Просто эти два юных создания были созданы для большой любви, любви без компромиссов. Таня не говорила Андрею, что надо подождать, пока любовь окрепнет, раскрыла душу в первые дни, не боясь мужского разочарования и насмешек. Она жила с ним по воле сердца, а не разума, во власти чувственности, но не спокойного порядка, в сказке и стихах, чуждых жизненной прозе. Она, по жизни натура философская, под Андрюхой становилась первобытной и не могла даже выговорить его имя. Но словарь ее междометий можно было сравнивать с большой энциклопедией, настолько он был широк и разнообразен. Например, протяжное повторение звука "у" переводится как "Дрюша, ты уже десять минут целуешь мою грудь все вокруг, да около. Не пора ли подняться на самую вершину и, подобно грудному дитя, потерзать ее, отведать спелую ягодку, которая просится к тебе, изнемогая от ожидания", а в сочетании с "а" перед "у" означает, что горячий гость рано покинул влажные глубины ее тела, пусть даже по уважительной причине, и девушке хочется еще ощущать его присутствие, тепло, хотя бы самую малость. Для Тани близость не завершалась с окончанием физической услады, она порой подолгу не выпускала парня из своих цепких объятий, напротив, гладя его, то есть, как бы извиняясь за тигриные всплески эмоций. Она любила положить голову ему на грудь, искренне считая ее самой мягкой подушкой на свете. Медленно, загадочно водя указательным пальцем по его животу, она словно рисовала на нем причудливые знаки, древнетанюшкинские иероглифы, где она, быть может, раскрывала душу своему богу. Движения становились все более рассеянными, сонливые веки заволакивали глаза темнотой, и девушка погружалась в глубокий сон. Наступал покой и умиротворение вплоть до самого утра.
Деревенский рассвет в полной тишине. Небо над спящими домами окаймлено с востока розовой полосой, теплым нимбом, тающим за какие-то пол часа. Солнце стыдливо показывается из-за горизонта, поражая нас своим алым огнем, и медленно карабкается вверх, расцветая, становясь все ярче. Ничто не может устоять перед его светом, ни далекие звезды, ни нахлебница луна. Даже мы, того не подозревая, живем по его законам, соблюдая день и ночь, встречая лето и зиму. Солнце - царь жизни, также как и лев - царь зверей.
- А-а-а, бля, - вдруг истерический крик Григория пронзил утреннее умиротворение.
- Товарищи, сегодня я завершил труд своей жизни, - надрывался он, - все, наконец, хватило гаек, и мой Запр готов к старту. Ща заведу, увидите.
Вся деревня примкнула к окнам. Многие подготовили свои бинокли, лорнеты. Местный лесник Иван достал из погреба подзорную трубу, подаренную ему в прошлом веке. Гробовая тишина. Все ждут чего-то. Минута. У пастуха Игоря сломана жизнь, он захотел в туалет и вынужден был уйти от окна. Его мать плачет за сына и смотрит в его бинокль. Прошла еще одна минута, и вдруг невообразимый звук, что-то вроде помеси мопеда с танком, раздался с окраин деревни. Это Григорий Тыбрин тронулся с буксами и помчался по проселочной дороге под сто километров в час. Андрей в спешке схватил секундомер и замерил время комбайнера на скоростном отрезке от свинарни до здания туалета.
"Я на ЗИЛке время лучше показывал" - с гордостью отметил он и прислушался.
"Ну, точно, поршневые кольца от Ламборджини, коробка от комбайна, судя по перегазовкам, да и сам Запр больше смахивает на комбайн, чем на легковой автомобиль. Это надо же так напиздить, чтобы собрать такое. Ездеет, ведь, и не плохо". Андрей вдруг проникся уважением к деревенскому умельцу, сборщику Запорожца модели "Комбайн".
Но время поджимало, и Андрей в спешке отправился на работу. Основной груз проблем был уже решен, техника подготовлена к посевной, но оставались многочисленные мелкие поломки связанные с творчеством Григория. Как бы то ни было, два тарахтящих комбайна и четыре ЗИЛка спокойно колесили по колхозному полю, распугивая ошалевших воробьев. Те, впервые увидев работающий комбайн, поднимали дикий галдеж, что вызывало умиление у механизаторов.
"После обеда председатель должен зайти, а вечером сеструха придет, так что скучать не придется",- думал на ходу Андрей. Несмотря на кажущиеся однообразие, ему нравилась его работа, он с усердием искал поломки в комбайнах, самосвалах, что было необъяснимо, по мнению коллег. Он упивался грандиозной гаражной обстановкой, огромными кучами запчастей, лужами масла, застывшими монстрами поломанных машин. Иногда председатель звал безустанного механика к себе в гараж починить какую-либо из его машин, и тогда Андрюха отрывался! Чинить различные иномарки для него было хуже наркотика, он буквально тонул в ключах и отвертках, а размеренно бормочущий движок починенной машины был подобен озарению. Работал Андрюха обычно с раннего утра, но, чаще, лишь до обеда, часа в два - три он освобождался, и вся вторая половина дня была в его распоряжении. Вот и сегодня заменив электропроводку у трех комбайнов, проверив рулевую систему у ЗИЛка, он, усталый, возвращался домой. Настроение буквально зашкаливало, к счастью, причин для расстройства не было. По дороге он увидел тетю Афдотью, которая вся заплаканная сидела на скамейке возле дома.
