- Вы же сами учили нас коллективизму, - напоминаю мстительно.
- Но... не до такой же степени!
- Ладно, хватит рассуждать. Становись в позу.
"Номенклатура" согнулась, обнажив довольно-таки привлекательное влагалище, обрамленное рыжеватыми кудряшками.
- Нет, - уперлась вдруг она, - без презерватива не дам...
- У меня нет...
- Зато у меня есть. Дай достану!
Она извлекла из внутреннего кармана небольшую пеструю упаковку импортных презервативов, вскрыла один пакетик и вытащила изделие. Кондом был бледно-розового цвета, с двумя небольшими шпорами из мягкой резины на конце.
И в этот момент крашеная особа увидела мой огнедышащий член. Рот у нее сразу же приоткрылся, губы, словно по команде, сложились буквой "о", а руки протянули мне резинку:
- Надевай!
- Это женская обязанность, - нагло ухмыляюсь.
Двумя пальчиками держа презерватив (остальные были грациозно отставлены), "номенклатура" хорошо отработанным жестом поднесла кондом к моему сортирному безумцу и накрыла его розовой резиновой шляпой, после чего раскатала резинку до самого корня.
- Сними пиджак, помнется.
Как ни странно, но "замдиректора" не прекословила. Про юбку даже и напоминать не пришлось. Блузку же она просто расстегнула.
- У тебя вся спина в родинках. Стало быть, счастливая...
- Как же, счастье прямо через край льется, - ответила она, ловко расстегнув застежку черного кружевного бюстгальтера.
Теперь на ней оставался черный узкий пояс с длинными резинками, поддерживающий капроновые чулки, и черные плавки, полупрозрачные и полуспущенные мною в процессе захвата "запретной зоны". Стянуть их до конца мне тогда не удалось, ибо этому мешали резинки пояса. Она поддернула плавки, взялась с боков за короткие шнурочки, потянула их, и трусики раскрылись сами собой и снялись с тела. Все легко и просто, когда знаешь, где и за что надо потянуть, Да, у этой бабы сбруя - первый класс!
От этого неторопливого и чрезвычайно эротического стриптиза у меня заломило в яичках. Голая "номенклатура" повернулась ко мне спиной, завела назад руки, чтобы подзарядиться энергией от моего готового к штурму отбойного молотка. Потом она встала раком, ухватившись за стояк сливного бачка.
Я выставил вперед своего скакуна, и она стала двигать задом сначала медленно, чтобы там внутри у нее расправилась резинка, потом все быстрее.
- Тебе хорошо? - не забывала спросить она с интервалом в три-четыре раза.
- Да, а тебе?
- Ох! И мне тоже... просто бесподобно... никогда раньше... такого не было... чудно... Ах! Ты весь... как пружина... Ох! А-а! Вот что значит... молодой парень...
Похвала что называется, "пошла в кость". Теперь ягодицы "номенклатуры" ударялись в мой живот, и мне, чтобы не упереться жопой в дверь, приходилось делать столь же энергичный встречный толчок. Получалось, как у хороших пильщиков бревен, однако она все взвинчивала и взвинчивала темп, и я, ухватившись за бешено трясущиеся сиськи, врубил четвертую скорость. И вот уже затряслись не только груди, но и ягодицы, живот и даже мощные бедра. Все тряслось мелкой дрожью - так я долбил ее. Она задрала кверху голову, открыла рот в беззвучном сладострастном стоне.
- Вот так... так... миленький мой... хороший, - сыпала она короткими отрывистыми фразами. - О, Боже мой!.. Как хорошо!.. И как долго!.. Я сейчас умру... от счастья!.. Ах!..
"Вполне может помереть, - подумалось мне. - Сдерживать такой темперамент - нелегкое дело".
- Ах... как мне нравятся... такие молоденькие... ма-мальчики-и... как ты... У тебя... он... такой большой... хороший! Ах! Аж... до диафрагмы... доста-ет... Ах! .. О, как сладко!.. Теперь... знаю... что такое... молодой парень... О!..
