*1. УТРО НОВОГО ДНЯ*
С вершины скалы все предстало застывшим на мгновение бушующим морем. Порывистый ветер гнал один за другим, уходящие за горизонт волны холмов. Высоко в небе, парила, маня за собой, большая черная птица. Запрокинув голову, он с тоской и завистью смотрел на нее. Сердце замерло от грохота камней под ногами. Отчаянно взмахнув руками, он рванулся вверх, но тело сковал стальной панцирь и падение казалось бесконечным. У самой земли чьи-то руки подхватили его. Панцирь рассыпался фейерверком ярких огней и он растворился в сомкнувшихся над ним теплых ладонях.
Пытаясь вернуться в прерванный сон, Юра еще лежал с закрытыми глазами, но вдруг почувствовал, как что-то теплое медленно растекается по его животу, пропитывая сбившиеся трусы, а его член, вздрагивая, упирается в мягкую ткань одеяла. Обрушившееся на него смятение начисто стерло обрывки сна. Смутное предчувствие, переросло в необъяснимый страх, когда, осторожно приподняв край одеяла, он просунул руку вниз и нащупал пальцами липкую остывающую слизь. "Лучше бы обоссался" , - подумал он в отчаянии.
Яркий свет утреннего солнца заполнил комнату. "Сегодня я вернусь поздно!" - услышал он за дверью. "Тоже мне новость!" - его губы скривились в презрительной усмешке. Для него давно не было секретом, почему его мать часто задерживается, уезжает на несколько дней в "командировку" , или зачем приводит с собой очередного хахаля. "Это надо для нас обоих, пойми! Тяжело жить одной, да и тебе отец нужен" , - пыталась оправдываться она, ловя на себе укоризненные взгляды сына. Действительно, мысли об отце иногда приходили ему в голову. С затаенной завистью он смотрел порой на своих благополучных сверстников, направлявшихся куда-то всей семьей, или собиравшихся с отцом на рыбалку, но больше всего он хотел быть рядом со взрослым мужчиной, чувствовать его присутствие, ощущать запах мужского тела.
Дождавшись, привычного щелчка входной двери, Юра встал, прошел в ванную, тщательно вытер живот и стал внимательно рассматривать большое мокрое пятно. Потрогав его и даже понюхав, но, не найдя объяснения, он хотел было бросить трусы в кучу грязного белья, но потом передумал и принялся за стирку, размышляя о том, что с ним произошло. Потом он забрался в ванну. Вода с шумом поднималась, согревая и успокаивая, отгоняя мрачные мысли. От резкого переключения смесителя шланг неожиданно оторвался от лейки и заметался, поливая все вокруг. Раздумывая, что теперь делать, он смывал с себя пену струей воды, направляя ее все ниже и неожиданно вздрогнул от пробежавших по телу мелких мурашек. Нахлынувшая теплая волна приятного томления, которое он так часто испытывал последнее время, прокатилась по всему телу, заставляя направлять струю воды туда, куда подсказывали ему его ощущения. С интересом и нарастающим наслаждением он наблюдал, как оживает, быстро выпрямляясь растет, встает и распускается словно цветок его, то и дело, напоминающее о себе последнее время, постоянно не находящее себе места и, норовящее в самые неподходящие моменты раздвинуть отведенное ему пространство, мужское отличие. Юра увеличил напор и, затаив от волнения дыхание, провел струю снизу вверх, затем обратно один раз, потом еще и еще. Он все острее чувствовал неминуемое приближение чего-то, что был не в силах сдержать. И вот, затягивавшийся все это время внутри него узел лопнул и шланг выпал из рук. Сжав рукой, съежившиеся, будто от холода, превратившиеся в шар, яйца, сцепив зубы от затрясшего его озноба наслаждения, Юра смотрел, как молочного цвета струи, словно нектар, одна за другой вырываются из него, разлетаясь брызгами по животу и ногам, сотрясая все его тело.
Некоторое время он, не шевелясь, наблюдая, как мутные капли стекают тонкими ручейками по его мокрому телу. Конечно, в общих чертах он уже представлял себе, что это и даже знал, как оно называется, но никак не ожидал, что такое может произойти с ним, а его представление о назначении мужского достоинства омрачалось напоминанием о матери и тем, что он пару раз уже видел через щелку неплотно закрытой двери ее комнаты.
Мать вернулась поздно и снова с кавалером. Юра проснулся, почувствовав на себе чьи-то руки. В комнате было тихо, только в спальне слышалось привычное посапывание матери. Его голова лежала на широкой груди, мягкий ворс под щекой щекотал нос, большая грубая ладонь нежно гладила волосы, другая рука скользила вверх и вниз по спине, скатывая резинку трусов. Притворяясь, что спит, слушая гулкое биение сердца, он прижался еще плотнее, и крепкие руки тут же откликнулись, сжав его тело, а потом судорожно заметались, стаскивая трусы и что-то горячее, твердое уперлось в живот. Жесткие усы кольнули его губы, а от запаха водки и табака перехватило дыхание. Откинув одеяло, мужчина, завис над ним черной тенью, и, взяв его руку, положил ее на то большое и твердое, что так пылало и, нетерпеливо подрагивая, упиралось в него.
Иногда, рассматривая себя, Юра пытался представить, как эта штука выглядит у взрослых, но никогда не думал, что она может быть такой большой, словно гриб с твердой шляпкой, быстро выросший после летнего дождя. Доверчиво вздрагивая его руке, гриб вытянулся еще длиннее и застыл горячим камнем. Он осторожно сжал пальцами шляпку, и капля влаги побежала по ладони. Юра замер в ожидании продолжения сказки, но тут дверь комнаты, где спала мать, распахнулась, словно слетела с петель. Визг, крики, ругань, что-то падало, звенело, потом, хлопнула входная дверь.
