- О! Андрей выбивается в люди! Дрюш, что молчишь, соглашайся, ты же всегда хотел этого! Короче, Вилен Ульянович, он согласен. К конце концов, женщина тоже имеет право голоса, если, вдобавок, мужчина его потерял .
- Я ничего ни потерял, я согласен, большое спасибо за доверие, когда на работу? - выпалил на одном дыхании, внезапно оживившийся нанимаемый, видимо не желающий быть вторым в принятии решений в доме.
- Послезавтра, у меня на стоянке, чтоб стоял, как корень! Да и еще, Мерс я тебе свой дам пока, катайся сколько влезет, если сломаешь, сам же и починишь. На последнем техосмотре говорили, что он еле дышит, что корень по нему плачет и, корнюки, содрали с меня кучу денег за какой-то ремонт.
Андрей не успел поблагодарить председателя из-за того, что дверь распахнулась и в нее, с диким визгом ворвалась юная школьница. Едва не опрокинув все на столе, она бросилась Андрюхе на шею, чуть не задушив его в своих объятиях.
- Здравствуй, Светик, мой родной, - задыхаясь от Светкиных эмоций, процедил Андрей.
- Здравствуй, Дрюша, - нараспев ответила она, но не думала слезать со старшего брата. Танюха залилась громким смехом, а председатель, напротив, замер, вытаращив глаза. Со стороны лицезрея эту картину, он был в некотором замешательстве. Невольно, ему вспомнились те времена, когда, впервые, закупив технику, он принимал поздравления от благодарных односельчан. Восторг был одинаков.
Сестра долго рассказывала о своих подвигах в школе, о том, что в ее аттестате, скорее всего будут одни четверки и пятерки и о многом другом. Наконец, председатель, сообразил, что уже поздно и пора ехать домой. Они вышли с Андрюхой на улицу и тот повез уставшего Вилю обратно в его светлый храм. У ворот он предложил шоферу посидеть с ним в беседке, во дворе, мотивировав это отсутствием дел и нежеланием быть вечером в одиночестве. Андрей согласился, и они, сидя в полумраке, задумчиво глядели на таинственный лес простирающийся сразу за председательским коттеджем. Он казался мертвым и безмолвным в ореоле темноты и загадочности. Листья еще не успели распуститься, и лишь легкое посвистывание голых веток нарушало вечерний покой. Андрей тихо достал из кармана пачку ЛМ-а и медленно закурил. Председатель, с маленькой завистью глядя на спокойствие парня, все не знал о чем с ним заговорить.
- Андрей, чего молчишь в корень?
- Не знаю, мне все кажется, что вам тяжело здесь, одиноко.
- Да не особенно. Через неделю Ксюшка приедет, закоренелая племянница, будет совсем весело.
- А жена, дети, где они?
- Ах, Андрей, у нас у всех какие-то дела, и нам не хватает времени, чтобы просто собраться дома и попить чая с мятным корнем, как сегодня. Они тоже скоро приедут, навестят и опять разбегутся по своим важным делам. Они не болтают корни, а работают, и я рад, допустим за своего сына, что он не в этой дыре, а... Впрочем сам расскажет, он это любит, как я здешние корни. Да и знаешь, Андрей, мне просто некогда скучать, ведь я весь в делах. Здесь мои корни, моя душа. Мой дом, все мое состояние, оно отсюда, из этой деревни, и мне жаль, что каждый не хочет сделать хоть капельку для достижения того же. Давным-давно, когда меня еще не было, нашу деревню знала вся область, а точнее губерния, к нам приезжали даже из соседних губерний, за помощью, за зерном. Хозяйствовал здесь Петр Кулаков, коренастый помещик, знавший свое дело. Ты был на развалинах церкви, за восточными посадками?
- Разок, с Таней.
- Видел, значит, что осталось от нее... Когда-то она сверкала своим убранством, влекла к себе прихожан, давала им покой, прощение. Корень побери, как я не пытался выяснить, кто же был автором этого архитектурного чуда, все было впустую, корень так и остался в земле. Ее происхождение - загадка, правда сейчас уже давно забытая, по-моему одна лишь твоя Танюха все не унимается и ходит туда, теперь уже не одна, а с тобой.
Ты, наверное думаешь, что я коммунист, бюрократ, или тому подобное. В чем то ты прав. Я раньше верил, что "ленинцы" сделали верно, разрушив церковь, пол усадьбы Петра Кулакова, оборвав все корни, все традиции, но сейчас, мне все это напоминает одну большую жопу с толстым вонючим корнем. Пятнадцать лет назад, когда они избрали меня председателем, можно сказать, пустоты, мне пришлось начинать все с нуля, сажать первые корни благополучия. Но они и сейчас в земле, видно я хреновый председатель, корень задери, ведь не остается уже веры на возрождение села. Ты, правда, вселил мне некоторую надежду, я понял, что есть еще люди, которые могут, а, главное, хотят работать, а не пинать корень из стороны в сторону. Не уезжай, механик, ты нужен нам, как дереву мощные, здоровые корни.
- Ну, что вы, куда я без вас, вы мне тоже очень помогли. В городе я, наоборот сачковал, а здесь, встретил девушку, нашел работу, действительно по душе. Мне приятно здесь жить, так что не волнуйтесь, вместе, что-нибудь придумаем. Одна голова - хорошо, а две - лучше.