- Тетя Афдотья, чего вы плачете, что случилось?
- Ах, милый Андрюша, горе у нас, спички кончились, чем я плиту разожгу? Дочурка моя с утра ничего не ела, сидит, тоже плачет.
- Ах, тетя, вот держите зажигалку, зажигать вот так. Она на бензине. Как кончится, приходите ко мне, заправлю, но, ради бога, не показывайте ее Григорию, а то весь бензин сольет.
- А ты как сынок без нее, пропадешь ведь?
- У Татьяны еще есть, да и нам в город недолго смотаться.
Умиротворенная улыбка сменила скорбь на лице тети Афдотьи. Андрей вселил ей веру в будущее, уверенность в завтрашнем дне. Но самого Андрея, напротив, одолела тревога. Ему было жаль таких, как тетя Афдотья, бедных, связывающих концы с концами. Таких в деревне было подавляющее большинство. Земля в этом регионе была плодородной, техники навалом, благо, Виля, богатый от рождения, не скупился на подобные закупки. Но психология "Спиздий и продай ему же", сводила на нет все потенциальные возможности.
Родные четыре стены все приближались, пока Андрей не оказался на крыльце возле дома. Подумав пару секунд, как же поздороваться со своей подругой, не придумав ничего конкретного, он, открыв дверь, переступил через порог. Оглядевшись по сторонам, он замер, словно опутанный чарами. Стол изобиловал всяческими угощениями, будто здесь не обошлось без скатерти самобранки, а рядом с печкой стояла Василиса Прекрасная, хотя, приглядевшись, Андрей, с трудом, узнал в ней Таню, просто всю разнарядившуюся. Все планы приветствий были растоптаны увиденным. В первый раз за всю историю их знакомства, она накрасилась. Помада и макияж преобразили девушку, она скорей напоминала маленькую фотомодель, чем деревенскую швею. Глаза стали не просто глаза, а два огромных циферблата на фоне бушующего моря. Андрею стало немного не по себе от этих заманчивых глаз, он безнадежно тонул в их широком океане. Чуть ниже красовалось еще одно произведение искусства - Танюшкин ротик. Губы были тщательно расписаны, разукрашены яркой помадой, контуры аккуратно обведены карандашом. Андрей, чувствуя себя, как бродяга рядом с принцессой, стоял неподвижно и не решался к ней подойти, настолько она была необычно прекрасна в эту минуту. Как школьник средних классов, он посмотрел сперва на свои руки, они были чисты, а затем, подойдя к красной девице, нежно обнял ее за талию. Его первой мыслью было жадно прильнуть к ее губам, но подумав с ужасом, какой непоправимый ущерб это нанесет бесценному произведению искусства, он остановился и, аккуратно, едва касаясь, поцеловал красотку, наследницу трона, в обе щечки.
Таня буквально растаяла от такого поступка парня и, взяв его за руку, потащила на крыльцо, ждать виновника торжества, как старик со старухой. Проходящая мимо ребятня, заметив необычную парочку, с радостными воплями неслась прочь к своим родителям не иначе как рассказать им об увиденном. Комбайнеры, напротив, пытаясь скрыть волнение, важно подходили к кавалеру, здоровались с ним за руку и, конечно, стреляли закурить. И лишь один председатель аккуратно подъехал к их дому на своем Мерседесе и лениво выкарабкавшись из него развел руки в стороны.
- О, закоренелая парочка, в корне сеет панику среди односельчан! А я смотрю, почему вся деревня шепчется насчет чего-то и не пропалывает корни? Вот они какие, мои передовики, красавцы! Выше корни, так держать!
- Проходите, Вилен Ульянович, чувствуйте себя, как дома, - вежливо пригласил председателя Андрей.
- Здесь действительно, как у меня дома, а, говорят, дома гниют на корню, нечего жрать, кроме корней. Обманщики, корнеплоды!
Андрею и Тане стало немного стыдно за то, что так надоумили Вилю, ведь лишь к его приходу в доме был наведен такой марафет, а в обычные дни их дом мало чем отличался от среднестатистического деревенского дома. Разве только постоянным наличием спичек или зажигалки и, конечно же, той любовью, что царила этом уголке. Они сели за стол и провели торжественную часть встречи, заключающуюся в принятии пищи и затем, за чашкой чая, у них завязался разговор.
- Вилен Ульянович, как моя стряпня? - докопалась Танюха.
- Прекрасно, как с корня! Я рад, что ты хорошо готовишь, а то твой кавалер корни бы отбросил от той работы, что я ему даю. Кстати, насчет корней, я решил в корне укоренить твое присутствие у меня в гараже. Хватит чинить комбайны, на них все равно никто не работает, лучше идем ко мне в гараж, выдергивать корни из моих машин, а то они что-то на ахти как фурычат. Будешь моим шофером, вместе в город кататься будем, а то, допустим, где-нибудь на магистрали отлетит, в корень, колесо, а ты раз, и починил! Пусть, как говорится, корень пускает корни в закоренелой от бескоренелости земле.
Андрюха засмущался и продолжал молчать, но в разговор вмешалась Таня.
