На улице уже стало смеркаться. На деревню опустился вечер и в доме потемнело. Но отец был к этому готов и зажёг керосиновую лампу, найденную им в закутке за печкой. По счастью, в лампе был керосин, и она, коптя освещала зал тусклым светом. Но это было намного лучше, чем сидеть в темноте.
— А ты знаешь, пап, Нелли не виновата, что мы с тобой тут оказались. Ты её распустил и стал у матери под каблуком. Тебе нужно было её пиздить и не давать Нелли и Оле качать свои права. - сказал я Толяну, справедливо полагая, что если бы отец был строже с женой, мы бы не лишились квартиры и не попали сюда, в эту глухомань, где нет людей и электричества.
— Легко сказать, сынок. Ты знаешь, какая она? Нелли сама кого хочешь отмудохает, и с ней лучше не связываться. - ответил мне Толян, смоля папиросу, сидя на диване.
А я, немного подумав, с ним согласился. Мать у меня боевая женщина и может любого мужика на место поставить. И с ней лучше не связываться, а иначе худо будет. Она это показала вчера, приведя домой бандитов с рынка.
— А ты её хоть ебал? От кого я родился? - спросил я у отца, специально стараясь его подколоть.
Толян уже давно не спал в постели со своей блядью женой, хотя мужик он не старый. Тридцать шесть лет всего. Как и Нелли.
— Ну как от кого, Костя? От меня, конечно. Я с твоей матери по молодости не слазил. Это сейчас она мне с " чурками" на рынке изменяет, а тогда мы с ней любили друг друга. - горестно ответил мне Толян, прикуривая новую папиросу.
— Пап, расскажи, какая пизда у Нелли, опиши её тело и как она с тобой еблась? - попросил я отца возбужденным голосом.
Я был ещё девственником и понятия не имел, как устроена женщина.
— У твоей мамы, Костя, лобок чуть ли не до пупка чёрной волоснёй зарос. Она его не любила брить. Говорила, что у неё после станка раздражение. А мне нравилась пизда у Нелли. Я больше брюнеток обожаю и их чёрные заросшие лобки. - мечтательно произнес Толян, закатив глаза кверху, вспоминая те приятные моменты, проведенные в постели с женой.
И сидя со мной на диване в старом доме на краю заброшенной деревни, отец подробно описал мне тело моей матери и то, как она с ним сношалась, когда была молодой.
По словам Толяна, мама Нелли слыла умелой минетчицей и сама без уговоров брала у него за щеку. А ещё моя злая и строгая мама была активной в постели и любила ерзать на отце сверху.
— У неё сисяры большие и соски крупные. И знаешь, как приятно, сынок, когда твоя мама на меня сверху садилась, ёрзала на моём хую и касалась сосками своих сисек моей груди. Кайф, словами не передать! - произнёс отец хриплым от волнения голосом.
Было время, когда он наслаждался в постели с красавицей женой. А теперь её ебут другие, и она так же ёрзает у кого-то на члене и водит сосками по груди чужому мужику.
— У Нелли секель в половину спичечного коробка. Сантиметра три, наверное, точно будет, если не больше. Я такого ни у одной бабы не видел. Он бывает только у злоебучих женщин, таких, как твоя мама, сынок. - сказал мне Толян, доставая из кармана спички и показывая мне ногтём на коробке размер секеля у мамы Нелли.
— А что это такое, секель? И зачем он нужен, Нелли? - изумленно спросил я у отца, не понимая, о чём он говорит.
В моем представлении у женщин между ног была дыра, в которую мужчины суют члены. И из этой дыры рождаются дети.
— Секель - это клитор, сынок. Самое чувствительное место на теле женщины. Он расположен над входом в влагалище и прикрыт кожным капюшоном. Обычно клитор у женщин представляет из себя горошину, а у Нелли он большой и в возбуждённом состоянии торчит у неё из пизды. Твоя мать любила, когда перед тем, как ей вставить, я водил залупой по её клитору. Однажды она попросила меня полизать у неё его ртом. Но я отказался. Молодой был, глупый. Сейчас бы я с удовольствием у Нелли полизал. - пояснил мне Толян название и назначение секеля у женщин.
— Эх, дурак , ты папа! Был бы я на твоём месте, я бы от такого предложения не отказался. - сказал я отцу, вставая с дивана.
После его рассказа про мать мне дико захотелось подрачить. Я и так не занимался онанизмом два дня, и это был серьёзный пропуск с моей стороны.
— У Оли жопа стала больше, чем у Нелли. Их наверняка в очко на рынке армяне ебут. Они любят таких толстожопых шалав. Я несколько раз просил у твоей матери Костя, засадить ей в задний проход, но она мне не дала. А " чуркам" на рынке даёт, и дочь к этому приучила. - сказал мне Толян, чем ещё больше усилил мое желание подрачить.
То, что Нелли и Оля, скорее всего, занимаются сексом с кавказцами, у которых они раньше работали, торговали в их ларьке, пока не купили свой, я догадывался. Сам несколько раз видел, как их, пьяных, привозили с работы южане. Но то, что мою мать и старшую сестру можно ещё сношать в то место, из которого они срут, этого я не предполагал.
