ДНЕВНИК СЭРА РОДЖЕРА
Дражайшая Селия! Я вскоре буду иметь ее в любом случае, но только удовлетворенной: так я сказал и Мюриэл. Тебе скоро достанется ее задница, если это то, чего тебе хотелось, ответила она на это, взглянув на меня с видимой ревно-стью. Я уверил ее, что ее собственная, дерзкая, тугая и такая нежная, как сливки, - может вполне составить счастье любого джен-тльмена. Ее это, кажется, утихомирило. Как она дышит, как сопит, когда ей туда вводят... Она брыкается и ржет, как кобыла, пока мой буй разрабатывает ее обширные полушария. Боюсь, что они с Джейн вместе обсуждают даже самые интимные вещи. Если бы не это, мое чувство к Мюриэл выросло бы намного. Я так уверен в этом. "Не правда ли, Дейзи приятная и кудрявая между бедрами?" спросила она. Я сказал, что не рассматривал и не буду. "Ой, плут, ты же трогал их задницы, да?" спросила она. Я подумал, что это бестактность, но только лишь покачал головой. Подозреваю, она тоже так подумала. Мне захотелось спросить, засу-нула ли она палец Селии в зад, но это было бы уже слишком. Меня иногда удивляют собственные представления о морали. Но кто ты есть, тот ты и есть. Мне нужно поговорить с Дейзи, потому что я боюсь язычков этих сестер. В этом свете мое решение овладеть Джейн и сладкой Сильвией несколько поблекло. Но меня же приваживают таким же образом, как Селию к Мюриэл! Скоро тебе будет можно нас обеих, сказала Мюриэл. На это я парировал, что я скажу ей сам, когда и если мне этого захочется. Она снова выглядела побитой. Иногда язык ее просто не слушается. Дело в том, что она никогда не хочет дурного. Я сказал ей, что все это знаю и в некоем смысле прощаю ее. Она вздохнула и прижалась ко мне крепче. Мы всегда будем одновременно соперниками и союзниками, милый, сказала она. Я подумал о том, что это очень верно, и похвалил ее слова.. Ого, тебе все же нравится что-то из того, что я говорю! рассмеялась она. Иногда она бывает не устояты..
ДНЕВНИК ДЕЙЗИ
Если кто-нибудь спросит, целовал ли меня папа в губы, я скажу, что не целовал. Папа прочел мне об этом наисерьезнейшую лекцию. У нас была ТАЙНАЯ ВСТРЕЧА в моей комнате! Я сказала, что не скажу НИКОМУ в ЦЕЛОМ СВЕТЕ, и это правда. А если тебя будут шлепать и спрашивать, спросил он. Я не скажу даже АНГЕЛУ, сказала я. Он просто расхохотался. "Тогда не говори сама себе, потому что ты тоже ангел, моя радость", сказал он. Сперва у него был какой-то испуганный вид, но теперь он совсем развеселился. На мне была только ночная сорочка. Он хотел было обнять меня обеими руками, но потом вдруг раздумал и быстро вышел. Меня это страшно обидело. В конце концов, мне кажется, что он мне не слишком-то верит.
