Бабуля встала и убрала тарелки в мойку. Было видно, что лицо ее порозовело.
Вот ведь, Олюшка, как! Я с тобой сейчас поговорила, и у меня как будто камень с души. Тягостно мне было все это. А так будто полегчало. Вон, и у тебя смотрю глазки-то масляные стали. Пощекотать мандюшку, что ли, тебе? - хитро улыбнулась бабуля.
Ой! - радостно пискнула Олька, - Пощекочи, бабулечка! Пощекочи, голубчик!
Бабуля уселась на стул, а Олька проворно стянула трусишки, задрала подол сарафана и оседлала бабкины колени, положив голову ей на плечо. Бабуля мягко пропихнула ладонь между расставленных Олькиных ног и пощекотала пальцем щелку.
Ух ты, мокрощелочка моя! - восхитилась бабуля.
Олька покрутила жопкой, устраиваясь поудобнее, и бабулин палец легко заскользил между губками. Олька выдохнула бабуле в шею, завозилась, расстегивая пуговицы на бабкином халате, по-хозяйски засунула под халат руку и, нащупав морщинистый сосок, стала тихонько теребить его пальцами.
Рассказывай, - удовлетворенно шепнула она бабуле в ухо.
Ну, слушай. Дальше надо научить его, что когда он вылизывает тебе между ног, то после этого он кончает. Ложись на пол на спину. Голову положи на подушку. Поставь его над собой, чтобы его голова доставала до твоей пиздюльки, а сама мокрой рукой дрочи ему мешок, пока не начнет вылезать залупа. Отведи ее назад между его ног, возьми ее в рот и пососи. Начнет дергать жопой - отпусти и башкой тыкай себе в мандюшку. Пусть полижет. Как начнет глубоко лизать, через минуту опять потереби мешок и соси, пока он тебе не спустит в рот.
Бабулин палец проворно щекотал все Олькины закоулочки, погружая ее в сладкую истому. Олька, не в силах сдерживаться, потихонечку ерзала на бабулиной руке.
Старайся не отпускать его, пока из него течет. Малафьи будет много - готовься глотать или пусть из рта потихоньку стекает. Когда пора будет, он сам с тебя соскочит.
Бабуля, а покажи!
Да что тебе показать-то, бесстыдница!
Ну как тебе Дружок лижет.
Фу, какая! И что за радость на старую бабку глазеть! - бабуля тяжело задышала.
Ну, миленькая! Ну покажи, покажи!
Ну что ты будешь делать!
Олька, не дожидаясь бабулиного согласия, соскользнула с ее колен, выбежала на крыльцо и позвала:
Дружок! Дружочек!! Ко мне!
Дружок вскочил, радостно вильнул хвостом и подбежал к Ольке. Она взяла его за ошейник и завела на кухню.
Олька, ну не надо! Стесняюсь я! - бабуля стояла около стула и смущенно теребила нижнюю пуговицу халата.
Бабуленька, ну один разочек, ну пожа-а-а-луйста!
Не дожидаясь, пока бабуля решится, Олька подскочила к ней, расстегнула халат, и, преодолевая слабое бабулино сопротивление, стянула с нее тугие трусы. Бабуля непроизвольно прикрыла рукой мохнатый треугольник, но поняла, что это ни к чему, и смущенно рассмеялась:
Ух, егоза! Ну, егоза - шило в жопе! Ну: смотри, если охота!
Бабуля села на край стула, откинулась на спинку и развела колени. Потом похлопала себя по пизде ладонью.
Дружок, ко мне! Пизда, Дружок! Лизать, малыш!!! Лизать!!! - бабуля потеребила свои крупные, покрытые волосами губы, подергала большим и указательным пальцем капюшон сикеля, опять похлопала ладонью.
Давай, малыш! Давай!
Дружок радостно подбежал к бабуле, ткнулся носом ей между ног, и энергично виляя хвостом заработал длинным мокрым языком. Язык мелькал, выворачивая мокрые внутренности бабулиной пизды, раздвигая и теребя ее, забирался вглубь и размазывал прозрачную слизь. Мокрые волосы прилипли к большим губам, открывая отличный вид на старательную работу пса.
