Он спит, свернувшись калачиком. Соня накинула полотенце на его мокрую голову. Смотрит на часы, потом в окно, потом с часами подходит к окну, смотрит. "Точно, уже семь, на улице светло, а здесь как-то не очень. Похоже, я остаюсь... Все равно". Ходит по комнате. Подходит к стулу, на котором стоит портфель. Садится на самый краешек. Закуривает, тушит сигарету. Подходит к кровати, ложится, заглядывает ему в лицо. "Спишь? Ну и спи... Какая теперь разница... Нам неплохо вместе". Рассматривает свои руки, они немного дрожат. "Черт знает что такое... хочешь сказку?" Хочет погладить его по голове, но убирает руку. "Нет уж... А, ничего ты не хочешь... Возможно, ты и прав... Это трудно представить... Уже поздно..."
Когда нет никого рядом, кто может тебе помешать? Но вот, вас уже двое и время идет совсем по-другому. Жара понемногу спадает. Скорее прохладно, чем жарко. У Сони заболел живот, с ней это не в первый раз, и она надолго заперлась в ванной. Холодный мокрый плиточный пол, соприкасаясь с босыми ногами, действовал успокаивающе. Пол душевых кабинок не горизонтален, он всегда устроен таким образом. Это делается для удобства пляжников. Вся вода из душевых кабинок, стоящих по десять в ряд, приблизительно, устремляется в сточные желобки, унося с собой все сколь - нибудь значимое: чешуйки земляничного лака, которым Соня накрасила ногти на ногах, песок, глину, пряди волос. "Волосы, видно, придется остричь",- голос матери в ушах. "И откуда она все знает наперед"? Красные чешуйки, прилипшие к дну сточного желобка. "Не это делает человека взрослым", - мать была очень ревнива тогда. И про живот: "Так всегда бывает от резкого перепада температур". И она вся мокрая из душевой кабинки кричала ей: "Неправда, мама, неправда, ты должна мне верить".
Он проснулся, потому что замерз. Приблизительно восемь часов вечера, но в мае в это время еще светло. Какая-то женщина во дворе сушит перину. На стуле стоит портфель, заклеенный крест накрест пластырем. Этот белый крест на черном фоне напомнил ему пол душевой в мужской раздевалке. Когда-то он занимался танцами. И музыкой. Тяжелейший перелом лодыжки навсегда вывел его из строя. Подтянутые узкозадые мальчики и шелестящие девочки ушли из его жизни. Его звали Виктор, и мать говорила ему, что это значит победитель. Кусочек укропа, застрявший между крупных зубов его партнерши по танцам, почему-то навсегда врезался в память.
Соня стоит на пороге комнаты.
Соня: Я сделала себе клизму с ромашкой.
Он сделал вид, что не расслышал.
Соня: Почти все прошло, чуть-чуть осталось. По себе скажу, что это не очень страшно, ты не волнуйся.
Он: Меня сейчас стошнит, прекрати ты это.
Соня: Ты что, брезгуешь? Это же простое расстройство, вызванное перепадом температур. И потом, я уже сделала клистир...
Он: Замолчи!
Соня: ... с цветами ромашки. Травы, Виктор, очень помогают в подобных ситуациях.
Виктор: Как ты сказала?
Соня: Травы, Виктор, помогают в...
Виктор: (резко) Откуда ты знаешь?.. Ты себя выдала! Попалась!
Соня: Пожалуйста, перестань... Я всегда так делаю. (оправдывается) А, Виктор... Я все поняла... Дай мне сказать. Прости, пожалуйста, это любопытство называется, прости.
Виктор: (вскакивает с постели) Что засуетилась? Паспорт? Рылась у меня в карманах? Пока я спал?
Соня: Ну, пожалуйста... Позволь мне сказать. (постепенно становясь очень уверенной) Я, прежде всего, беспокоюсь о наших отношениях. Я боялась, что ты меня не так поймешь, что, собственно говоря, и случилось. Нет, ты не подумай, я полностью тебе доверяю, это просто мера предосторожности. Может быть, лишняя. Извини... Я верю тебе, ты бы и сам мне все рассказал.
Виктор: (почти кричит) Что ты несешь! Неужели не ясно, что я уйду отсюда при первой же возможности. Меня ничего здесь не держит.
Соня: (твердо) Нет, мы будем здесь вместе. Теперь уже поздно...
Виктор: (еще немного раздраженно, указывая на портфель) Зачем ты его заклеила? (спокойно) Могла бы, хоть, сказать.
Соня: Я бы сказала.
Виктор: А вот теперь возьми, сделай, как было и дай сюда.
Соня молча расклеивает портфель и дает Виктору.
Виктор просматривает содержимое портфеля.
Соня: (робко) Ну и что там?
Виктор: Да ничего необычного.
Какая-то женщина во дворе выколачивает перину. Удары приходятся на счет три. Точно таким же погожим вечерком Соня выходила из дома, на ней было голубое платье, плоский, но тяжелый портфель больно бил по ногам. Она остановилась, подняла голову. Из открытого окна доносилась пронзительная музыка, ее любимая. Соня старалась не пропускать радиопрограмму "Я научу тебя танцевать". Шаг, резкий поворот на счет три... Ах, Соня, совсем она непроста. Коктейль из двух яиц, немного сахара, немного коньяку. Это то, что ему сейчас нужно. Она стоит на пороге комнаты со стаканом в руке, улыбается. Делает шаг вперед, оступается и вскрикивает, едва удерживая стакан. "Черт, осколки, я поранила ногу, кажется".
