Дорога повернула последний раз, и коляска подкатила к высокому парадному крыльцу дома, украшенному неожиданным в такой глуши портиком с колоннами. Их ждали. Дворовый мальчик, завидев экипаж, метнулся куда-то за колонны, и к тому моменту, когда лошадь сама остановилась на знакомом по-видимому месте, на крыльцо уже выбежала девочка лет десяти, следом вышел молодой человек, точнее - юноша, в серых свободных брюках и белой рубахе навыпуск и седоватый мужчина в сюртуке, с бакебардами и невозмутимым взглядом привыкшего и готового ко всему человека.
Сбоку показалось несколько девок и с ними тот самый мальчик, что первый заметил гостей, а точнее, одну гостью, которая, еда коляска встала, спрыгнула на землю и побежала навстречу кузине. Только теперь Соня вспомнила, что забыла поправить чулки и они спустились на ботинки. Но Любочка, которая заметно подросла с тех пор, как гостила у них в N*ске, была вовсе без чулок, да еще и в сарафанчике, открывающем не только острые коленки, а и на пару ладоней выше. Она налетела радостным вихрем, обнимая, тормоша, тыкаясь в лицо частыми беспорядочными поцелуями. Отступив наконец на шаг и прижав кулачки к груди, но не в силах унять щенячью радость, девочка несколько раз дернула коленками и даже подпрыгнула попискивая
- Соничка! Соничка! Какая же ты красавица! Ой, смотри Алеша, какая Соня красивая стала. Маменька, маменька, Соничка уже невеста, да? - Люба схватила за руку сошедшую с экипажа Людмилу, словно требуя немедленного подтверждения скорой свадьбы только что прибывшей кузины. Соня поймала восторженный и немного смущенный взгляд двоюродного брата. Для 16 летнего юноши, он был мелковат, хрупок, и старался догнать возраст нарочитой серьезностью и скупостью движений, отчего выглядел немного комично. Но глаза были совершенно мальчишечьи, и девочка заметила, как они быстро скользнули по ее оголенным ногам, прежде чем встретиться с ней взглядами.
- Алешенька, ну что ты, право! - Засмеялась Людмила Ильинична, видя, как сын пытается поймать и поцеловать руку гостьи. - Поцелуй сестренку как положено! - Мальчик глянул на мать и шагнул ближе. Соня сама обняла его и подставила губки для сестринского поцелуйчика, который почему-то затянулся, увлажнился, растекся по телу истомой и наполнил сладкой тяжестью низ живота. Она ощутила язык брата и толкнула свой навстречу.
- Ну вот, другое дело. - Людмила улыбнулась, а Любочка засмеялась, радосто хлопая ладошками и снова подпрыгивая.
- Мирон, а где Андрей Ильич? И обед, готов уже? -
- К обеду все готово. А барин велели не беспокоить. Они в кабинете. -
- Так ступай, скажи, что мы вернулись. -
- Не могу-с. Заходить не велено, пока сами не выйдут. Гости у них важные. -
- Что за гости? -
- Их высокопревосходительство господин стацкий советник Берг-с и с ним двое господ. Вроде как ученые из Столицы. -
- И давно они там? -
- Часа два, как прибыли-с. Сперва в библиотеке коньяк пили и курили, а потом в кабинет ушли, и Андрей Ильич велели не тревожить. -
Проголодавшуюся гостью покормили в буфетной. Любочка не отходила от сестренки, весело щебетала разные глупости, что-то спрашивала и тут же, не дождавшись ответа, опять начинала рассказывать сама. Соня пощипала отварной курятины, съела, кусочек сыра и, к огорчению пышной кухарки Матрены, отказалась от бесчисленных холодных закусок и разносолов, которые та предлогала.
- Вы, барынька, хоть молочка попейте. Хорошее молочко, утрешнее. - Соня отказалась от молока, но пить хотелось, и она уж было решила попросить воды, но заметила большой стеклянный кувшин, наполненный жидкостью бледно-рубинового цвета. На дне виднелись какие-то ягоды или фрукты, и девочка решила, что это компот.
- Вот это можно попить? Цвет красивый. Это не вино? -
- Нет. Не вино... - Кухарка проследила за ее взглядом, замерла, потом медленно повернулась, задумчиво поглаживая передник.
- Это отвар такой. -
- Ну и что, давай. Он не горький же? -
- Не горький. Сладкий... - женщина протерла фартуком большую фарфоровую кружку, сняла с кувшина салфетку и наполнила посуду на одну лишь треть.
- А что так мало? - Сонечка вдохнула легкий медово-цветочный аромат.
- Отвар ведь, - тихо оправдываясь проговорила Матрена, - Его много не пьют. Да вы попробуйте, мигом жажду снимет, с первого глоточка... - Вкус был странный, но приятный, кисловато-сладкий. Казалось, что напиток слегка перебродил, подобно квасу, язык и небо покалывало, как-будто крохотные, невидимые глазу льдинки. Женщина напряженно следила, как она пьет, и когда кружка опустела, быстро отвела взгляд в сторону, расправила салфетку и, снова накрыв кувшин, убрала его в буфет.
***
Когда мамочка и Аннушка увели Сонечку показывать ей комнату, чтоб дать гостье отдохнуть с дороги и привести себя в порядок к обеду, на который наверняка останутся папенькины гости, Люба задержалась на кухне.
