Отчим рассказывал, что в Японии леди и джентльмены купаются вместе, Мод выглядела обрадованной, как школьница, ответившая урок. Чем и мы иногда занимаемся, добавила Эвелин, пока я в изумлении глядела на эту пару, спрашивая себя, как такое возможно; я имею в виду в физическом смысле, т. е. как им хватает места и я бы сказала "стыда", если бы речь шла не об Эвелин. Чудесное изобретение моего супруга: пойдемте посмотрим. Меня пригласили наверх, куда мы и направились втроем. Ванная комната оказалась этажем выше, в конце коридора. В дверях нас встретили клубы пара, из которых, как видение в пантомиме, возникла горничная. Ее чепчик съехал набекрень, а лицо раскраснелось. Мы будем купаться, Мэри, сказала Эвелин. Да, мэм... Я помогу вам раздеться. Завтра, Мэри, не сегодня. Она всюду лезет своими пальцами, эта плохая девчонка, особенно к Мод, добавила Эвелин вполголоса, когда горничная выскользнула из ванной комнаты, а дверь закрылась.
Ах, какая ванная комната и какая ванна! Морис, по всей видимости, соединил два резервуара, убрав между ними стенки, и получил в результате огромное вместилище. Это общая ванна, милая, проговорила Эвелин сквозь плотный, горячий и очень душистый пар. Они с Мод начали раздеваться. Меня пригласили последовать их примеру и также бросить свою одежду в одну из больших корзин. По числу этих корзин я догадалась, что втроем можно одновременно разделять и эту роскошную ванную комнату с ее мраморной плиткой, цепями, лампами и большим прислоненным к стене шезлонгом. На нем было очень забавно, сказала Эвелин, пока я оценивала его глубину и ширину. Я разделась не мешкая, желая как можно скорее разглядеть и Эвелин, и Мод. У обеих были темные бархотки и длинные, красивой формы ноги. Задняя часть Мод туго вздувалась, как и у матери. Груди Мод небольшие и крепкие, как маленькие тыквы, а у матери они, как и у меня, пышные.
Ищущими глазами мы обследовали формы друг друга, а наши взгляды путались у нас между ног. То есть, скорее, Мод и Эвелин следили за мной, а я за ними. Очень забавно заниматься этим в ванне, сказала Эвелин, на что Мод выпалила: "Ой, мама" и получила крепкий шлепок по заду. Забирайся в ванну, девочка моя, и дай нам свою спину, сказала ей мать, на что она послушалась и села, отдуваясь, как одалиска, с сосочками, наполовину погруженными в воду. Тогда Эвелин медленно приблизилась ко мне и подошла всей своей грудью к моей. Две взрослые женщины... Дай мне свой язычок, пока я поищу твою милую замазулю, прошептала она, пропуская пальцы между моими ногами. Меня поразило, что здесь должна быть Мод, хотя бы она сидела спиной и ничего не видела. Машинально я даже сказала: "Не надо!" но проговорила это уже нежно в ее рот, который блуждал по моему, пока ее рука обследовала мои задние части.
Мама, что вы там делаете? Я не хочу купаться, пробормотала Мод несколько плаксивым тоном. Что бы я ни делала, милая, тебе об этом нечего думать. Оставайся там, где ты есть и как есть. А теперь, Дейдр, отвори ножки пошире, раздался убеждающий шепот. Я повела головой, хотя и слабо, потому что моя щека лежала на ее щеке. Ее пальцы разобрались в любовных губках и нашли мою точку. Мои колени подкосились; я ничего не могла поделать, но даже сейчас еще шептала: "Не надо!", совсем тихо. Меня поймали обеими руками, и очень знающими. Как это чудно, что ты до сих пор как неопробованная девочка, сказала Эвелин будто бы прямо для Мод, отчего я покраснела и затряслась. Я слышала свое дыхание это был верный признак страсти. Я хотела и сама ощутить ее меховую щелку, но присутствие Мод сдерживало меня, хотя она была по меньшей мере на восемь футов от нас и все еще сидела спиной, перебирая пальцами по воде.
