Он поднялся и, как сомнамбула, пошел навстречу этой раковине, не в силах от нее оторвать глаз, и видя, как она постепенно раскрывает створки. Колян протянул руку меж раздвинутых ног, положил туда ладонь на мягкое, горячее и влажное. Тетя Ася, опираясь одной рукой о столешницу, другой обняла парня за спину, потом ее ладонь скользнула вверх, и пальцы запутались в его крепких патлах. Она притянула голову парня к своему лицу, они впились губами во взаимном поцелуе.
Он чувствовал, как опытные руки потянули за ремень его джинсов, и стали расстегивать у него ширинку, потом эти руки спустили ему штаны, а затем и трусы. Все это упало к его ногам. Колян взял обеими руками свою любовницу за попу и притянул к себе, её ноги легли вокруг его бедер. Тетя Ася откинулась, Колян почувствовал, как его взяли за член, оттянули непокорного вниз и куда-то направили. Там было узко, горячо и мокро. Это было сравнимо с погружением в сладостную бездну.
Колян интуитивно понял, как надо двигаться, хотя до этого смутно представлял себе саму технику полового акта. Он двигался ритмично, женщина, как позволяла поза, помогала ему. Дышала тетя Ася довольно шумно, а вскоре и вовсе стала вскрикивать. Колян испугался, что делает больно своей любимой, остановился и спросил, все ли в порядке? Ах, не останавливайся! Никогда не останавливайся, ради всего... Ой, ты боже мой, как он долбит, стахановец мой... У тебя все тело как пружина... Вот что значит молодой парень...
Она стала вскрикивать все громче, тумба слегка поскрипывала, Колян подумал, что у него там что-то перекрылось, потому что давление нарастало, а выплеска не происходило. Ему так было неудобно, да и проникал он не до донышка.
Подожди, сказала тетя Ася, слезая со столешницы тумбы, давай поменяем позицию. Она повернулась к нему спиной и локтями легла на столешницу. Колян обхватил её за груди, прижался к пружинным ягодицам, потом сам вошел, куда надо. В такой позиции, можно было двигаться свободно навстречу друг другу. И когда тетя Ася вскричала особенно громко, у него случился сумасшедший оргазм, и началось вулканическое извержение семени. Сначала он испугался, что тетя Ася забеременеет прямо тут же, и хотел выскочить из норки, но тетя Ася сказала, чтобы он не смел из нее выходить и чтобы продолжал ласкать. Что Колян и делал, лежа на влажной женской спине, и тяжело дыша.
Потом они под душем мыли друг друга. Намылившись душистым мылом, они скользили друг о дружку, яко змеи. Тут Колян познал всю упругость тети асиных грудей. Но это были не все её достоинства и умения. Тетя Ася одарила его оральной лаской. То, что в их среде называлось минетом и считалось чем-то постыдным. Он испытал запредельное блаженство, и почему-то совсем не было гадко. Наверное, потому, что на них лилась смывающая все грехи вода.
Когда они лежали в чистой постели с хрустящими простынями, Колян спросил, не боится ли она, тетя Ася, забеременеть. Тетя Ася ответила, что не боится, потому что забеременеть теперь она уже не может.
- Это почему? - вроде как расстроился парень.
Потому, объяснили ему, что когда-то, очень давно она полюбила парня, которого тоже звали Коля, и "залетела" от него. А он, сволочь такая, взял после того, как узнал, да и сбежал. Отказался от встреч и вообще вскоре женился на другой. Вот и пойми мужчин. Пришлось тете Асе, а тогда еще молоденькой девушке, идти в больницу, где её сначала отругали, как последнюю распутницу, а потом засунули внутрь "мясорубку" и уничтожили плод, доставая его по кусочкам.
- Ужас! - искренне сказал Колян. - Я бы вас никогда не бросил...
- Все вы так говорите, когда знаете, что вам ничего не угрожает...
- Честное слово! Хотите, пойдем в ЗАГС и зарегистрируемся. Мне уже скоро исполнится 17.
- Глупый, ну, глупый же ты... Господи, ну какой еще ЗАГС? . . Женилка у тебя, не спорю, выросла, да еще будь здоров какая... удивительно даже, какой он у тебя большой... Но сам ты еще ребенок. Да мне твоя мать все глаза выцарапает, что я совратила тебя...
