- Нет-нет. Я только воды попить,- виновато отозвалась Алена и, для приличия звякнув стаканом, ушла в комнату. Она так и не взяла табуретку, ей стало стыдно своих дурных мыслей, но, едва она оказалась одна в комнате, сомнения вновь окружили ее, и, стараясь согреться и вслушиваясь в тишину ночи, Алена сидела, укрывшись одеялом и вжавшись спиной в ковер.
Так она и проснулась: полусидя, полулежа в углу дивана. Край солнечного луча нежил розу. Алена прислушалась - в квартире стояла тишина.
Накинув халатик, Алена вышла на кухню. На чисто вымытой глади стола лежала записка. "Мы на кладбище. Ешь, никого не жди. Завтрак на плите,- было написано ровно, аккуратно, и, видимо, торопливо вкось приписано.- Не вздумай уйти голодной".
Институт был безлюден и непривычно тих. В переходе из главного корпуса в здание филфака Алену оглушил звонок.
Алена прошла мимо пустого окна, у которого в учебные дни непременно беседовала какая-нибудь пара, мимо стендов с объявлениями, вырезками газет, статьями, у которых никто и никогда не останавливался, и на выходе из галереи ее вновь оглушил звонок, обозначив коротенький перерыв между часами одной "пары": электроника не признавала ни экзаменов, ни каникул. И тут же, словно звонок оповещал о ее появлении, в проеме перехода появилась Катя Спицына со своим обычным скучающе-пренебрежи- тельным выражением лица. Катя была, как всегда, одна - она никогда ни с кем не конфликтовала, с любой девочкой курса могла поболтать на перемене обо все на свете, но подружек, тех, с кем шепчешься о сокровенном, у Кати не было.
- Привет,- остановилась Алена, обрадованная знакомым лицом. Ей не терпелось рассказать о Егоре, но для начала Алена спросила:
- Сдала?
Катя повела плечиком и не ответила - что отвечать на риторические вопросы? Катя, как и Алена, училась отлично, но в от- личие от Алены никогда не нервничала накануне экзаменов, и со стороны казалось, что Кате глубоко безразлично, с какими оценками она окончит институт.
Алена уже глаза округлила, чтобы сказать: "Представляешь...", но тут лицо Кати на миг оживилось, окрасилось гордостью, но тон остался прежним - насмешливо-пренебрежительным.
- Я получила письмо от Алексея. На каникулы я полечу к нему, и мы распишемся.
Алексей - мальчик, что когда-то жил на Камчатке, а теперь вернулся с родителями в Москву, и с которым Катя вот уже третий год переписывалась.
- А как же Сережа? - спросила Алена растерянно. Сережа - мальчик, к кому Катя каждый вечер отправлялась на свидание, с кем проводила выходные дни и праздники.
Катя осмотрела Алену, хотела, было, ответить, но махнула рукой и сказала:
- Не понимаю, почему Савицкая от тебя без ума. Все уши прожужжала, какая ты умная. Какая ты умная? Книжек начиталась. Чужих мыслей понахваталась. А своего соображения - никакого.
И пошла по коридору. И тут же обернулась:
- Ты не обижайся, пожалуйста. Я тебе добра желаю. Ведь пропадешь ты в жизни. Надо ведь отличать романы, сочиненные на досуге, от реальности, в которой не только книжки читать приходится, но и жить надо где-то, и одеваться во что-то, и...- Катя вздохнула.- Умней скорей - пропадешь.
Алена постояла, посмотрела вслед Кате, что неспешно вышагивала по проходу. Алену не обидели слова Кати, Катя была девочка не злая и не пакостная, а к ее манере разговаривать Алена, как и другие девочки, давно привыкла, но - что ж такого она, Але- на, сказал Кате, чтобы выслушать такую отповедь? Спросила, да даже и не спросила, хотя хотела спросить, если Катя любит Сережу, разве будет она счастлива с другим, нелюбимым? Если любит Алешу, как ей не лень каждый день встречаться с Сергеем, какая радость все дни проводить с нелюбимым? Ну, и что в этом вопросе глупого? Ну, объяснила бы, раз такая умная. И причем здесь Савицкая? Можно подумать, что другие преподаватели Алену глупой считают. И Алена хмыкнула, ну прямо как Катя, насмешливо и высокомерно, и так же плечиком повела и вышла в свой коридор.
Коридор был пуст, как и весь институт, но из глубины, оттуда, где, сделав необъяснимый зигзаг, коридор упирался в кабинет литературы, шел привычный шум - перед дверьми кабинета, за которыми шел экзамен по иностранной литературе, толпились, переговаривались, посмеивались и нервничали Аленины сокурсники; и еще не узнавая голосов, не зная, кто именно там томится - кто-нибудь из подружек или кто-то из тех, с кем она в учебное время и не общалась, Алена уже радовалась, как радуется заплутавший путник, почуяв близость жилья.
Была теория, вернее, множество теорий по одному вопросу одной темы: когда лучше сдавать экзамен - первым, последним или в середине. У каждого теоретика, впрочем, теоретики были неизвестны, как часто бывают неизвестны первоисточники, но при- верженцы идей имели в их пользу убедительные доводы. Утром - преподаватель еще вроде как бы спит, и настроение у него нормальное, не устал, не голоден, ему еще не надоели тупые ответы, к тому же, пока он усаживается, раскладывается и прочее готовится, можно суметь кое-что и припрятать в столе. Обед - преподаватель думает только о еде, выходит в туалет (это опять же примечание о столе), уже устал от чужой болтовни и хочет поскорее закруглиться. Вечером - ему все надоело, у него болит голова и сводит живот, ему не нужны пространные ответы. Сторонники течений приходили к своему времени, но здесь требовалась опреде- ленная сноровка и знания: один преподаватель умудрялся принимать экзамен с восьми утра до восьми вечера, у другого в той же группе экзамен заканчивался к четырем, а были и такие педагоги, что весь групповой объем студенческих знаний успевали выяснить до часу дня, и без учета индивидуальности преподавателя можно было оказаться с неудом за неявку на экзамен.
