Получалось это все хуже и хуже. А говорить на эту тему с Давидом она не хотела: просто боялась, что он сбежит от нее.
... А в итоге получилось, что сбежала от него она.
Люда никогда не верила в возможность обучения за рубежом. Университет, конечно, практиковал обмен студентами, но перспектива уехать в другую страну казалась такой зыбкой и несбыточной...
И все-таки, как показало время, даже невозможное возможно.
Самое смешное - Давид сделал все для того, чтобы помочь ей уехать.
- Любовь проверяется временем. А учеба за рубежом - это твое будущее. - Вот и все, что он сказал на ее замечание о предстоящей разлуке длиною в год.
Именно Давид разбирался с бумажной волокитой, необходимой для оформления документов. Это с его легкой руки (и благодаря многочисленным знакомствам) ей удалось пройти все комиссии просто в рекордные сроки.
Несколько месяцев легко умещаются в нескольких строчках, да и память человеческая - такая забавная штука, что хранит лишь осколки событий. Для Люды вся эта неразбериха слилась в какой-то цветной вихрь. Она сама потом с трудом вспоминала, как произошел ее отъезд из страны.
И лишь только глаза Давида она не могла забыть... Удивительно добрые и грустные глаза, в которых смешались покорность судьбе, забота о ней и невыносимая тоска.
Она улетала в конце августа. Напоследок Давид закатил ей банкет в одном из самых крутых ресторанов города. Они почти не говорили, просто пили вино и смотрели друг на друга, смотрели, не в силах произнести даже "люблю". Уж слишком странно прозвучало бы это слово именно сейчас, когда до расставания оставались всего лишь сутки.
Последнюю ночь они не сомкнули глаз. Давид любил ее горячо и страстно, вновь и вновь заставляя кричать от восторга. Задремали они только под утро, а уже через два часа их поднял звонок будильника.
- Пора, малыш, - он тронул ее за плечо. На тумбочке рядом с кроватью стояла чашка горячего кофе.
- Уже? - Сонно пробормотала она.
- Уже, - тихо ответил он.
Всю дорогу до аэропорта он молчал и только обнимал ее крепко-крепко. И лишь когда объявили регистрацию рейса, глухо обронил в сторону:
- Год - это много. Очень много, малыш. Я не могу, не имею права ничего от тебя требовать... Просто... Просто знай: я жду тебя здесь. Но если ты влюбишься там... Скажи мне об этом, хорошо? Я взрослый человек: истерик закатывать не буду. Обещаю.
Она лишь покачала головой.
Последний поцелуй был, наверное, самым сладким из всех... Она с сожалением оторвалась от его губ и прошептала:
- Береги себя. Ты нужен мне. До встречи.
... Жизнь за рубежом захватила ее и понесла по своей колее, да с такой скоростью, что только успевай оглядываться. Новые впечатления, новые друзья, новые встречи...
Однажды она поймала себя на том, что уже давно не проверяла свою почту. Давид, наверное, сходил с ума.
Он писал ей чуть ли не каждый день. Рассказывал о своей работе, о снах, о людях, с которыми ему приходится встречаться.
Каждое письмо заканчивалось словами: "Люблю. Жду. Осталось немного".
Она отвечала ему где-то раз в неделю. Писала мало: не так много свободного времени было, да и домой она приходила довольно поздно - в первый же месяц удалось устроиться продавщицей в неплохой магазин, правда, работать приходилось с трех дня и до часу ночи.
Открыв почту, она обнаружила там кучу писем от Давида. В первых он был спокоен, но чем дольше ждал ответа, тем тоскливее становились его строки.
"Где ты, малыш? Я все понимаю: работа, учеба, люди... Но хоть иногда оставляй мне весточку: как ты? Меня просто наизнанку выворачивает от того, что ты молчишь".
"Прости, - отвечала она. - Дел невпроворот. Не волнуйся. Все хорошо".
Три раза за это время они созванивались. А потом прекратили по его просьбе.
- Я не могу, любимая, извини... Это очень тяжело: слышать твой голос и понимать, как ты невыносимо далеко. Просто пиши мне письма...
... А потом в ее жизни появился Мик.
Он не просто появился, а ворвался каким-то невероятным вихрем. Это был не человек, а сгусток энергии. Живя рядом с Давидом, она привыкла, что возле нее находится спокойный и уверенный в себе мужчина, для которого проблем почти не существовало.
Мик был полной противоположностью Давида. Он словно притягивал к себе сложные вопросы, которые решал шутя, даже не сильно задумываясь над тем, как он это делает.
Непоседливый, до невозможности ехидный, он умудрялся, казалось, быть в пяти местах одновременно. Душа компании, гитарист и пианист, красавчик, спортсмен, любимец преподавателей, баловень судьбы...
Его отец был председателем директоров крупной фирмы, мать - известным математиком. Он унаследовал от нее цепкий ум, а от отца - умение уговорить кого угодно и на что угодно. При желании этот человек мог продать дубленки жителям Африки.
По нему сохли чуть ли не все девочки университета. А глаз он положил именно на нее.
