Оленька немножко заворочалась. Я встал, скинул свои шорты, помедлил… намочил слюной палец, смазал половой разрезик сверху донизу. Снаружи – провел глубоко пальцем. И раз, и второй. Грузно лёг на девочку. Кровать прогнулась, пружины мелодично заскрипели.
Помогая себе рукой – нащупал вход и попытался вставить головку. Большие губки приветливо раздвинулись, а малые губки – не впустили здоровенную блямбу.
– Три хуя до меня тут были, называется, – как-то так подумал я, с эмоцией грусти.
Оленька во сне явно задумала перевернуться на бок.
– Тихо, – я прижал девочкины плечи собой. Напрягся и вдавил в неё половую головку.
– Аааа, – застонала Оленька. Пошевелила тазом.
– Тихо, – повторил я.
Я воспринимал Олю как инструмент для работы. Кукла, которая поможет мне слить похоть. Сама пришла и сама легла! Поэтому, терпи.
Я засунул Оленьке одну руку под попку, а другой помогал члену пролезать в девочку. Я ж не виноват, что он вырос таким немаленьким? А девочка обязана давать мужчине на всю длину его ствола. По яйца. Так записано в коде природы. Поэтому, терпи.
Руки не помогли. Хер упорно не хотел вставляться. Точнее: липкая половая дырочка упорно не желала его принимать. Вне хозяйки пизды, сама по себе.
За деревянной дверью гоготала тусовка. Мне край надо было доказать себе и им, что я – крут! Я слез с явно некрепко спящей девочки и сел на колени, на кровати. Задрал её ножки себе на плечи, кстати, – тоже в первый раз в своей жизни.
Пиздочка сверху виделась по-другому, чем сбоку. Я взглядом обнаружил на лобке засохшие белые пятна, явненько до меня спускали прям на выбритый треугольник.
Половой разрезик с испугом пялился на мой немаленький член. Губки были сомкнуты, как будто минутку назад там не было ни большого пальца, ни толстенной блямбы. До чего же эластичная пиздочка попалась! Белесые пятна отсвечивали в лунном свете.
Я б с удовольствием в ответ попялился, но – время… Оленька тихо и равномерно дышала, голова отвернута на подушке. Титьки без лифона немножко просвечивали через блузу.
Член был уже на пределе. Несмотря на алкоголь. А может, и благодаря ему в какой-то степени. Пиздочка смотрелась девочкиной-девочкиной. Моя оглобля сейчас её вспашет по-врослому, но сначала в дырочку надо смочь воткнуть, половые пропорции явно намекали на некую борьбу мужского и женского начал… в общем, Оленька может проснуться.
Мелькнула шальная мысль: я приспустил ножки с плеч, поднял безвольную ручку Оленьки и приложил её к своей оглобле. Вставил хер в нежные пальчики с яркими ноготками. Покачал своим тазом вперёд и назад, имитируя еблю в девочкин импровизированный кулачок, созданный наспех мной. Титьки под блузой качались вместе с вытянутой рукой вчерашней малолетки. Такие добрые, размерчик где-то второй.
Юная шмонька и здоровенная оглобля находились на одной диагонали моего взгляда. Вот сейчас он в неё тыкается, раздвигая аккуратные складочки, и начинает влезать на полусухую, главное – пройти разбухшей головке, а дальше – насколько хватит глубины самой кисы… больше трех четвертей мой член никто принять не мог… исключая быть может одну, тоже юную девочку, что принципиально захотела его вместить весь, по яйца. После – неделю сесть не могла, и прихрамывала.
От таких мыслей, подкрепленных натурой, – член зашёлся в наслажденческих вибрациях, к яйцам подкатила знакомая сладость, что поднялась по стволу – к половой головке, и. Первая струя улетела куда-то за девочкину голову. Вторая струя – чпокнула Оленьке в щёчку, следом, в нос – третья и четвёртая... одна капелька стекла прямо в полуоткрытый ротик. Оргазм был затяжной. Прямо на пиздочку я наспускал хорошую лужицу. Не давая оленькиным пальчикам выпустить мой кол.
Рано утром Оленька уехала на машинке, что привозила в лагерь продукты. Взяли обратным рейсом. По словам Серёги Чира – ничего-то Оленька не помнила. Возможно, догадывалась, но догадки хранила при себе. Что закономерно для девочки в Кукуево, населением всего-то несколько тысяч человек.
5. СЕКС В МОРГЕ
1999 год.
Даже сегодня эта история – фантасмагорична, для пресыщенного читателя. Нет. Особенно сегодня!
Судмедэксперт Светочка — это блондинка лет 27, с волосами до плеч и яркими пронзительными синими глазками, ни черта не наивными. Взгляд — холодный и высокомерный. В целом, лицо безэмоциональное, улыбалась Светочка уголками губ.