- Матрена, а мне налей отварчика? -
- Вам нельзя, маменька не велели. Нельзя его девочкам часто пить. -
- Ну хоть глоточек? Маменька и не узнает. - не унималась Любочка.
- Это же не просто питье, а лекарство. Не положено лекарство часто пить. Да и папеньке вашему с Алешей так ничего и не достанется. Это же для них делано. -
- Ну я же капельку... - Конючила малышка.
- Что с тобой делать... - Матрена покачала головой и сокрушенно всплеснула руками. - Опять ведь описаешся, как давеча, у Андрей Ильича на коленях прямо. - Не переставая ворчать, кухарка полезла тем не менее в буфет.
- Ой, ну и что! Папочка никогда не сердиться. -
Матрена и вправду всего лишь капнула на дно кружки, едва-ли больше пары глотков. Но девочка, выцедив содержимое, запрокинула голову и подержала перевернутую кружку над открытым ртом, чтоб туда скатились последние капельки. Блаженно жмурясь, она обизала губы. Казалось, еще немного, и она начнет вылизывать ее словно кошечка после настойки валерианового корня. Кухарка опять покачала головой и отвернулась, пряча улыбку.
... Комната Сонечке понравилась. Большая, светлая, кровать широкая. Девочка подбежала к окну, из которого открывался живописный вид на лесистые холмы и краешек синего озера. Вдали, у горизонта, выбеленные дымкой холмы поднимались еще выше, где-то там начинались Горы.
- Как красиво! - Соня вздохнула. - Так жалко, что мы раньше сюда не приезжали. -
- Приезжали. Ты просто маленькая была, не помнишь. - Тетушка подошла и приобняла племянницу, целуя в светло-русую макушку и перебирая пальцами волосы. Позади них, за легкой передвижной ширмой, девки быстро и слаженно готовили все для купания: наливали, смешивали, подносили и тут же исчезали. Осталась только Аннушка, которой и предстояло купать девочку.
- Ну, раздевайся, надо ополоснуться с дороги. - Людмила расстегнула и помогла снять платье, от рубашки Сонечка избавилась сама, просто опустив с плеч бретельки и перешагнув упавшую одежду. Присев на край постели она стянула с ног чулки. Аннушка неотрывно следила за каждым ее движением. Так детвора завороженно смотрит на парение бумажного змея, или голубятник следит за кувырканием в небе любимого турмана. Вспомнив, что она не одна, девушка быстро поймала укоризненно-насмешливый взгляд хозяйки и опустила глаза.
- Вот сюда садитесь, сперва голову помоем. - Аннушка постелила на небольшое деревянное креслице сложенную простынь, потом поставила перед Соней тазик на табурет и налила в кувшин теплой воды.
Людмила Ильинична вышла. Вымыв голову и отжав слегка волосы, девушка ловко намотала полотенце, убрала тазик с табуреткой и поставила на их место большой таз, чтоб обмыть все тело. Это, незатейливое в общем-то, дело немного затянулось. Вроде бы Аннушка делала все, как обычно в таких случаях делают все женщины, купая детей. Но движения ее показались бы стороннему наблюдателю чуть замедленными, плавными, непрерывными, похожими на загадочный танец ладоней и пальцев или попытку решения задачи: нарисовать фигуру, не отрывая карандаша от бумаги.
Руки, ноги, бедра, спина, грудь, Соня неподвижно стояла и млела, слушая непрерывный тихий говорок девушки, сопровождавший путешествие ее рук по всем изгибам тела. Она произносила понятные по отдельности слова, нахваливалала, приговаривала, комментировала свои действия, какое все должно быть чистое, да красивое, но в совокупности этот процесс превращался в некий колдовской ритуал, смешение движения, слов и главное напевной интонации. Девочка словно погрузилась в полудрему, а когда, закончив петь и мыть, Аннушка облила ее чистой водой из кувшина, даже вздрогнула и удивленно огляделась, словно не понимая, где находится.
- Ну вот. А теперь садись снова, а ножки вот сюда положи. Самое главное помыть осталось... - Сонечку никогда не подмывали так, но она послушно устроилась, откинувшись на слегка наклоненную спинку, в креслице и выставила на обозрение служанки свои девичьи прелести. Аннушка присела и улыбнулась, катая в мокрых ладонях кусочек мыла. Теперь ее взгляд светился откровенной, радостной похотью. Любовно огладив все поверх, она заиграла пальцами уже и не моя, а просто лаская, возбуждая, онанируя покорную девочку, которая и не думала противится такому обращению, а напротив, старалась еще шире раздвинуть ножки.
- Вот, вот как хорошо. Ах ты, моя прелесть, - приговаривала Аннушка, потирая клитор, скользя по нежным набухшим лепесткам. То и дело она переводила взгляд на искаженное грмаской наслаждения лицо малышки. Зажмурив глаза Сонечка ослабленно мотала головой и часто, быстро выдыхала, напрягая бедра и живот. Осторожным нажимом Аннушка проникла в узкий вход, но палец неожиданно легко зашел в теплую и упруго-скользкую глубину влагалища. Этот факт лишь на секунду озадачил девушку. Она достала до дна, заставив ее томно выгнуться, медленно извлекла палец, огладила скользкий призывно раскрытый цветок и снова погрузилась в лоно, шевеля и двигая пальцем внутри. Второй, свободной рукой, она уже давно, забравшись под платье, ласкала себя между ног.