Сопротивлялась она долго. По ночам рыдала в подушку, потому что ее разрывало на части. У нее был Давид. Где-то там, далеко-далеко, какой-то призрачной тенью.
И был Мик. Здесь и сейчас.
Сердце требовало верности, тело - любви.
Сердце проиграло.
Когда она проснулась и обнаружила у себя в постели Мика, то вышла в ванную и там долго плакала. Полчаса, не меньше. Перед глазами мелькали картины прошлой ночи. Они с Миком пьют вино... В голове уже шумит, но это даже забавно... Мик целует ее в губы, Мик начинает раздевать ее, Мик резко входит в нее и она обхватывает его ногами, словно со стороны наблюдая за тем, как на кровати сплелись два разгоряченных молодых тела...
Поплакав, она вышла в комнату, села за компьютер и написала письмо всего из нескольких фраз.
"Я не выдержала. У меня появился любовник. Пойми меня и прости. Хотя понять ты не сможешь. Тогда только прости".
Ответа пришел на следующий день. Очень короткий и простой. Но она понимала, что в каждом слове кровоточит боль.
"Я постараюсь понять. И постараюсь тебя забыть. Не знаю, как, но постараюсь. Будь счастлива. Я завидую тому, кому ты отдала свою любовь. Время с тобой было самым восхитительным в моей жизни. Ты подарила мне невероятную сказку. Но сказки заканчиваются. Не буду говорить "люблю", это глупо. Но ты и без того знаешь, как я к тебе отношусь. Все это время я хранил тебе верность. Это не упрек, а просто показатель моего чувства. Ты - мир, который я потерял, и мир, который я приобрел. Его не вычеркнуть из сердца и не заглушить другими женщинами, сколько бы их еще ни было у меня. Прощай. И только одна просьба: не пиши мне больше, мне будет невыносимо больно".
Роман с Миком, вспыхнувший ярким пламенем, продлился всего три недели после того, как они оказались в постели. Мик не мог быть верен какой-то одной девушке, он жил от победы к победе. Слух о том, что у него есть еще кто-то, кроме нее, появился сначала зыбким отзвуком шепотка за спиной, потом многозначительными взглядами, которыми обменивались однокурсницы, и, наконец, признанием самого Мика. Он не извинялся и ничего не объяснял. Просто пришел и сухо произнес:
- Между нами все кончено.
Она долго кричала ему в лицо все, что думает о нем, периодически переходя на русский. Мик хладнокровно выслушал ее, а потом заметил ледяным тоном:
- Я надеюсь, теперь ты остынешь?
И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел.
Что она могла сделать? Написать Давиду и все рассказать? Глупее не придумаешь. Она даже не могла поделиться своей болью с подружками из университета: те наверняка скоро начнут тихо злорадствовать, ведь слухи разносятся быстро.
Весь мир сократился до каких-то минут. И за это время в ее голове пронеслись картины, связанные с Давидом.
Вот они знакомятся: незнакомый мужчина в дорогом костюме, наплевав на судьбу лакированных ботинок, подхватывает ее на руки и переносит через лужу. Лужа глубже, чем кажется на первый взгляд, и мужчина с легкой досадой смотрит на брюки, испачканные чуть ли не до колена.
Вот он только начинает за ней ухаживать: розы утром под дверью, машина под окном, улыбающийся ей знакомый незнакомец... "Я просто подвезу вас, прошу вас, не отказывайте мне в этом маленьком капризе".
Вот они целуются под дождем, не обращая внимания на косые взгляды людей, сгрудившихся под козырьком магазина. Им двоим дождь не помеха. Он даже придает поцелуям особый вкус.
Вот они первый раз занимаются любовью: безумие, захлестывающее с головой, страсть, отзывающаяся скрипом кровати, его крик радости и ее немного наивный вопрос: "А что же дальше?".
Вот они с мулаткой ласкают Давида...
Вот Давид смотрит ей в глаза, и в его взгляде - страсть, счастье и благодарность за восхитительную ночь.
Вот они в аэропорту...
И его слова... "Знай: я жду тебя здесь. Но если ты влюбишься там... "
И его последнее письмо: "Не пиши мне больше".
Следующие недели тянулись медленно, как мед, стекающий с ложки. Люда завела привычку вычеркивать дни, оставшиеся до отъезда. С Миком она больше не встречалась, а на поползновения других мужчин откровенно огрызалась.
Обратно в Россию она возвращалась, все еще надеясь на что-то, на какое-то чудо, прихоть судьбы, на невероятный поворот событий - ведь все бывает в этом мире.
Она не стала предупреждать о своем визите, даже сама не зная, почему, а просто пришла к нему в квартиру и позвонила в дверь. Ей открыла невысокая красивая женщина лет тридцати и окинула подозрительным взглядом.
- Вы к кому?
- Простите, меня просили передать Давиду на словах...
- Давида сейчас нет, он в командировке, если хотите - передайте мне.
- Тогда скажите... Скажите, что... - Она еще пару мгновений стояла на пороге, а потом ушла, так и не договорив до конца фразу. Да и что она могла сказать женщине, которая живет в доме Давида?