Мои соски затекли, как и у Эвелин, и снова вернулась память о моей дикой юности. Я была бы счастлива видеть, как тебя трахают. Скажи, что мне можно, и длинный язык Эвелин заскользил у меня во рту. Т.. .только без Мод, прошептала я, и она прыснула мне в рот: В ванной... даже в кровати... даже на диване в гостиной... нужно делать, как говорят, как просят и так, как ждут. Нет, н.. .нет, Эвелин, стой, не надо! Ааах! Я тут же опрыскала ее занятую руку и почувствовала, как кончиком пальца пробуют мою нижнюю розу. Потом послышался какой-то звук. Дверь открылась и там показался Морис! Я вся обвисла. В четыре шага он очутился рядом, и я перешла из рук Эвелин в его, увязнув в нем своими любовными выделениями, пока он, поднеся губы к моим, продолжал развивать перезвон, так умело поднятый женой. Я услышала свой стон: "Нет!", но этот звук погас у меня в уме. Послышался всплеск это выпрыгнула Мод.
Морис, казалось, забыл о ней, а я, подхваченная страстью, приникла к нему, ощущая бедром вздымающийся пенис. Ненавижу вас всех! раздался голос Мод. Мать, судя по звуку, дала ей пощечину, потому что следом послышался визг. Мои глаза были закрыты, а губы плыли. В одно мгновение Мод подобрала свою одежду или, по крайней мере, какую-то ее часть и выбежала безо всего. Потом стало слышно горничную: "Мисс, ой, мисс, вы же вся мокрая! Сейчас возьму полотенце, мисс. Идите к себе в комнату". Я тонула. Я потерялась. Меня принял ковер, я лежала, не в силах сопротивляться, а Морис очутился сверху, спустив брюки, и его огромный кол пробирался в мое масло, пока Эвелин улеглась рядом с нами. Какая славная женщина, не правда ли, любовь моя? Давай, Дейдр, милая, подними ножки. Дай ему забраться в тебя по самые шарики. Ага, вот... он там... как раз там... Какой вид! Нет... держи ноги кверху, глупая... вот так... Боже мой, боже, боже мой, всхлипывала я.
Мой зад бился и елозил по ковру. Потолок плясал. Их губы были везде, он сосал мою грудь, она целовала в рот, а я растворялась в теплом, легком блаженстве, пока меня прорабатывал этот глубоководный буй. Потом, помимо своей воли, я зашлась долгими, срывающимися рыданиями, которые он, несомненно, принял за песню страсти. Эвелин все поняла, но продолжала нянчить мой язык, пока Морис трепетал и распахивал дальше. Наконец, я почувствовала, как он запульсировал, потом с ревом выпустил в меня тягучий фонтан своей спермы и затих, дрожа на моем, тоже вздрагивающем теле, пока слезы ручьями текли у меня по щекам, и я лежала, точно подбитый голубь. Для тебя это было долго, не правда ли? нежно спросил он. Его рот сменил рот его жены, а потом он вынул свой дымящийся жезл и поднялся, чтобы заправить его в брюки. Какая она чудная ять, сказал он и вышел прочь. На минуту Эвелин обняла меня, а потом помогла подняться.
Милая, очень внимательно и заботливо сказала она. Голыми мы прошли по дому к спальне, которая, судя по изысканной мебели, зеркалам и нарядным покрывалам, была их общей. Там я позволила положить себя на кровать. Она высушила мои слезы поцелуями и разгладила мои волосы. Тебе было так приятно... или и правда прошло столько времени с тех пор, как тебя топтали, Дейдр? нежно спросила она, перекатывая свои полные груди по моим. Я согрешила! тотчас же я поняла всю нелепость своих слов. Не помню, чтобы когда-нибудь раньше говорила такое. Но эти слова идут от моей природы. Если кто-нибудь, чувствительный от природы, прочтет эти строки, он поймет то, что я хотела сказать. Когда Морис так внезапно насел на меня, я, хотя так наслаждалась его упрямым кочетом, сразу же вспомнила Ричарда и снова испытала смешанное чувство истинного упоения и вины. Ты согрешила? Что же мы, неправильно тебя поняли, милая? Я вовсе не возражаю, глупая. Мы здесь не уходим от удовольствия, и ты не должна.
