пошла в комнату за тюль. Очень сложно описать женщину, только что трепетавшую в твоих объятьях, но не умиротворенную, а лишь раззадоренную, с желанием в глазах. Желанием любви и нежности, с искоркой наставничества. Тетя даже не жестами - мимикой лица, призывом губ, манила меня, она это делала всем своим телом. Все она, от макушки до пяток, вела меня к обещанному наслаждению поцелуями.
Наверное, мне все-таки не удаться передать той легкой, мягкой, игривой поступи, волнения груди - набухших сосков, то чуть втянутого животика, когда пупочная пуговка ложится почти горизонтально твоему взору, то немного отпущенного, - когда пуговка обидчиво опускается чуть вниз. При нижнем дыхании, от диафрагмы, движения плавные, только вибрация жилки на шее в такт биения сердца, выдает волнение, переполняет тебя эмоциями и возбуждает...
А рука тети! Ее текущая ко мне рука. От самого плеча, чуть согнуто в локотке, она струится ко мне, теплой ладонью, обхватывает мои пальцы, но только я встаю, как она, вручает себя мужской руке, обласкав ее.
Еле заметное движение и уже не тетя держит мою руку, а моя ладонь обнимает кончики ее пальцев. Она просто идет, не отбирая у меня свой дар, и, сживая его, я молчаливо следую за ней. Одно мое движение на себя, и мы бы остановились, но я никогда в жизни не сделал бы его.
Подбирая в сторону тюль перехватами пальцев свободной руки, тетя подвела меня к кровати, словно царица, она откинула полупрозрачный полог шатра и показала воину свое ложе.
Иногда, мне искренне жаль детей богатых людей, повторю: - искренне! никакого подвоха в моих словах нет. Тяжело представить себя во дворце, если ты и так в нем живешь. У тебя есть говорящая кукла, а на шее у тебя висит ключ от всего папиного "королевства". Хорошо если кукла окажется не только говорящей, но и живой, проберется к твоей душе, обоснуется там и утащит тебя в балаган или еще куда, где вы найдете, о чем мечтать. А если нет, - на последствиях вашего обеспеченного детства, словно пиявки, психологи, диетологи, наркологи и еще бог знает какие ологи...
Описывая тетю, вспоминая, я подумал, не с этого ли момента зародилось во мне нечто? Запульсировала творческая жилка. Тетя совсем не волшебница, и даже не ведьма в первом поколении, но она могла мимолетным движением менять окружающий меня мир. Со временем, я научился этому тоже, мне стали не нужны материальные блага, только самые необходимые, поскольку сила воображения ровняет всех, и королей и нищих, но, увы, не делает сытыми. Причем, вторых воображение поднимает до первых, а не опускает первых до вторых.