Рост где-то 170, худенькая, титьки в классическую ладошку, упругие, мягкие и тёплые. Киса — малюсенькая, и дюже голодный хер — раздвинул половую щель с серьёзным усилием, несмотря на то, что Светочка хорошо «подтекала». Но это было потом…
…А для начала. Мне – 22 года. В конце 1990-х я сидел в КПЗ родного Кукуево. Пятисуточный срок по «административке» — за то, что шлялся пьяным по городу. Медвытрезвитель – суд – КПЗ: путь типичного алкоголика в великорусских ебенях того времени. Необязательно было и морду кому-то бить! Виновен лишь за то, что бухарь! Да-а, было времечко…
Со мной чалился Жека – мужик лет 50, протухший и скисший от пьянок, — если в общем, то мой собственный портрет-зеркало, показывающий, как я буду выглядеть в свой полтинник, если не брошу пить. До КПЗ я его знал шапочно, где-то и когда-то пили или били…
Сидеть в КПЗ «на сутках» – это значит выполнять чёрную работу по приказу начальника. На личный его карман или по хоз. нуждам местной ментовки. Чем мы с бичом Жекой и занимались 4 дня, а на пятые сутки – получили ответственное задание отвезти покойника в морг.
— Поможете его выгрузить, — кивнул на перевозку капитан Дима, слишком молодой для начальника тюрьмы, откровенно. С приятным лицом и очень лояльный к зэкам. – Потом, ты, Ангелов – свободен, а ты – Жека, приедешь назад досиживать.
Труп лежал в кузове небольшого гражданского грузовичка, чем-то накрытый. В кабине поехал рыжий лейтенант Порубов, а мы с напарником – впрыгнули к покойнику.
Обычно дядя Саня Порубов гонял по нашему городку на личном мотоцикле, а на роже всегда висела самодовольная ухмылка из серии: «жизнь удалась». В данную поездку его попросили, отношения к КПЗ – Поруб не имел, а являлся членом «хозбанды» отдела. Глубоко мне знакомый, как, в общем-то и почти все менты округи. Что для Кукуево населением в 5 тысяч человек – не удивительно.
Порубов – это тот, кто мне однажды сказал примерно такое:
— Внутренние органы, Андрюха – это те органы, что изучают людей внутри. Их изнанку, скрытую от активного большинства.
Глубоководная мысль.
Судебный морг находился в соседнем городе, он же – районный центр, где проживало 100 тысяч человек, и весь «криминал» возили туда, а в нашем Кукуево – было лишь патологоанатомическое отделение, где вскрывали только больничных стариков.
До районного центра домчали за полчаса, хорошо проветрившись, ибо при скорости 60/70 километров – ветер в лицо задувает нехило. Даже покурить на таком ветру – проблема. Труп, лежащий в паре метров от нас – не напрягал, а если таки – да, то память этого не сохранила. Августовски вечерело, но не смеркалось.
Наконец, грузовик вывернул в высокие ворота, и протруляв по двору – остановился. Задний двор судебки. Кажется, был шлагбаум, но не настаиваю. Саня Поруб выпрыгнул из кабины и ушёл в здание. Отсутствовал тоже полчаса. Вернулся злой, но вместе с синеокой дамочкой в белом халате:
— Бардак, мать вашу! Хер кого найдешь! – Махнул нам. – Выгружайте!
Как сейчас помню, мне достались покойницкие ноги. Мы с Жекой в-двоих опустили «соседа по поездке» на асфальт двора.
— Вау! Тяжелый! – удивился я, впервые трогавший безжизненное тело. К слову, мужское и небольшое, без видимых признаков жести.
— Сюда, — тонконогая дамочка открыла хлипкую деревянную дверь в здание.
Сделав усилие, на полусогнутых – мы с Жекой занесли тело сначала в коридорчик, а после – в некий закуток. Там – распахнутая железная дверь, откуда веяло сыростью.
— Кладите на ближайшую полку, — попросила распорядительница мертвецами.
Перед очередным рывком или после – я бегло осмотрел холодильник. Бетонная коробка 3 на 4 метра, с ярусами деревянных полок. Полный мрак, свет падал только из коридора, где мы все и находились. Полки завалены одетыми трупами, прямо предо мной — женское тело, в юбке и с запрокинутой черноволосой головой. Эту картину и это тело – я запомнил на всю жизнь.
— Такое чувство, что просто спят, — пробормотал я про себя, не особо веря в то, что со мной происходит. Ещё час назад я мечтал, как выйду из кутузки, отмоюсь дома и завалюсь спать, ведь в тюряге – вечный недосып, ибо общая нервозная атмосфера не даёт расслабиться. Плюс холод даже летом, вонь от «параши» (алюминиевая фляга в углу камеры), шум от соседей, пресный обед (из подобной же фляги, другой) и беспокойные думки…
Но один приказ одного человека — и вот я уже в морге. Там, где я ни разу не был, да и меньше всего хотел бы побывать. Как непредсказуемо банкует жизнь, и как же человек зависим от воли другого человека!