Ее язык был сладок, глаза выдавали искреннее желание видеть во мне больше любовной отзывчивости, чем было. И в самом деле, теперь, когда мы снова остались одни, живот к животу, бедра к бедрам, я открыла в себе новые позывы и стала искать какой-то своеобразной защиты в ее руках, обхватив ее полновесный зад, так роскошно перекатывающийся; она хихикнула мне в губы: Вот теперь лучше, милая. Что же тебя огорчило? Может быть, это из-за Мод? Знаю, я кое-что позволяю ей. Возможно, я поторопилась. Нет? Нет, нет, это не совсем то, хотя она явно не любит меня, судя по тому, что сказала. Пфф! Это всего лишь вспышка. Ты вскоре увидишь ее совсем в другом настроении. Тебя что-то мучает, Дейдр, я знаю. Признайся во всем Эвелин, и тебе станет лучше. В юности я иногда плакала, задумчиво прибавила она, как будто, желая узнать чужие мысли, вспоминала свои, чтобы сказать: "Со мной тоже такое было".
Не могу об этом, Эвелин. Конечно же, можешь. Это какая-то большая бяка, не так ли? Рассказать тебе все гадости, которые я делала? Боже, из этого могла бы выйти книга и даже у Мод и других девочек нашлось бы, чем заполнить в ней главу-другую. Не все ли мы вылиты из одной формы? Мы, либертарианцы, исповедуемся во всем и сразу же чувствуем себя лучше. Здесь Морис петух, а мы, моя радость, его куры, сказала она, пощекотав меня под мышками, чтобы вернуть бодрость, и я действительно рассмеялась и жарко поцеловала ее, принимаясь тереться своим кустом о ее и проникаясь чувственностью ее полного тела. Я занималась этим с Ричардом, сказала я между поцелуями, скороговоркой и как бы извиняясь. Это просто вырвалось у меня изо рта, как пузырь. С твоим сыном? Ого! расхохоталась она и перекатилась на меня так, что ее ноги оказались между моих. У тебя глубокий и чудный взгляд, знаешь ли ты это? игриво спросила она и потерлась носом о мой, вместе с тем разглаживая свои любовные губки о мои, так, что я не могла сдержать головокружение. И не один раз, я как будто хвасталась. Если бы одного раза было достаточно, Дейдр, тогда все мы были бы наполовину девами. Или нет?
Так в этом и был твой ужасный и тайный грех? Однако, мне есть чем его покрыть. Он хорошо это с тобой делает? Медленно или наскоро? Тебе нужно его учить, не правда ли? О, Эвелин, прекрати это! Ты и на самом-самом деле думаешь, что это не ужасная вещь? Тебе нужна поддержка, и ты хорошо это знаешь, плутовка. Нет? нежно спросила она, тихо проводя своими губами по моим, взад и вперед, и это был чудесный поцелуй. Может быть... но с другой стороны... пробормотала я. Тебе не удастся быть с двух сторон сразу, рассмеялась Эвелин. Давай, я снова тебе сделаю, и ты раздумаешь. Он, должно быть, ничего, если Морис его напомнил. Нет, нет, совсем не то. Не надо, Эвелин! Но было уже поздно. Вся кровать пела. Мы задышали друг во друга. Ты чудесная ять, милая, и не нужно этого стесняться. У петуха нет совести, и в наших щелях ее тоже нет, выдохнула она. И сладкие излияния снова завладели нами. Наши срамные губы пенились и целовались. Наши кусты слиплись. Молочко любви. Оно неотразимо! Мы лежали довольно долго, снова и снова целуясь; потом она сходила за нашей одеждой и спросила, вернувшись: Теперь, когда ты мне все рассказала, тебе лучше?