— Да нет, пап, разве можно в жопу член вставлять? Он же в гомне измажется, и маме, наверное, больно будет? - переспросил я у отца, думая, что Толян пошутил.
Он сам уже давно не трахал Нелли. Вот и выдумывает про неё небылицы.
— Дурак ты, Костя. Сразу видно, что ещё не был с женщиной. В задний проход не каждая даёт. Но таких блядей, как твоя мать и сестра, только туда и надо сношать. А ещё есть такие женщины, которые сами просят, чтобы им в попу вставили. Я, правда, ни разу не пробовал, но мне друзья рассказывали. - ответил мне Толян, вставая с дивана вслед за мной.
У папаши в штанах на ширинке выпирал бугор. Видно, он и сам возбудился от своего рассказа про Нелли.
— А я твоей жене больше хочу засадить, Толян. У неё жопа и сиськи зачётные, да и сама она на лицо очень красивая. Раз ты её не ебешь, то мне придётся этим заняться. - в шутку сказал я отцу, понимая, что мать мне никогда не даст, а скорее прибьёт, чем ляжет со мной в постель.
Хотя с ней, с пьяной, можно всё же попытаться. Я видел, каким жадным взглядом Нелли смотрела вчера на мой стояк в штанах. Ни одна нормальная мать так не будет рассматривать у сына ширинку. И будь я с ней один, возможно, она бы мне и дала.
— Мечтать не вредно, Костя. Я бы тоже Оле рачком засадил у Нелли на глазах. Пусть бы она посмотрела, как я её дочурку ебу. Но в реале такое невозможно. И нам остается только дрочить на них. - унылым голосом сказал мне Толян, понимая, что Оля ему хер когда даст.
Старшая сестра считала меня и отца за придурков. Полностью " отмороженная" девушка любила только деньги и бесплатно в постель с мужчинами не ложилась.
— На улицу выйди, на террасе не дрочи, сынок. Нам, по ходу, долго придётся тут жить и будем держать дом в чистоте. - предупредил меня отец, словно читая мои мысли.
— Я не собираюсь в доме углы обканчивать. Когда можно выйти и спустить на природе. - ответил я Толяну, выходя из жарко натопленной комнаты.
На улице было прохладно, цвела черёмуха. И в эту пору всегда холодно. На небе светила луна, и вокруг стояла зловещая тишина. И лишь в реке, которая была совсем близко, в глубоком омуте плескалась рыба.
Я встал возле террасы, не отходя далеко от дома, чтобы в случае чего быстро зайти внутрь и закрыть за собой дверь. Ночь в безлюдной деревне пугала меня как никогда. Хорошо, что Толян был в доме, и в окне виделся его силуэт в свете керосиновой лампы.
Расстегнув молнию на ширинке, я достал член и стал тихонько его надрачивать, пытаясь представить себе мать, лежащую на кровати на спине и почему-то в белых сапогах на ногах, в капроновых чулках и заросшим чёрными волосами лобком. Но у меня это плохо получилось из за той гнетущей тишины вокруг и от сознания того, что кроме нас с отцом в этой деревне никого нет.
Быстрыми движениями руки я довёл себя до оргазма, кончил, не испытывая особого кайфа от онанизма, и пошёл в дом, закрывая за собой дверь на террасе. На все крючки, которые на ней были.
— Ну как, снял - напряг Костя? Пойду и я вздрочну, иначе с таким стояком мне не заснуть. Оля меня своей жопой с ума сводит. У её матери Нелли попец мягкий, податливый. А у дочки попа ещё больше и слаще. - Толян поднялся с дивана с папиросой в губах и со стоящим колом членом в штанах пошёл дрочить на улицу.
Мне пришлось раздеться до трусов, прежде чем лечь в постель. В комнате было жарко из за протопленной печи. Но противный мышиный запах и затхлость исчезли. В доме приятно пахло берёзовыми дровами и сиренью, запах которой проникал в комнату через открытую форточку.
— Там такой сомяра здоровенный в реке бултыхнулся. Так что мы с голода с тобой тут точно не помрём, сынок. Во всяком случае, будем с рыбой. Завтра с утра нужно поискать в доме и в сарае у бабки рыболовные снасти. Может, её муж был рыбак? А вообще, наведём шмон по деревне. Всё равно тут давно никто не живёт. Дома вон как заросли бурьяном. Значит, люди сюда даже на лето, типа на дачу не приезжают. Умерли, наверное, все, а жильё своё навсегда бросили. А нам это на руку. Мы теперь с тобой единственные жители в этой деревне Костя. - сказал мне зашедший в комнату отец.
Толян подошёл к печи, поковырял кочергой угли в топке, плотно её закрыл и открыл на всю печной движок, перекрывающий трубу.
— Это для того, чтобы не угореть. Печь прогорела, а остатки дыма уйдут в трубу. - пояснил мне свои действия отец, раздеваясь до трусов, как я, и ложась на диван, не забыв погасить керосинку на столе.
Керосина в лампе было мало, и его нужно было экономить. Но в любом случае нам нужно было решить вопрос с освещением дома в тёмное время суток. А лучше керосиновой лампы и не придумать. Только нужно найти для неё керосин.