Вдалеке от городского пляжа, в густом кустарнике, у небольшого пятачка отмели Юра знал место, где иногда под вечер появлялись парочки или компании мужиков, чтобы повеселиться и отдохнуть, не привлекая внимания посторонних глаз. Пару раз он даже видел их голыми. Присматриваясь, где бы на этот раз, понадежнее спрятать велосипед и искупаться, Юра оглянулся вокруг. "Все равно никого нет" , - подумал он, снимая трусы. Осторожно, чтобы не порезаться об острые листья осоки, он почти добрался до берега, как вдруг услышал голоса, прерываемые негромким смехом. Буквально перед собой, в зарослях высокой травы он увидел двух совершенно голых парней. Они стояли обнявшись и что-то поочередно говорили друг другу, а затем, рассмеявшись, повалились на землю. Юра притаился. Ему нравились соревнования по борьбе, которые он смотрел по телеку и, особенно, те моменты, отзывавшиеся в нем необычным волнением, когда один из борцов, просунув руку между ног другому, наваливался ему на спину, прижавшись сзади.
И вот теперь, как в первом ряду у ринга, он видел перед собой два сплетенных мускулистых тела. Неразборчивый шепот и взрывы смеха прерывались долгими паузами, когда они, сомкнувшись губами, замирали, стискивая один другого в объятиях. Боясь пошелохнуться и выдать себя, он вздрогнул, и мельком взглянув вниз, увидел, как уже открывшаяся головка его члена коснулась колючей ветки. Он машинально погладил ее, и теплая волна прокатилась по телу. Тем временем, один из парней, встав на колени между раздвинутых ног другого, наклонился над ним, плавно прогнулся и его торчащий впереди штык исчез. У Юры перехватило дыхание, он снова опустил руку вниз, - вся ладонь стала мокрой и скользкой. Пытаясь вытереться, он провел ею по всему члену, и легкая дрожь рассыпалась по телу. Не отрывая глаз, почти не мигая, он продолжал наблюдать за схваткой. Парень внизу тихо охнул, сжимая руками стебли травы, а тот, что сверху, прерывисто задышал и задергал задницей. Точно также сжимая член, сама собой заскользила и его рука. Послышался сдавленный стон, парень сверху несколько раз резко выгнулся, словно стараясь вбить лежащего под ним в землю, а затем рухнул на него всем телом. В паху у Юры пронзительно заныло, маленькие огоньки, как по запальному шнуру, один за другим стремительно побежали снизу, разлились жаркой волной и, слившись в огненное кольцо, будто взорвались, покрывая все вокруг себя брызгами теплых капель. Опять, как и тем утром, он с удивлением смотрел на этот теплый, мутный, стекающий длинными соплями между пальцами странный кисель.
Сначала он испугался, услышав шорохи, и какую-то возню в подвале, куда он забрался, играя с ребятами в прятки. Наверно бомжи или алкаши, подумал он, собираясь перебраться в другое место, как вдруг услышал: "Эй, пацан, постой на стреме!"
В полумраке едва можно было разобрать, что происходит под лестницей. Лишь, белевшая над приспущенными штанами задница прыгала, как игрушечный заяц, между таких же белых широко раздвинутых ног. Оба сильно пыхтели, но на драку это похоже не было. Послышались сдавленные крики, а тот, что с голой задницей, вдруг замычал словно от зубной боли и замер.
Юра бросился бежать, но любопытство пересилило страх и, присев на лавку, он решил подождать, кто же выйдет из подъезда.
"Ну, что струхнул?" - услышал он за спиной и, оглянувшись, увидел грозу пацанов всего района.
Юра съежился, когда тот сел рядом.
"Пизда! Не дала в себя кончить!" - выругался он, стряхивая прилипшие капли.
"Есть чем вытереть?" - спросил он, кивнув головой на свои, испачканные впереди каким-то клейстером, брюки.
"Чем это ты?" - спросил Юра, вытаскивая из кармана замусоленный платок.
Вскоре вся округа знала, что Юра закорешился с Николаем. Он стал его тенью, а Николай - его покровителем и наставником. Сами того не замечая, они вскоре привязались друг к другу, став почти неразлучными.
***
Николай откинул одеяло в сторону и, широко раздвинув ноги, привычно провел пальцами по напряженному члену. Каждый раз эта игра со своим телом будила в его воображении то безумные оргии, то образы соперников, поверженных силой его мускул и мужского превосходства. Вновь и вновь, растягивая во времени незримые видения, он оттачивал воображаемое до мельчайших деталей, до изнеможения, до прерывистых хрипов и дрожи, до полного воплощения своей очередной мечты и, наконец, забившись в судорожном экстазе, растворялся в безудержном ликовании рвущейся из него неуемной энергии.
В широком зеркале стенного шкафа отражение, замершего как на фотографии тела, смотрело на него из-под прямых густых сросшихся бровей, неподвижным взглядом затененных длинными ресницами зеленовато-серых глаз. Широкие скулы, впалые с небольшими ямочками щеки и почти прямоугольный подбородок дополняли его лицо неповторимыми первобытными и, вместе с тем, удивительно гармонирующими с общим обликом чертами. Прямые, непогодам развитые, плечи нависали над узкими бедрами и впалыми, будто два вместе сжатых мяча, упругими выпуклыми ягодицами. Рельеф, искусно, как из камня, вырезанных крепких рук, и завораживающий орнамент курчавой поросли, раскинувшейся широкой кроной по мускулистой груди, невольно увлекал взгляд вдоль широкого водопада, падавшего густым темным потоком по кирпичным ступеням живота. Набирая силу и разливаясь все шире, он зависал на мгновение большим грозовым облаком и затем рассыпался паутиной по ногам.
