- Давай, привыкай. Поглубже бери. Давай, давай, поактивней двигайся! Заснёшь сейчас. Учись. А то что клиенты скажут? Что у меня никто ничего не умеет?
Я с изумлением наблюдал, как взрослый мужик в малиновом пиджаке, с Ролексом на руке, золотых "гайках" на пальцах, и с прочими атрибутами "нового русского", старательно делал минет моему зятю. Мне было хорошо видно как ходил вверх-вниз его кадык. Чувствовалось, что Сергей старается, опасаясь рассердить хозяина. Почему? Неужели он так боится? Чего? Смерти? А может быть пусть лучше бы убили? Или он боится за семью?
- Вот так, уже лучше. Молодец! Ты научила?
Я перевёл взгляд на Ольгу. Она смотрела на этот кошмар с выражением величайшего ужаса в застывших глазах. Губы её тряслись, не в силах вымолвить ни слова. С тем же выражением кролика перед удавом, она смотрела, как Роман вынул мокрый член изо рта её мужа и повернулся к ней. Теперь его агрегат стоял по стойке "смирно", лишь слегка подрагивая в такт пульсу.
- Ну что, поняла? - Ольга судорожно сглотнула и молча кивнула, - раздевайся!
Трясущимися руками молодая женщина начала расстёгивать кофточку. Вслед за ней пришла очередь кружевного прозрачного лифчика. Выпущенные на свободу, закачались тяжёлые полукружья полной груди, а Ольга уже торопливо расстёгивала юбку. Сняв её, она осталась в прозрачных колготках телесного цвета и высоких сапогах на каблуке. Сквозь прозрачную ткань колготок просвечивали ажурные трусики-бикини. Она принялась было за них, но Роман неожиданно остановил её.
- Хватит, хватит.
Ольга оторвала глаза от пола и посмотрела на Романа взглядом зверька, попавшего в капкан. Он подошёл поближе, его кавказские, чуть бараньи глаза были налиты кровью, рот - полуоткрыт. Потные ладони потрепали её грудь, прошлись по ещё вполне стройной талии и затянутым в колготки бёдрам. Потом скользнули чуть выше и, забравшись под трусы, принялись жадно лапать оцепеневшую от страха девушку...
Впившись в трусики с боков, Роман изо всех сил потянул их вверх. Медленно, со смаком. Ажурная ткань натянулась, затрещала, но бандит не ослаблял хватки. Стянутые в жгут трусики впились Ольге между ног. Я увидел, как от сильной боли исказилось её красивое лицо. Однако, она молча терпела, превозмогая боль, не смея закричать. Наконец, раздался треск рвущегося материала... Два взмаха столовым ножом и перерезана резинка, ещё кое-как удерживавшая трусики. Прошелестев меж ног своей хозяйки, они оказались в волосатых лапах Романа. Взгляды мужчин, как по мановению волшебной палочки, вперились в тёмный треугольничек волос, дразнивший их до тех пор из-под бикини. А по щекам Ольги, смывая дорогую косметику, неудержимо покатились горькие слёзы бессилия, боли и унижения... Сопротивляться она не пыталась. Наоборот, все приказания хозяина она исполняла торопливо и старательно, стараясь не рассердить всесильного Романа. Колготки были по-прежнему на ней, и она, пытаясь, по указанию Ромы, сделать меж ног дырку, с отчаянностью обречённой царапала, тянула в стороны эластичный материал. Все присутствующие, за исключением Сергея, горько плачущего в своём углу, столпились вокруг. Наконец ей удалось зацепить ногтями шов и сделать небольшое отверстие, расширить которое уже не составляло труда.
- Пососи!
Роман, всё ещё голый, указал на свой торчащий отросток. Девушка послушно встала на колени и открыла рот...