Глава одиннадцатая
ДНЕВНИК ЭВЕЛИН
Когда слушаешь рассказ Дейдр, то кажется, что настал конец света; впрочем, она, по-моему, возится со всем этим гораздо больше, чем дело того заслуживает. И намного больше, чем переживает сама. Необходимость свалить с себя ношу была у нее больше, чем получить "прощение", которого я, как сразу и сказала ей, дать не могу. Не думаю ли я, что все это было немыслимое негодяйство, спросила она. Она явно не хотела, чтобы я произнесла свое "да". Я объяснила ей, если это можно назвать объяснением, что она вполне может рассматривать все это как либертарианскую авантюру чисто импуль-сивного происхождения. Признаюсь, я была очень довольна своей фразой, потому что она явно ожидала от меня нечто более прямое и вовсе не дамское. Не хочет ли она, чтобы я занялась молодым господином Ричардом? Ее глаза зажглись. Или в то же время в них промелькнула искра опасения? Я подчеркнула, что ей необязательно при этом присутст-вовать, а то, что я для него предначертала, должно скорее всего преподать ему должный урок. Что же, согласилась она. Я должна сказать Морису, вспомнила она. Что же, если мы здесь не либер-тарианцы, тогда кто же мы? Она даже немного всплакнула: скорее всего, от любви, а не от угрызений... Мне так показалось. Я уже почти было решилась признаться ей во всем касательно Клодии, но увидев явно смешавшиеся чувства Дейдр раздумала. В конце концов, во всех умах (и Морис не исключение) гуляет та шалопутная мысль, что и Эми давно пора бы взнуздать. Нам еще предстоит ее увидеть, однако по описанию матери она получается очаровательно подходящей к намерению, которое мы ДОЛЖНЫ осуществить. Возможно, мне нужно рассказать Клодии побольше о Дейдр. Все это, кажется, предвидится как очаровательный коктейль. Морис вполне согласен с моим мнением.
ДНЕВНИК РИЧАРДА
Я все еще в немилости и вполне, как я сам думаю, заслужил это. Я уверен, что произошло самое худшее - и мама отправилась домой к Джереми... Но нет, тогда бы я сразу же узнал об этом. Я должен доставить некую посылку той даме, которую мама встретила в городе. Это все, что мама мне сказала. Единственные слова, которые я от нее слышал за все это время. Я просто ответил, что все отвезу и очень жалобно посмотрел на нее. Но ее глаза холодны, как всегда. Эми спросила у меня, что случилось, а я приказал ей заткнуться. Она становится очень наглой и, кажется, непоседливой. Она сказала, что надеется, что я "ничего плохого не сделал маме", на что я спросил, что она имеет в виду. Боюсь, она что-то слышала. Джереми - идиот. Эми ответила мне, что она все знает, но я так не думаю. Не думаю, чтобы кто-нибудь даже пробовал поднимать ей юбки. Ее жопа, кажется, сделалась больше. Я ей так и сказал, на что она покраснела, выбежала из комнаты и хлопнула за собой дверью. Бьюсь об заклад, что она подняла свои юбки и посмотрела, что там. Я услышал, как мама сказала: "Тебя выпорют, Эми, если ты еще раз так поговоришь со своим братом"... Может быть, она не думает обо мне так плохо, как пытается представить. Хотелось бы мне знать. Она не разрешила мне взять коляску, чтобы отвезти посылку. Мне придется отправиться дилижансом вместе с простым народом.
ДНЕВНИК ЭМИ
Ричард отправился доставить посылку какой-то даме, маминой подруге, и не вернулся! Я спросила маму, не волнуется ли она. Мама сказала, что он в хороших руках. За ним присматривают. Я не знала, что он все еще не вернулся, до сегодняшнего утра. Вечером нас посетил джентльмен по имени Морис. Он показался мне приятным. Он сказал, что Ричард ведет себя хорошо. Что же, это будет здорово. Я знаю, что он целовал маму, но других своих мыслей я не выдам, чтобы не показаться злюкой. Морис... Я подумала, что его зовут мистер Морис, а потом из-винилась, но он сказал, что это ничего. А потом, когда мама вышла из комнаты, он сказал, что я очень привлекательная! Я думаю, что Джереми я тоже так нравилась, но ЕГО имени мама даже слышать не хочет не