- Ты не похож на символа нашей нынешней деревни: Григория Тыбрина. У нас, по ходу, народ не глупый, понимает, что все товары первой необходимости можно натырить, а следовательно, работать не имеет смысла.
- Но ведь должен быть какой-то выход?
- Не знаю, ей богу, не знаю. Ты представляешь, как выкорчевывают хрен? Если ты срежешь стебель, то он снова вырастет, а корни при небольшом стебле произрастают на метр, полтора в глубину. Понимаешь к чему я клоню? Им не объяснишь на пальцах, что нужно сеять и собирать урожай, а искоренить бездействие очень тяжело, практически невозможно.
- Тут я вам не советчик, Вилен Ульянович, я считаю, что каждый должен сам прочувствовать необходимость перемен и трудиться во имя блага.
- Ладно, не сыпь мне соль на рану, время покажет...
Они попрощались и Андрей, взяв Мерс у Вили покатил потихоньку домой.
Люди, видя в потемках Мерседес, путали Андрея с председателем и весело махали вымпелами и флажками. Тетя Афдотья зажгла, подаренную недавно зажигалку, а Григорий Тыбрин на радостях вытолкал во двор плакат "От каждого по уму, каждому по гайке! Г. Тыбрин". Многие в деревне, когда-то просили перерисовать этот плакат, но комбайнер всем отказывал, мотивируя это тем, что двух одинаковых плакатов эму не нужно. Односельчане долго не могли понять, что же он имел в виду.
Наконец, Андрей подъехал к своему дому, заглушил мотор, поставил рядом с машиной капкан на оленя и положил в него гайку. Предвкушая завтрашнее торжество, он тихо зашел в дом и его женщины уже спят. Решая капельку потревожить одну из них, он аккуратно прилег рядом. Но загадочная девушка проснулась и сквозь сон вяло шепнула:
- Кто это?
- Как кто? - возмущенно парировал Андрей.
- Ах, это ты, Дрюша, извини, - так же лениво добавила Таня, но Андрюха не успокаивался и стал щекотать нерадивую подругу. Та вытаращила глаза и, окончательно проснувшись, возмутилась.
- Чего ты докопался, мне сон приснился, как трое боксеров насилуют меня...
- Кошмар, что ли?
- Ну почему кошмар? Во сне было так романтично, у одного был такой огромный...
Но переживательный рассказ Тани прервал голос из дальнего конца комнаты.
- Таня, Дрюша, спите спокойно, я заснуть из-за вас не могу.
- Ах, да, мы же теперь не одни, ну ладно, молчим, - завершил спор Андрей и, словив руки за головой, закрыл глаза. Танюшка, воспользовавшись ситуацией, улеглась на груди автомеханика и, начертив пальцем серию загадочных кругов на Андрюхином животе, погрузилась в глубокий безмятежный сон.
Ночь была тихой, как никогда. При полном отсутствии ветра, тишина могла показаться ужасающей, ни звука, ни крика, лишь ночь и глубокий сон...
Под утро истерические вопли пробудили всю деревню. Кричал попавшийся в капкан комбайнер Григорий. Обе его руки были намертво зажаты в тисках могучего капкана, а набежавший со всей округи народ, все гадал почему. Одни говорили, что Григорий, слабый физически, просто не мог поднять эту гайку одной рукой, но местный физик Альберт Знаев опроверг ложное суждение. Он доказал, что при воровстве двумя руками у объекта кражи создается большее ускорение и, следовательно, уменьшается время. Свою теорию он подтверждал многочисленными формулами, которые он выводил на Андрюхином заборе. Народу становилось все больше, и вот уже вся улица перед домом Андрея и Тани была наводнена людьми. "Попался!" - кричали одни, "Расстрелять! Линчевать!" - подхватывали другие. Альберт Знаев предложил сделать из пленника гомункулуса, но идея не нашла поддержки у масс. Вдали стали раздаваться выстрелы - это пастух Игорь Планокур вел толпу гопников с обрезами. Обстановка накалялась, никто не решался первым начать инквизицию, принять на себя ответственность. Внезапно из дома выбежала рассерженная, как тигрица, Татьяна в простом домашнем халате. Вскарабкавшись на крышу Мерседеса, она прокричала на всю деревню:
- Эй, бабы, мужики, односельчане. Я не хочу оправдывать Григория, но вы не в праве не то, что убить, но и даже просто обидеть его. Да и, если могли, то зачем? что плохого он вам сделал? Вам жалко гаек? Так положите у калитки одну маленькую гаечку, он придет утром и заберет. Зато вспомните, что он нас регулярно утром будит. Как бы мы без него просыпались? У нас же нет ни будильников, ни, даже, часов! Если вы его убьете или покалечите, как вы завтрашним утром встанете? Я считаю, что его нужно отпустить, он и так настрадался, у него все руки в крови, ему больно!!
Толпа еще громче зароптала, Игорь почему-то плюнул и, бросив на землю охотничье ружье, побрел прочь. Другие, напротив, стали приближаться к Григорию и Мерседесу. Танюха в страхе закричала и позвала на помощь хозяина. В этот момент все, наконец, заметили, идущего в их сторону, Андрюху в кожанке на голое тело и одних трусах. Куря ЛМ, он уселся на капот злополучной машины. Из толпы донесся крик:
- Тоже будешь выгораживать Григория?