Ах ты гаде-е-ныш! - заохала бабуля. - Ух ты мо-о-рда кобелиная! Подлизывай, подлизывай, суче-о-ныш!
Она, поставила одну ступню на стул, открывая Дружку лучший доступ к своей промежности, а пальцами быстро-быстро дрочила капюшончик разбухшего до размера маленькой фасолины сикеля.
Олька присела, заглядывая Дружку под брюхо, где ярко алела высунувшаяся залупка, протянула руку и пощупала теплый мешок. Дружок тихонько взвизгнул, продолжая целеустремленно лизать бабулину неправдоподобно припухшую и как будто вывернутую манду.
Вдруг, под Олькиной рукой длинная плотная мокрая длинная колбаска буквально выскочила из мешка и собачий круп задрожал.
Не раздумывая, Олька толкнула его, подползла к Дружку под попу, перехватила дрожащий член другой рукой, понюхала, лизнула и обхватила губами. Скользкий фиолетовый член показался Ольке очень соленым, горячим и твердым. Дружок, продолжая шумно лакать обильную бабулину слизь, нервно переступал, приседал и подпрыгивал, отчего его колбаска терлась об Олькины губы. Поняв, чего он добивается, Олька осторожно задвигала головой, скользя губами по стволу, потом увеличила амплитуду и скорость, когда ощутила, как в горло ударила горячая струйка, потому другая. Ладонь, которой она держала член у основания наполнилась чем-то твердым. Обильная, горьковато-соленая жидкость, наполнив рот потекла по щеке за ухо и закапала на пол. Олька, помня бабулины слова, не отпускала трепещущий член изо-рта, принимая все новые порции жидкой собачьей малафьи.
У Длузька тозе хуй, - раздался рассудительный голос.
Олька скосила глаза и увидела сидящего чуть сзади на корточках Сереженьку.
: а у бабуськи пизда.
Сережка! Внучок!!! Иди-тко сюда, маленький! - задыхающимся голосом позвала бабуля.
Сереженька встал и исчез из Олькиного поля зрения.
Давай: Подлижи бабкину пизду: Подлижи как мамке лижешь. Ах ты: Ммм-ых: Ух ты, кутенок!! Почмокай, почмокай!!! Манда-то у бабки ебл-и-и-вая!!! Так и распира-а-ет!! У-у-у-гх, молодчик!!! И-еще!! И-еще!!!
Бабуля сладко пыхтела, охала и ахала. Дружок все сливал малафью Ольке в рот - она все не кончалась и не кончалась.
Мама!!! Оля!!! - растерянный и изумленный мамкин голос дрожал.
Олька выпустила изо рта член Дружка, выскользнула из-под него и на корточках бросилась к мамке, стоящей в проеме двери.
Не теряя времени на разговоры, Олька обхватила мамкины колени и изо всех сил дернула. Мамка потеряла равновесие и, скользя по косяку, осела. Горячая похоть застучала у Ольки в голове. Толчок - и мамка завалились назад. Секунда, и Олька оседлала ее голову, вдавливаясь своей пизденкой ей в рот.
Мамка что-то замычала, вырываясь, ее халат задрался на живот, открывая уже знакомый Ольке орган.
Н-на!!! - Олька с размаху влепила ладонью по мясистым губам
Мамка, взвизгнув, дернулась, сжимая бедра.
Н-НА!!! Н-НА!!! Н-НА!!! - Олька лупила мамку по выпроставшимся грудям, одновременно поднимая и с силой опуская свой таз ей не лицо. - ЛИЖИ!!! ЛИЖИ!!! ЛИЖИ!!!
И только услышав снизу торопливое чмоканье и чавканье, Олька уронила ставшие вдруг ватными руки, запрокинула голову и ритмично задвигала попой.
Из-под ее закрытых век текли слезы.
***
Как жить-то дальше будем, бабы? . . - бабуля, стоя у плиты, подтирала полотенцем у себя между ног.
Олька расслаблено лежала у мамки на животе, рассеянно копаясь пальцами в мокрых складках ее мягкой манды. Выебанный мамкин рот припух. Глаза безучастно смотрели в потолок. Сереженька приставал к Дружку, пытаясь пальцем залезть ему в мешок.
