Они встретились неподалеку от воинской части... Сразу же за казармами, в небольшом перелеске, после дождей появлялись целые выводки сыроежек. Ломкие и хрупкие, они не представляли особой ценности для настоящего грибника. Но если их аккуратно укладывать в плетеную корзину, то вполне можно было донести домой - целыми и невредимыми.
Мальчик любил собирать сыроежки. Солдат не любил, потому что у него не было такой удобной корзины, как у мальчика, и его сыроежки ломались и крошились. Командир не любил грибное крошево, и всякий раз солдату приходилось отдуваться за свою нерасторопность.
Они не впервые встречаются в этом перелеске, и солдат всегда удивлялся, что у мальчика грибы один к одному, а у него глядеть тошно.
И однажды мальчик, сжалившись над солдатом, пообещал подарить ему точно такую же корзину. А солдат пообещал сделать ответный подарок - значки и, если удастся, то и самый настоящий солдатский ремень.
И вот сегодня у них должен был произойти обмен... Завидев мальчика, солдат, продираясь сквозь заросли, поспешил к нему.
- Ну что, малый, принес?
- Ага. А где ты был? Почему опоздал? Я вот тут для тебя набрал почти полную корзину грибов.
- Это ты раньше пришел, а у меня - служба, - важно сказал солдат.
- Мне не терпелось получить значки.
- Вот они, - протягивает солдат горсть побрякушек. Значков было штук девять и все разные.
- А ремень?
- Ишь, какой шустрый! Его знаешь, как трудно достать? Может, получится в другой раз... Мальчик вздохнул.
- Да ты не переживай. Я - человек слова. Не только ремень будет, еще и пилотка... со звездочкой.
- Честное солдатское? - с замиранием сердца спрашивает мальчик.
- Я похож на трепло? - красноречиво кивнул он на значки.
Мальчик даже подскочил от восторга, что, быть может, уже завтра или пускай через три дня он, наконец-то, станет обладателем самого настоящего солдатского ремня да к тому же еще и пилотки.
- Ух, ты!
Не в состоянии скрыть восторга, он тоже хочет что-то сделать для солдата. Корзина не в счет, она мелочь по сравнению с теми чудесными вещами, при виде которых любой пацан с их улицы ну просто лопнет от зависти.
- А ты? Что хочешь ты? Я для тебя все... ну все-все, что скажешь.
Солдат опускается в высокий и густой папоротник, жестом указывая мальчику сесть рядом. Закурив, предлагает сигарету юному приятелю.
- Я не курю вообще-то, - растерянно говорит мальчик, - но если нужно...
- Молодец, не нужно. Тебе сколько лет?
- Скоро одиннадцать. А тебе?
- Девятнадцать...
- Когда и мне будет столько, я тоже солдатом стану. А здорово быть солдатом?
- Не очень, усмехнувшись чему-то своему, гладит он мальчика по голове.
- У тебя отличные волосы - светлые и нежные, как пушинки.
- Мне не нравятся.
- Почему?
- Девчачьи. Пацаны дразнятся...
- Они дураки - твои пацаны и ничего не понимают в жизни. - Так что бы ты хотел дать мне взамен пилотки? - возвращается солдат к началу разговора, продолжая перебирать грубыми пальцами волосы мальчика.
- Не знаю... Лучше ты сам скажи, чего хочешь.
- Ты ведь добрый мальчик и все отдашь дяде солдату? У тебя такие волосы...
- Ты хочешь мои волосы? - изумился мальчик. - Вообще-то я могу постричься наголо и принести их тебе...
- Ну, вот еще придумал! - сердится солдат. - Мне нравится, когда они растут на твоей голове, - и, не сдержав порыва, целует мальчика в самую макушку.
Мальчик инстинктивно прижимается к солдату, как если бы это был старший брат. Как бы ему хотелось иметь такого друга!
Сегодня ночью ему приснился этот солдат, точнее его запах...
"Может потому, что я так сильно мечтал о значках и ремне?" - решил про себя мальчик.
И теперь он почти слился с ним и ему нравится, как солдат гладит его голову, тонюсенькую шею, трется своей чуть шершавой щекой о его щеку.
У солдата очень большая и грубая ладонь. Особенно это чувствуется, когда он просовывает ее мальчику под рубашку, поглаживая спину и опуская руку под резинку трико, поочередно сжимая то одну, то другую ягодицы.
А еще от солдата пахнет табаком и потом, и от этих запахов у мальчика становится тревожно на душе. Нет, не страшно, а именно тревожно. А солдату нравится вдыхать запах мальчика, так похожего на девочку.
Он целует мальчика в розовые, чуть влажные губы. И каждый последующий поцелуй длится дольше предыдущего. При этом мальчику кажется, что солдат дрожит. И хотя ему не очень-то нравятся эти поцелуи, а если честно, то и вовсе не нравятся, однако он не сопротивляется, боясь обидеть своего щедрого друга.
Неожиданно солдат подносит указательный палец к своему виску и со словами "пиф-паф" вытягивается во весь рост на влажной траве. Мальчик смеется, потом тоже делает себе "пиф-паф" и падает рядом с солдатом.
Тот подхватывает сильными руками легкое тело мальчика и укладывает его на себя. - Земля холодная - простудишься, - объясняет он.
- А ты не простудишься?
- Нет. Я закаленный и горячий.
- А я разве холодный?
- Не знаю, - усмехается солдат. - Это еще надо проверить...