понимаю, почему. Она сказала, что он был с ней невежлив. Все это было сказано при Морисе. А когда мама была наверху, он сказал мне, что обниматься и целоваться тоже иногда бывает невежливо, и спросил, что я об этом думаю. Я сказала, что так не думаю. Я покраснела! Он сказал, что ему очень приятно, что я такая чувствительная девочка и в этом смысле очень похожая на маму. Потом он совсем внезапно ПОЦЕЛОВАЛ меня и сказал: "О, у тебя такая чудная попочка, но не говори маме, что я так сказал", и положил на нее руку! Я застеснялась что-нибудь делать и не знала, что сказать. Он сказал, что чувствует на мне чудные панталончики и часто ли я их ношу. Я не знала, как отвечать. Он сказал, что мне не следует носить их постоянно, потому что они затрудняют юных леди. Я чувствовала себя очень глупой из-за своего молчания. Я думала, что с его стороны очень грубо все время меня трогать... но с моей стороны было бы очень грубо сказать ему об этом. Тут как раз мама вернулась вниз. Он успел снова сесть, а моя попа все еще щекоталась, как будто его рука все еще была там. Мама извинилась и сказала, что у нее страшно болит голова; поэтому Морис предложил ей отвезти меня кататься. Мама, кажется, не была в этом уверена. Я думаю, что она немного ревнует. Она сказала, что я могу поехать на час. Не знаю, хотелось мне этого или нет, но, в любом случае, мне нравится выезжать. Морис сам вел двуколку с пони, и мы ехали по полю ТАКИМ шагом, что у меня захватило дыхание, а моя шляпка почти слетела. Потом мы остановились у какой-то рощицы. Среди деревьев было очень приятно. Он стреножил пони и мы пошли прогуляться немного. Меня ОЧЕНЬ хвалили за мой разговор и за мое поведение. Мы сели под дубом, а он сказал, что мои губы и мои глаза очень хороши! Потом он шутя сказал, что снова хочет быть "невежливым", поцеловать меня и потрогать мою попу! На этот раз я хотела сказать "нет", но он мне не дал и ЗАДУШИЛ меня поцелуями, повторяя, что я ВОСХИТИТЕЛЬНА! Мама умерла бы, если бы узнала, что он искал у меня ПОД юбкой. Я ему не давала этого делать и вертелась, но он вдруг стал строгим и сказал мне, чтобы я вела себя тихо. Он сказал, что хочет трогать мою попу через панталоны, что он и сделал, повсюду и ВОКРУГ. Я чувствовала себя очень странно, потому что его палец попал туда в середину и очень терся. Он сказал, что если я перестану крутиться, мне сразу же будет приятно, и что мамы все очень хотят, чтобы их дочери этому научились, но дают джентльменам заниматься этим. Я едва могла говорить, потому что он все время целовал и ТРОГАЛ меня повсюду, даже между ног! "Ой, нет!" сказала я. "Ой, да, дорогая моя, потому что этому тебе надо учиться", сказал он. Я подумала о том, что сказала бы мама и сказала ему, что не надо этого делать, а то я все расскажу. Ах, нет, потому что тогда ты будешь совершенно непростительно бесстыдной, все об этом узнают, я имею в виду твое бесстыдство. Тебя только отругают за это, сказал он. Я наполовину поверила ему, наполовину нет. Ой, в какой кру-говорот я попала! Увидев мои сомнения и то, как моя рука тихо пытается его бить, он вдруг поднялся, прислонился к дереву и сказал, что я веду себя нехорошо по отношению к нему... Это смутило меня еще больше. Я тоже села и начала оправлять платье. Он сейчас же обхватил меня за плечи и вмиг положил к себе на колени. Ой, Боже, потом он задрал мне платье и начал шлепать по моей попе, пока я не заплакала, чтобы он перестал. Она просто докрасна накалилась. У меня по щекам потекли слезы. Моя попа горела! Сядь и выучи назубок, что надо слушаться старших! сказал он. Я все время всхлипывала и не могла усесться на мою бедную побитую попу, но он все же заставил меня, а потом притянул к себе и начал со мной разговаривать нежно, вытирая мои слезы. Теперь я молодая леди, сказал он, и должна поступать так, как поступают молодые леди; а если я расскажу маме, как боролась, то все будут только смеяться и скажут, что я все еще ребенок.