- Молодец! Хорошо сосёшь! - Роман уже постанывал, слегка покачивая бёдрами, - А теперь повернись. Дырку расширить надо, давай, рви! Да не туда, дура! Назад. Ты запомни: для меня есть только две дырки - рот и жопа. Пизду для мужа оставь. Это дело мужей - в мокрой дырке ковыряться... Настоящие мужчины трахают женщин только в зад и в рот. Вот так! Ещё наклонись. Вот сюда упирайся, в кресло. Жопу раздвинь. Сильнее! Ты что, мужу в жопу никогда не давала? Узко как! Что клиенты скажут! Ничего, сейчас расширим. Через месяц тебе туда можно будет бревно засунуть! Вот так! Хорошо. Очень хорошо. Подмахивай, подмахивай. Это, девочка моя, как пиво: сначала горько и невкусно, а потом сама просить будешь. Смотри Серёжа, как сучка твоя хорошо подмахивает. Смотри, я сказал! Вот так. Костя, ты тоже подходи давай, не стесняйся. Она хорошо сосёт. Давай, пристраивайся. Это так, для разминки. Потом повеселимся по-настоящему!
Я, всё ещё в ступоре от происходящего, послушно занял позицию перед лицом Оли. Она сама развязала простыню и скинула её на пол. Надо ли говорить, что член уже был в полной боевой готовности? Ольга обхватила головку мягкими горячими губами и принялась за работу... Каждый толчок сзади заставлял её податься вперёд, насаживаясь ртом на мой член. Потом Роман чуть вынимал, и одновременно с ним она тоже наполовину выпускала его изо рта. Я видел слёзы боли и унижения, текущие по щекам молодой женщины. Она плакала беззвучно, боясь рассердить хозяина, но, к своему стыду, я обнаружил, что это меня не только не отталкивает, но даже возбуждает. Я кончил очень быстро, минут через пять. Ольга проглотила всё до капли и облизала мой мокрый член. Я снова занял место в партере и продолжил наблюдение за спектаклем, разворачивающимся на моих глазах. Роман продолжал трахать свою новую наложницу в задний проход. Он не торопился. Медленные размеренные движения, как удары молота, вгоняющие сваю в мягкую податливую землю. И в такт его движениям колыхались на весу полные груди. Хозяин не стал никого приглашать занять моё место. Теперь у него была другая идея.
- Пой!
- Что?!
- Я сказал: "пой!".
- Что петь, Роман Акопович? - голос звенел от слёз, но звучал подобострастно.
- Что хочешь.
И она запела! Согнувшись в три погибели, раскачиваясь под толчками бандита, насилующего её в задний проход, она запела высоким тонким голосом, прерывающимся всхлипами: "Миллион, миллион, миллион алых роз... ". Мне стало не по себе. Иррациональность происходящего поражала. Это был театр абсурда, Кафка и де Сад в одном флаконе. А Ольга продолжала петь. "Целое море цветов... ". Слова популярной когда-то песни звучали издевательски. "А ты такой холодный... " - по-видимому Ольгу заклинило на репертуаре Аллы Борисовны. Слёзы боли и унижения текли по красивому лицу, оставляя на щеках полосы косметики. Роман закряхтел, ритм стал быстрее, толчки усилились, он старался протолкнуть член как можно глубже, во всю его длину. Пение несколько раз уже прерывалось криком боли несчастной жертвы. Вот насильник замер, потом задёргался, и по его блаженному лицо стало ясно, что прямая кишка молодой женщины оросилась, наконец, его спермой. Он постоял ещё минуту, потом вынул, развернул Ольгу к себе лицом.
- Оближи. Вот так, молодец. А теперь снова поворачивайся. Андрон, подходи, пристраивайся. Девка - что надо! А я пока пивка попью, - Роман подошёл ко мне, сел голый рядом, открыл банку Lapin Kulta, - Андрон, ты в жопу её! Давай, разрабатывай, а то слишком узко, клиенты жаловаться будут. Карик, а ты тащи сюда этого пидора. Ты же это любишь, я знаю.
