Я, как обычно, возвращалась из института на метро. Был уже вечер, но народу было необычно много. Наконец-то прибыл заветный поезд, и толпа внесла меня в него. Я стала искать глазами хоть какой-то просвет, однако с моим не очень высоким ростом сделать было это почти невозможно. Так я почти на весу проехала две остановки, и тут долгожданная остановка на пересечении с кольцевой линией немного отпустила меня, я даже заметила в середине вагона одно очень узкое местечко для сидения. Пользуясь тем, что новая партия людей ещё не вошла, я бросилась на единственное свободное место.
Уже почти рядом с целью дорогу мне перегородил рослый мужчина. Мне показалось, что он тоже хочет сесть. Я мгновенно отреагировала, повернув в сторону, но он, находившийся ко мне в пол-оборота, попытался освободить мне дорогу к месту для сидения, и снова оказался на моём пути. Я украдкой посмотрела на него - столь заветное место он, кажется, уступал мне. Я с трудом протиснулась сквозь двух упитанных тёток, которые, никак не реагируя, занимались чтением. Мне ничего не оставалось, кроме как выбраться из их тисков, пересесть на край сидения и упереться глазами в пол. Мужчина с высоко выбритой мощной шеей стоял прямо передо мной, одной рукой он держался за верхний поручень, а другой необычно часто поправлял воротник своей кожаной куртки, который и так безупречно стоял. Он рассматривал какой-то журнал, часто переступая ногами, что я невольно обратила внимание на его безупречные туфли, и мне стало как-то неловко за свои слегка поношенные сапожки, которые я носила третий сезон. Рядом сидевшая тётка, оторвавшаяся на несколько секунд от чтения, демонстративно отвернулась в сторону, выразив тем самым какое-то своё неудовольствие. В этот момент, пытаясь понять, в чём дело, я посмотрела на другую соседку, которая тоже сидела ко мне в пол-оборота. Ничего не понимая, я подняла глаза - передо мной был развёрнутый журнал, который мужчина небрежно листал, я не видела его лица. Единственное, что было передо мной - его крепкое тело, туго стянутое ремнём, выглядывающим из-под короткой кожаной куртки. Разглядывая его дорогие туфли, мне показалось, что ткань брюк на нем была очень тонкая и слишком рельефно обтягивала в некоторых местах мощные ноги.
Мои соседки на очередной станции как по команде встали и незаметно двинулись в разные стороны к дверям, я попыталась подвинуться на временно освободившиеся места, но они оказались занятыми быстро сориентировавшимися вновь вошедшими старушками. Единственное, что я успела сделать, так это плотно прижаться к спинке сидения. Стоявший рядом со мной мужчина сразу заметил мою растерянность и, как будто, пользуясь случаем, совсем по-свойски навис надо мной и продолжал без особого интереса рассматривать журнал. Я решила никак не реагировать на это, и, прикованная к спинке сидения, смотрела только вперед. Мне стало понятно, почему так нервно вели себя мои бывшие соседки. Тонкая ткань брюк настолько плотно обтягивала его ноги, что мужской орган был представлен как на выставке. Я почувствовала, что он смотрит на меня поверх журнала, и тоже подняла глаза. Мужчина, наклонившись ещё ниже, расплылся во весь свой здоровенный рот: "Нравится?" Меня охватил страх, я чувствовала себя маленьким ребёнком, который очень сильно провинился, и, если не сейчас, то в скором времени, должен получить наказание. Я стала понимать, что рядом сидевшие люди, уже рассматривали его не иначе, как моим знакомым, потому что никто не реагировал на его слова, они были адресованы только мне. Да и незнакомые люди не могут находиться так близко.
"У твоего как с этим? Всё в порядке?"- прохрипело над моим ухом.
Опомнившись, я попыталась как можно строже посмотреть на него, но, встретившись глазами, ещё больше разволновалась от его самоуверенного жёсткого взгляда. Я не видела, а слышала, как он нервно снимал и снова с силой натягивал перчатки на свои кувалды так, что тонкая кожа от такого напора только потрескивала. Он недобрыми взглядами провожал всех, кто хоть как-то пытался выразить несогласие с его поведением. В этот момент у него зазвонил мобильный телефон, я сразу почувствовала некоторое облегчение, рассчитывая на то, что разговор ненадолго его отвлечёт, и я смогу уйти подальше от этого места. Однако, только пошевелив ногами, я поняла, что ступить мне некуда, на мой почти умоляющий взгляд снизу вверх, продолжая слушать трубку, он отрицательно помотал головой и уже в трубку добавил: "Увольняй её прямо сейчас, я нашёл... новенькую, она вам понравится... . ".
Надо мной снова нависла его огромная фигура: "Пойдёшь ко мне работать? Работа непыльная... . ". Я снова подняла на него глаза, пытаясь понять, откуда такой натиск, и почувствовала лёгкий запах алкоголя. Из висевшей на руке узкой бар-сетки он вытащил визитку и сунул мне. Я увидела название какой-то неизвестной компании и должность - Генеральный Директор.
"Голова не закружилась? Будешь моей секретаршей. А потом посмотрим... . Ну, как, идёт?".
Я невольно стала поправлять пакет, в котором лежали мои конспекты и учебники, а незнакомец, двумя пальцами раздвинув пакет, совсем осмелел: "Учишься? Это хорошо. Одно другому не помешает, теперь я буду твоим учителем". На последнюю реплику рыжий парень, сидевший неподалёку от меня, как-то неловко хохотнул, и сразу его кепка оказалась с треском надвинутой ниже подбородка. Все остальные молча смотрели по сторонам, но только не на него.