Натворили ведь дел, теперь не воротишь: А и так ведь нельзя - паскудство одно.
Вы как хотите, а я без ебли не могу, - выдохнула мамка, и погладила Ольку по голове. - Если не в доме - по рукам пойду. Для меня мои детки это ведь единственное спасение теперь.
Да уж: рохля ты, рохля и есть, - бабуля сокрушенно и обреченно покачала головой. - А ты, Олька, что скажешь-то.
А я: Я: Я еще хочу!
Бабуля, довольная, расхохоталась, а вслед за ней засмеялась и мамка. Энергичный Сереженька, глядя на смеющихся женщин, радостно носился между ними.
ОЛЬКА. День крайний
Сегодня Ольке было некогда - она готовилась к отъезду.
Девочка уже сбегала во все свои любимые места, попрощалась с речкой, лесом и бесконечным деревенским горизонтом. Теперь она сидит на корточках рядом с сараем, поглядывая на двух женщин, о чем-то тихо беседующих в доме у открытого окна, и чешет мохнатое пузо Дружка. В ее голове вертится калейдоскоп событий, которыми была насыщена прошедшая неделя.
***
Тогда, на кухне, отсмеявшись, и утихомирив разбушевавшегося Сереженьку, женщины остро почувствовали необходимость проговорить и, проговорив, принять то, что с ними происходит. Они переглянулись и, не сговариваясь, расселись вокруг кухонного стола. Сереженька залез на колени к мамке. Бабуля коротко взглянул на них и спросила будничным голосом:
- Ты ему в мандюшку-то давала уже?
- Нет пока: - спокойно, и даже деловито, ответила мамка. - Боюсь чего-то: да и он не просит.
- А сосала ему?
- И-и-и-и! Сколько раз! - мамка нежно улыбнулась, погладила Сереженьку по голове и засюсюкала. - Мамуля любит Селезенькину дудотьку, да, сынок? Любит поцемкать сыночкин хуецек!
Сереженька заулыбался, смущенно откинувшись мамке на плечо.
- Я тоже пососать люблю. - Бабуля мечтательно закатила глаза. - Василий Егорыч, папка мой покойный, приохотил. Мне лет пять, наверно было. Баня у нас была. Знатная. Маманя по субботам топила. В тот раз, помню, отсношал он маманю-то, как обычно, лежит, на полоке, муде свои чешет, а залупа-то так и блестит. А я балованная была - папка меня сильно любил. Подхожу, значит, трогаю пальцем. Папаня молчит. Потом в ладошку взяла хозяйство-то, пощупала-подергала- он смешной такой был, как колбаска. Те-е-плый. А потом чую - растет прямо у меня в руке, да быстро так. Я испугалась, отпустила, а папаня говорит: "Не боись, доця, это он тебе здрасьте хочет сказать". А я: "Да разве же он говорить умеет?". А папаня: "А ты наклонись к нему поближе, может что и услышишь". А маманя ему: "Ты что это, охальник, удумал?!" А он ей: "Цыц, дура, не твоего ума дело" , а сам меня по голове-то гладит, гладит, а елда-то у него как живая - качается, будто здоровается со мной. Ну я наклоняюсь, наклоняюсь, а у самой-то аж дыханье сперло, в животе томление началось.
И не заметила, как он ткнулся мне прямо в губы. Теплый такой, бархатный. А папаня смеется: "Ну вот и поцеловалася с дружком твоим. Как его звать-то теперь будем?" А я говорю: "Васенькой" , - вспомнила, как папку моего маманя называет, когда он ей под живот присовывает. "Вот и ладно! Поиграй с васенькой, а то скучно ему. Смотри, какой у него башлычок!" Я гляжу, а папаня действительно - то спрячет головку под шкуркой, то откроет. Ну и я попробовала. Весело мне так было. А папаня и говорит: "Вишь, Матрена, в тебя видать доця-то!" Маманя ну рыдать, а папка смеется а сам мне мандюшку пальцем теребит потихоньку, а я вся мокрющая, думаю - насикала. А самой так хорошо, так хорошо, видать роток-то и открыла: А потом глядь, а там уже васенька орудует!