Карен, чуть полноватый брюнет с усиками, с готовностью подскочил к Сергею, понуро сидящему в углу, и ухватив его за шиворот бесцеремонно потащил в центр комнаты.
- Раздевайся.
Всхлипывая, тот снял свой злосчастный пиджак и принялся расстёгивать дрожащими руками пуговицы дорогой сорочки. Нетерпеливый Карен схватил за воротник и одним рывком сорвал её с жертвы. По полу запрыгали оторванные пуговицы.
- Штаны снимай, петушина!
Сергей повиновался. На пол полетели дорогие туфли, вслед за ними брюки вместе с трусами. Теперь он стоял посреди комнаты, жалкий, испуганный, машинально прикрывая руками своё хозяйство.
- Туда иди. Туда, к жене. Становись рядом. Да не туда, тут вот встанешь, напротив. Нагибайся. Ниже! Вот так. Стой, не двигайся, я сейчас гандон одену. Ага, вот. Ну, поехали! Жопу раздвинь! Расслабь жопу, пидор, а то я тебе туда сейчас шампур засуну! Ну-ка, стой, не дёргайся! О, вот так, пошло!
Сквозь сжатые зубы вырвался крик нестерпимой боли, переходящий в мучительный стон. Карен всё пыхтел сзади, пристраиваясь поудобнее.
- Молчи, петушина! Ну-ка, стой ровно, не заваливайся! О, босс, у него тут кровь! Я ему целку порвал, - Карен захихикал, - всё, пиздец, ты теперь настоящий пидор! Ничего, скоро растянется. Тебя кулаком можно будет трахать. Смотри, сучка, как твоего козла пидорасят! Теперь так каждый день будет. Давай, козёл, теперь ты пой!
Муж и жена стояли по обе стороны кресла, упершись в подлокотники. Их лица, искажённые болью, находились в двадцати или тридцати сантиметрах друг от друга. Ольга беззвучно плакала, голова Сергея безвольно висела, раскачиваясь в такт толчкам сзади. Не поднимая головы, Сергей запел хриплым голосом что-то про Владимирский централ.
- Не, хуёво поёшь, только песню портишь! Ты у нас петух - так кукарекай! Башку только подними, козлина. Вот так, ещё, ещё давай, кукарекай, пока не скажу: "Хватит". О-о, бля! Босс, а у него встал! Понравилось, значит, а, пидор? Босс, он подмахивает!
От истерического "ку-ка-ре-ку", время от времени разносящегося в комнате, меня пробирал озноб. Я чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Роман, развалившись напротив, попивал пиво и комментировал:
- Значит так, обоих ещё по разу, потом охрану позовёте. И тех тоже, у ворот. Пусть порезвятся! Только водку им не давайте. Потом этих вниз, можно в одну комнату. Кормите нормально, как всех. Охрану не обязательно - всё равно никуда не денутся. Да, Томке скажите, пусть им подберёт что-нибудь. Ну, сучке как обычно - чулки там, пояс, а пидору - что-нибудь в обтяжку, ну, лосины какие-нибудь, только с большой дыркой сзади, ну такой - от пояса, на всю жопу, помнишь, как Светка носила? А сверху - женскую комбинацию, прозрачную, с кружевами. И член им дайте искусственный, или, лучше два. Ну, из той партии, силиконовые. Эй, петушок, ты член-то сразу в жопу засунь, и носи целый день, растягивайся, так быстрее привыкнешь. И сучке своей тоже засунь. А то так и будете орать, клиентов распугивать. Да, Андрон, девку малолетнюю когда привезут - сразу ко мне. Я ей сначала сам всё объясню, - он противно захихикал, - свежее мясо, неиспорченное. А потом к ним поселишь, вниз. Да, клиентам всем говорите, что, мол, папа с мамой и дочка. Есть любители семейной групповухи. Ладно, я пошёл, вы тут развлекайтесь.