Приблизительно восемь часов вечера. Голос любимого радиоведущего прорывается сквозь шум воды: "Программа "Я научу тебя танцевать"! Мы снова вместе, друзья! Рад вас приветствовать в нашем танцклассе"! под горячими струями воды он прижимает к себе воображаемую партнершу. "У моей девчонки застрял укроп между зубами, тоненькие зеленые ниточки, ну и что ж"! - популярная мелодия не оставит равнодушным никого.
Соня стоит на пороге, держа стакан в вытянутой руке.
Виктор: Давай, что там у тебя?
Соня: Черт, я поранила ногу, кажется.
Виктор: Но ты же ее мыла?
Соня: Мыла.
Виктор: Иди, я посмотрю... Так, осколок вошел глубоко, придется оставить в ране. Немного помучаешься, но, как говорится, не помрешь.
Соня залпом выпивает коктейль, несколько секунд смотрит на Виктора, потом сама осматривает ступню, и, наконец, падает на постель, истерически хохоча и отбрасывая пустой стакан. Стакан разбивается о стену, засыпая осколками пол.
Соня: (не поднимая головы) Ладно, раз уж так вышло, давай что ли поговорим. Вот что. (ненадолго замялась) Короче, помнишь, ты спрашивал у меня о том молодом человеке? Ну, который на фотографии, ну тот который...
Виктор: Который на фотографии? На какой такой фотографии? (смеется) Ладно, шучу. Малый незаурядный, конечно. Ну и что он?
Соня: И с которым я встречалась... ну спрашивала у него это все для нас... он мне советовал еще... Не помнишь?..
Виктор: Ну и что с того?
Соня: (удивлена спокойствием Виктора) Что, ну и что? А то, что это один и тот же парень.
Виктор: Да ну. Ладно прикалывать, чего ты гонишь.
Соня: Может, я и зря с этим разговором завела... Хотя... В общем, я решила, что так будет как-то спокойнее... Да, мне так спокойнее будет.
Виктор: (понимает) Ах вот где засада. Ну пошла жара.(сплевывает) Нет, ну уж если конкретно с тобой разбираться, то ты, ты сука, конечно. (передразнивает) Решила она. Ты подумай только. Решала она чего-то. И долго решала?
Соня: (перебивает) А что такое-то, а? Я, что подписку тебе давала?
Виктор: (перебивает) Так, слушай меня, значит... Нет, ну какая же сука... а дура какая, вот, засада-то... Ну с этим разобрались, ладно, а мысль такая: ты что, меня сдать хотела или в чем тут фишка? Рот-то закрой, не с тобой разговаривают. А так, я понял, в принципе. Ты и вашим и нашим хотела. Жопа на два базара. Или можешь возразить? Думаешь что? Думаешь, он чего-то там такое у тебя нашел, чего днем с огнем не сыскать? Ему ж пофигу это все. (показывает на стоящий на стуле портфель) У него вот забота. Сразу разобрался. Он малый-то грамотный: Нет, ну все, хорош.
Соня: Ну уж нет! Не такой он совсем. Откуда ты взял? Ты же его не знаешь. Или знаешь?..
Виктор: Знаешь, не знаешь... как жопу потеряешь! Сама с ним базарить будешь, если заявится. Как хочешь отмазываться будешь. Ясно теперь? Так вот.
Соня несколько секунд смотрит на Виктора, хочет обнять его, но он ее отталкивает и она падает навзничь на постель. От такого напора прорывается подушка, по постели рассыпаются перья. Соня хохочет. Чаще всего подушки набивают куриными перьями.
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Уже темнеет. Из-за этого комната сужается до размеров небольшого светлого круга вблизи окна. Соня стоит на пороге комнаты, держа в вытянутой руке стакан.
Виктор: Ладно, присядь. Давай, что там у тебя? Что-то диетическое?
Соня: Вот, взгляни. (и еще на просвет) Коктейль: два сырых яйца, сахар, немного коньяку.
Виктор: И что это значит?
Соня: (держит стакан около груди двумя руками; говорит убежденно, глядя прямо перед собой) Это начало и конец жизни. Совершенная форма и абсолютная бесформенность. Новый взгляд на вкус и несоответствие законам. Попробуй себя изменить, и ты изменишь отношение к окружающим. Ты спрашиваешь, что для этого нужно? Всего лишь выгляни в окно. Видишь? Неоновые буквы призывают к жертвенности, перекрывая своим мерцанием жалкие звезды... И это действительно так... Этот коктейль готовила моя мать для моего отца, после того, как укладывала меня спать. Его готовят миллионы женщин для своих мужей, а ты спрашиваешь, что у тебя там, в надежде получить ответ, и я даю его тебе.
Виктор: (после недолгого молчания) Уй, елки... Да ты не обижайся.
Соня: (как бы очнувшись, утомленно и медленно) И еще, отец никогда не прижимался ко мне. Ты слышишь? (совсем тихо) Мы почти не виделись.
Виктор: Да... А у меня мама на восемь лет отца старше, и ничего, всегда молодцом старалась держаться в этом смысле.
Соня: А в детстве тебя как называли?
Дожди всегда особенно сильны в мае. Настоящие дожди, ливни. Вот и сейчас, от сильного порыва ветра распахнулось окно и на пол упал горшок с цветком, стоявший на подоконнике. Они не спешили закрывать окно. Ветер принес облегчение. Они сидели рядом на узеньком диванчике и разговаривали, глядя прямо перед собой в большое настенное зеркало. Это делалось для того, чтобы в любой момент, подняв глаза, можно было увидеть выражение лица собеседника. Если в этом будет необходимость, конечно. В руках они держали чашки с горячим еще бульоном.