- У всех людей температура тела одинаковая, - рассудительно говорит мальчик, уютно устроившись на большом теле солдата. - Если, конечно, кто-то не болен гриппом.
- Ну, если одинаковая, тогда мы по очереди будем лежать друг на друге, чтобы не заболеть. Согласен?
- Ага! А ты не раздавишь меня? Ты такой большой и сильный...
- Ну вот, еще и обижаешься, когда пацаны обзывают девчонкой. Какой же ты будущий солдат, если боишься, - разочарованно зевнул солдат.
- Я не боюсь! Ты не думай...
- А вот мы сейчас проверим, - говорит солдат и крепко сжимает его в своих объятиях. - Больно?
- Не а...
- А сейчас?
- Я же сильный!
- Люблю таких сильных парней, как ты. Хочешь дружить по настоящему?
- Да! - задыхается от счастья мальчик. По правде говоря, он не знает, как могут дружить солдат и мальчик. Но ему всегда хотелось иметь настоящего друга - сильного и доброго, с которым можно было бы говорить на равных, такого, как этот солдат. Он совсем не зазнается и еще позволяет на нем лежать...
- Поцелуй меня, - просит солдат.
- А разве друзья целуются? - удивляется мальчик. - Целуются тети с дядями.
- Если друзья настоящие, они тоже целуются.
- Самые - самые настоящие? - уточняет мальчик.
- Ну да, - нетерпеливо говорит солдат, - если ты, конечно, не против быть самым-самым... - А ты? Ты не против?
- Я же позволил тебе лечь на меня. Такое только очень близким друзьям позволяют.
- Я хочу быть твоим другом, сильно хочу! - признается мальчик и целует солдата в губы.
- Еще, - заплетающимся языком просит солдат, - пожалуйста, еще. Я сильно хочу... быть твоим другом.
И снова мальчик целует его. И тогда солдат, не выпуская его губ из своих, переворачивает мальчика на спину, осторожно подминая под себя.
- Тебе не больно? - шепчет он.
- Нет. Ты не слишком тяжелый.
- Вот и хорошо. А теперь угадай, чего я больше всего на свете хочу. Ты - пилотку и ремень. А я?
- Не знаю... Он еще не успел подумать, чего может хотеть солдат, как услышал:
- Целовать тебя всего.
- Но ты и я... мы и так целуемся.
- Какой ты еще глупый. Я же сказал: всего...
Мальчик и не заметил, как солдат стянул с него спортивное трико и теперь жадно целует те места, которые еще минуту назад скрывали трусики.
Недоразвитый клювик мальчика оказывается во рту солдата. Ему щекотно и немножко стыдно. Но если его друг так хочет... Разве он может ему отказать?
Между тем, членик его уже так набух, как это часто случается по утрам, когда мальчику хочется пи-пи.
В такие минуты клювик становится твердым-претвердым, и раза в два больше, чем обычно, когда не хочется пи-пи.
Вспомнив об этом, мальчик испугался: если он не выдержит, то может написать прямо в рот другу и тогда их дружбе конец.
- Не надо, - просит он. - Тебе разве не противно? Целуй лучше в губы.
Солдат пощекотал влажным и горячим языком набухший кончик детского перчика, не охотно оторвался от этого занятия и лишь после этого сказал:
- Совсем не противно. С чего ты взял? Ведь я твой друг. Настоящий! А ты - нет.
- Почему? - удивляется мальчик.
- Потому что ты не хочешь целовать меня сюда, - дрожащей рукой солдат расстегивает ширинку и из нее выныривает нечто такое громадное, чего мальчику до этого мига еще не доводилось видеть.
От неожиданности от вздрагивает и в страхе зажмуривается. И лишь спустя минуту, до него доходит: это то же самое, что и у него, только раз в пять или семь больше.
- Ну вот, - прерывает его мысли солдат, - а еще клялся в настоящей дружбе...
- Я... разве... отказываюсь, - шепчет мальчик. Голос его куда-то исчез. - Но я же не знал, что ты любишь... ну... когда целуют твою пипиську.
- Пипиську? Ну да... я понял!
Он огорченно вздыхает, медленно запихивает обратно в штаны сильно возбужденный и оттого не послушный член, всем своим видом выказывая обиду и, давая понять, что поищет себе приятеля в другом месте.
- Не надо, - испуганно шепчет мальчик. - Не обижайся и не прячь его. Я буду целовать сколько ты захочешь, хоть час, хоть два. А хочешь - до самого вечера. И завтра тоже, и всегда. - Он чуть ли не плачет: так ему обидно потерять друга.
Из-за таких пустяков их только что зародившаяся, еще такая хрупкая, как молоденькая сыроежка, дружба может превратиться в грибное крошево.
- Сладкий мой, - гладит его солдат, - не плачь. Я же - человек слова, и мы будем дружить сколько ты захочешь.
Он берет мальчика за шею и нежно, но твердо притягивает его голову к своему члену. - Целуй сколько сможешь...
Мальчик неуклюже обхватил маленькими ладошками солдатский фаллос и чмокнул в толстенную, словно груша, головку. Из дырочки, что посреди головки, выкатилась прозрачная капелька и застыла.
Мальчику показалось, что солдат тоже хочет пи-пи, и он на миг перестал целовать эту пылающую каким-то удивительным огнем грушу, пахнущую почти так же, как губы солдата... - Целуй! Чего же ты? - нетерпеливо говорит солдат. И мальчик целует его в эту капельку. - Возьми конец в ротик! - командует тот.