Кроме ярких представителей различных направлений были и индивидуалисты, они приходили к началу сдачи экзамена и были при дверях до конца в ожидании заветной фразы "настроение ничего" и норовили, минуя законных очередников, шмыгнуть в аудиторию непременно в такой вот подходящий момент. Были и такие что, однажды успешно сдав экзамен, впоследствии, не искушая судьбу, стремились быть в нужном месте точно в нужное время.
Алена была из тех редких студентов, которым безразлично, в каком часу явиться пред преподавательские очи. Единственное, чего Алена не любила - томиться в ожидании под дверями, но, когда самые отъявленные первачи пройдут, всегда бывает момент, когда желающих пропускают вне очереди.
Алена вошла в закуток. У дверей кафедры, вопреки производимому шуму, толпилось всего лишь четыре девушки, да один парень сидел на подоконнике, поглядывая на галдящих со снисходительной усмешкой.
- Привет,- сказала Алена, и стайка дружно защебетала, делясь информацией: кто сдал, кто "завалил", кто еще не появлялся и что сейчас пойдет отвечать девочка с "черного" места за первым столом. - Ну, я пойду?- Алена глянула на парня, что, улыбаясь, сидел на подоконнике. Он, как и Катя, в группе ни с кем не дружил, но явно выделял Алену и часто заговаривал с ней на переменах, но разговоры у них были, что называется, интеллектуальные, о всяких там течениях в мировой литературе в частности и в мировой культуре вообще, к тому же Игорь, так звали парня, был городским, и Алена не знала ни кто его родители, ни есть ли у него девушка. Но знала, что ему, как и ей, безразлично, когда заходить в аудиторию.
- Даме,- Игорь сделал рукой широкий жест и улыбнулся: что делать, у женщин - нервы.
Билет Алене достался так себе: нельзя сказать, что совсем легкий, на который в голове отложена лекция, но и не трудный, не из тех, о которых ничего вообще не знаешь, ведь только список литературы, которую надо прочитать в течение семестра, сам длиной не в один метр. Достался Алене "Дон Жуан" Байрона. О Байроне Алена прочитать не успела ни строчки, и кроме того, что знала о нем прежде: лорд, прихрамывал, любил женщин и Грецию, да что Лермонтов не Байрон, а другой, еще неведомый избранник, как он, гонимый миром странник, но только с русскую душой,- ничего больше и не знала. Но зато роман прочитала два дня назад. Алена скучала, ожидая, когда освободится стул перед столом преподавателя, тут открылась дверь и вошла Валя. Валя многозначительно посмотрела на Алену; что означал этот выразительный взгляд, Алена не поняла, ясно было лишь то, что она должна дождаться Валентину в коридоре, но это было ясно и без взглядов.
Валя степенно подошла к столу, спокойно взяла билет, солидно назвала его номер и пошла на свободное место. "Знаешь?"- глянула Алена. Валя с достоинством кивнула головой и принялась строчить ответ.
Девочка у стола перечисляла даты: когда автор родился, женился, написал пьесу, когда ее поставили, где и кто. Ну, надо же столько помнить, поразилась Алена.
Преподаватель, молодая женщина, первый год как вернулась из аспирантуры, что-то читала, листала, зевала, смотрела в потолок. Алене понравилось ездить с ней в совхоз - та садилась на перевернутое ведро спиной к студентам и раскрывала книгу. Алена тут же заявляла, что она тоже грамотная и книжка у нее с собой тоже есть и шла с книжкой в траву, за кусты, а за ней следом, естественно, и Валя, и Надя, да и вся их группа, кто и книжек-то читать не любил, все шли на травку. Совсем не то было ездить в совхоз с куратором, преподавателем русского языка, пожилой, как казалось девочкам, женщиной, что, глотая слезы, молча, когда девочки говорили "все, больше не можем, да пропади все" и прочая и садились отдыхать, одна шла за машиной, бросая в нее капусту или еще какой-нибудь овощ, и Алена, вздохнув, вставала и шла следом, ну тут, конечно, и Валя, тихонько ругаясь, поднималась и шла следом за Аленой, а за ними и вся группа - кто бы посмел остаться сидеть, если Валя встала? - шла убирать совхозный урожай. Кроме как в совхозе Алена эту кралю и не видела нигде, она, похоже, и здесь была бы рада развернуться к студентам спиной, да что-то ей мешало.
Наконец, краля царапнула в зачетке, и на место упорхнувшей сокурсницы прошла Алена. Не успела Алена сесть, как краля - имени ее Алена не знала, у них в группе занятия по иностранной литературе вела Савицкая, она же и лекции читала всему курсу, но про эту фифу говорили, что она сразу же ставит студенту тройку, а потом вяло слушает все, что он бормочет, и Алена с опаской и обидой приготовилась получить сразу же тройку, но фифа сложила стопочкой все бумаги, положила руки на стол, как прилежная ученица, и уставилась на Алену, как на диктора телеэкрана в ожидании экстренных со- общений.