Я вспоминала все наставления, которые получала с детства, как вести себя в подобной ситуации, но ничего не могла придумать, меня одолевал страх за то, что я молча выслушивала его, как будто подтверждая тем самым согласие. Одновременно внутренний голос мне подсказывал, что всё это нужно выдержать без скандала, хотя окружающие только и ждали, когда же я дам настоящий отпор этому "мерзавцу" и, не дождавшись, теряли всякие симпатии ко мне. Меня стало беспокоить, что в вагоне всё меньше и меньше оставалось народа, а до моей остановки было ехать ещё минут двадцать или больше. Я решила выйти на первой же остановке и быстро пошла к двери вагона, но почувствовав, что он последовал за мной, прошла в конец вагона и села на свободное место. Ему особого труда не составило устроиться рядом - "благородные" пассажиры активно подвинулись, уступая место его грозному виду. Устроившись рядом, он бесцеремонно закинул одну руку мне за спину, и, наклонившись так, что я почувствовала его дыхание, стал внимательно рассматривать меня. Меня с детства выдавали красные пятна, появлявшиеся на лице, если я очень волновалась, и он не мог этого не заметить. "Ты вся "окумачела"? Я к тебе даже не притронулся", - и его рука уже незаметно обвила мою шею, а другая снова нырнула в мой пакет и вытянула оттуда тетрадь. Прочитав титульный лист, он с удовлетворением озвучил: "Вот мы с тобой, Сашенька, и познакомились. Значит, ты изучаешь медицину. Это хорошо. А в морге ты была?" Такой неожиданный вопрос застал меня врасплох, и я тут же выпалила: "Нет!" Он расплылся в улыбке во весь свой широченный рот и уже совсем серьёзно объяснил: "Наконец-то я услышал твой голосок. Теперь ты будешь со мной долго говорить, ведь это правда? ... ... . А в морге ты ещё успеешь побывать". От такой перспективы моя рука потянулась за тетрадью, чтобы её забрать, он чуть придержал тетрадь, а затем сам по-хозяйски засунул её в пакет.
"А у тебя какая специализация на медицинском? - он заговорщически смотрел на меня и, метнув взгляд на мои ноги, продолжил - Не гинекология?".
Меня охватил жар. Почему он всё знает про меня и почему задаёт такие вопросы? Кто ему дал право?
"Может, вместе поизучаем науку? ... На практике?". Он вытащил из кармана затемненные очки и, приставив их себе между ног, почти прогоготал: "Как тебе мой профессор? Он хоть сейчас... ... поставит тебе... ... . зачёт".
"Или у тебя свой профессор есть?" - не унимался незнакомец. Я вдруг подумала о Вадике, с которым мы рассталась неделю назад, и которого сегодня не было рядом со мной, хотя, что бы он мог сделать с этим здоровяком. Мы потому и расстались, что он беспричинно ревновал меня к каждой собаке, а целовались мы с ним только по великим праздникам. Вначале я строила какие-то планы на будущее с ним - москвичом, а потом поняла, что не нужна ему провинциальная девчонка и что всё равно родители женят его на москвичке.
И вдруг меня прорвало, почти оправдываясь, я от отчаяния почти закричала: "Нет у меня никакого профессора и не было, а ты... . а ты... . . ".
"Вот и славно, девочка, я тебе верю. Ты забудь про своих дохляков, они не умеют разговаривать с красивыми девушками... . Ты хочешь, чтобы у тебя был надёжный друг?"
Я в упор, почти оценивающе, посмотрела на него.
"Что? Не подхожу? По каким параметрам?" - хрипел он.
"Слишком много говоришь", - вдруг осмелела я.
"Это не самый плохой показатель. Значит, ты не любишь, когда много говорят? Тогда давай перейдём к делу, ты сама об этом сказала?" - и его вторая рука потянулась к моему лицу. Он осторожно потрогал мои волосы и легко коснулся губами щеки.
"Скольких же дурочек за свой многолетний опыт окучил этот самец!" - подумала я и решила, во что бы то ни стало относиться к его действиям очень хладнокровно, тем более, что его крупное тело надёжно отгораживало меня от тех немногих людей, которые еще оставались в вагоне, а они изо всех сил старались в нашу сторону долго не смотреть.
"Ты как относишься к этому делу? Ни одна сволочь не узнает, как мы с тобой покувыркаемся", - и он снова глазами стал сверлить мои ноги.
"Я по тебе вижу, что ты лаской не избалована, может, стоит попробовать?" - и его губы, почти впившиеся в моё ухо, зашептали: "Я тебе устрою такой фейерверк, какого ты ни с кем не получишь, а по поводу животика ты и сама всё знаешь, как полечить, как... . ".
Я, как будто получив команду, схватилась за свой живот, но его рука тут же догнала мою: "Что? Болит? Только не здесь, а немного пониже, даже твоя стрекоза знает, что ей надо делать. Её надо лечить".
Боль внизу живота была какая-то ноющая, и он был прав, что я держалась не за то место... ... . Как только его тяжёлая ладонь опустилась чуть ниже пояса, я действительно почувствовала какое-то облегчение и только поправила курточку, чтобы не было видно, где гуляет его рука.