Тетя Ася вдруг заплакала. Колян не знал, что надо в таких случаях делать. Стал утешать, как мог. Кончилось это тем, что они опять погрузились в запредельное блаженство и упивались друг другом, не останавливаясь, целых 50 минут. Так показывали часики - будильник на её прикроватной тумбочке.
- Вам нравится, как я могу долго? . .
- Нравится...
- И мне нравится... быть там, у вас, внутри... Узко так, а мужики говорили, что у женщин... ну, не у всех так узко, а даже наоборот... врут, да?
- Это потому, что я не рожала. И груди потому стоят...
- А можно, я вас на ты буду называть?
- Нет.
- Ну и зря...
- Нет, не зря. Потом поймешь, что так лучше... Завтра ты на меня даже не взглянешь...
- А вот и взгляну, еще как взгляну. Я вас навечно полюбил. А завтра мы вместе пойдем на демонстрацию.
- А если твои пацаны увидят, как ты со старушкой под руку идешь в колонне, что они скажут?
- Ну... не знаю... Почему они должны увидеть? Там столько народу будет, что...
- А как же Наташка? Ты, поди, ей обещал то же самое, что и мне?
- Наташка... Наташка...
- Вот видишь, как все сложно. Это тебе не в снежки играть. Это жизнь. И твоя жизнь - это долгая дорога с Наташкой. Которая родит тебе сына, а потом дочь, и будет у вас семья - счастливая...
- А вы? Как же вы? Ася? - он смутился, впервые назвав женщину без детской приставки "тетя". - А, Ася? Как же вы?
- А что я... Переживу как-нибудь. Не привыкать. Да, вообще, на фиг ты мне нужен, салага! Чтобы я о тебе думала.
- Я не салага. Зачем вы обзываетесь? . .
- Так легче... Легче рвать. А еще легче, если мы поссоримся. Это было бы здорово. Поссориться и разойтись, как...
- ... в море корабли?
- Как корабли...
Горела на тумбочке настольная лампа с красным абажуром, и тетя Ася вдруг уснула, на его руке. Он не решался вытянуть руку, хотя она вся затекла. Потом сам куда-то провалился, а когда проснулся, было утро, Первое мая, громко играло радио, и Николай Петрович посмотрел на спящую жену, тихо встал, сходил в туалет, потом помылся, вышел в кухню и стал готовить завтрак для всей семьи.
И вот они все собрались за семейным столом: жена Наталья, сын Вовка, который уже собирался поступать в институт, дочка младшеклассница, по имени Ася. И еще кот Лемур, вылизывал свою порцию в миске.
Потом они все дружно пошли на демонстрацию. Первомайских демонстраций в 90-х годах вовсе не было, были одни митинги, потом народ снова вспомнил добрые традиции, и теперь уже люди шли дружными колоннами, как в далеком счастливом прошлом. Впрочем, Николаю Петровичу грех жаловаться, у него хороший бизнес, не олигарх, конечно, но доход приличный имеет. Жена может не работать и все время отдавать воспитанию детей.
Они прошли всю первомайскую дистанцию - с музыкой, песнями, кое-где и с танцами. Было весело и слегка печально. Потом сидели в кафе и обедали.
После обеда, не торопясь прогулялись до кладбища. Николай Петрович никогда не пропускал этот ритуал. У бабок, что строем стояли с цветами, Николай купил букет.
Могила тети Аси была ухоженной, видно, что её не забывали. Зря что ли он приплачивал сторожу. Николай Петрович положил на могилку свежие цветы, убрал старые. Присел на лавочку, закурил сигарету. Он вообще-то не курил, но надмогильная сигаретка тоже входила в ритуал поминания тети Аси.
Она покончила с собой через два года, после того, как Николай сходил в Армию (ВДВ) и женился на Наташке, дождавшейся его.
Тетя Ася купила в аптеке два флакона йоду, вылила их в стакан и залпом выпила. Правда смогла только один глоток сделать, зато приличный, в стакане осталось на донышке. Горло сразу у нее перехватило, случился спазм. Горло и вся нижняя часть лица почернела и даже до кончиков ушей страшная волна докатилась. Поэтому хоронили её в закрытом гробу.
Николай Петрович встал с лавки и пошел к жене и детям, ожидавшим его неподалеку. В церкви при кладбище Николай Петрович поставил свечку за рабу божью Анастасию.
С паперти они вышли на проспект, ярко светило солнце, был Первомай, любимый тети Асин праздник.