Кончила она серией оргазмов, чему, очевидно, способствовали шпоры презерватива. Потом долго висела у меня на шее, отдыхая и нашептывая всякие банальности. И ласкала, ласкала без перерыва.
- Жаль, что сношаемся не у меня в кабинете... Там безопасно... есть еще один выход. А диван какой, приходи, если захочешь... С комфортом все сделаем. Придешь?
Я кивнул.
- Только никому не рассказывай, договорились?
- Конечно, что за вопрос! Кстати, ты не очень-то увлекайся шпорами, бешенство матки получишь...
- Не учи мать трахаться. - Она снова хихикнула, проникая к моим губам. - Я очень благодарна тебе, милый... Прости, не знаю твоего имени. Кстати, как тебя зовут?
- Никодим.
- Я серьезно спрашиваю, - обиделась она.
- А я и говорю - Никодим. Папа с мамой так назвали.
- Хм... странное имя, то есть, я хотела сказать, очень редкое и красивое, - поправилась "номенклатура". - А меня - Валерия Михайловна. Можешь звать просто Лерой, я позволяю... Тебе, Ника, я позволю все!
Потом она долго топила в унитазе использованный презерватив - скрывала улики. Спускала и спускала воду, а он все никак не хотел тонуть. Наконец, Лере надоело возиться с непотопляемой резинкой. Она застегнулась и вновь приняла официальный вид.
- Не скрою, Никодим, ты мне понравился. Очень, - сказала она дружески и одновременно вполне по-деловому. - Хотелось бы встречаться регулярно. Думаю, что сумею быть благодарной...
"Как на торжественном собрании чешет, - изумился я, - сейчас медаль вручит".
- Ты ведь студент? У меня завязаны кое-какие связи. Тебе они, думаю, будут полезны...
"Не доверяй своим чарам. Хочет купить, ну-ну..."
- О времени контактов договоримся позднее. Вот мой телефон. - Валерия Михайловна с любезной улыбкой вручила мне визитную карточку и, понизив голос, добавила:
- Уходить будем по-одному. Сначала я, потом - ты.
- Это уж как водится, - кивнул я.
- Если все тихо, стукну в дверь.
И она упорхнула. Стойкий аромат дорогих духов тянулся за ней длинным шлейфом. Прошла минута, другая... пятая... Обещанного сигнала не было... Я сидел и думал, что, пожалуй, нет более скучного занятия, чем сидеть без дела в туалете.
Незаметно стало как-то сумрачно. Дверь кабины была открыта, и ко мне, гремя ведрами, вошла уборщица баба Галя. Вообще-то, это ее только так знали - Галя, на самом деле имя у нее было Галия Махмудовна. Она стояла на своих кривоватых ногах, держа швабру в жилистой руке, и смотрела на меня сурово и вместе с тем жалостливо.
- Затрахали они тебя совсем, девки-то. Вона, аж с лица спал.
Почесав грязным ногтем большую бородавку под косом и усы, баба Галя полезла в карман грязного, рваного халата, достала оттуда промасленный сверток и подала его мне.
- На-ка вот, девки тебе передачку послали. Поешь малость, а то, поди, с утра не жрамши, сидючи здеся.
Выполнив поручение с воли, Галия Махмудовна перехватила швабру в рабочее положение, обмакнула в ведро с грязной водой и стала драить щербатый кафельный пол.
- Понасрали-то, понасрали, - повторяла она своим дребезжащим голосом, орудуя тряпкой. - Интеллигенция хренова, Аллах их побери... Ну-ка, ноги свои подбери, ишь расселся тута...
Я ел сухой бутерброд и думал о том, что сидеть мне тут, как видно, аж до самой смерти. Согласитесь, не очень-то это приятно - провести всю жизнь в сортире! И женщины здесь какие-то странные. Как будто не разные приходят, а одна и та же - только с каждым разом все старше становится. Странно, думал я, годы идут, она стареет, а я почему-то остаюсь по-прежнему молодым.
Уборщица закончила мытье и устало оперлась рукой на черенок швабры.
- Ну вот, тепереча можно и отдохнуть. Ну что, хахаль ты наш, подкрепился мало-мало?
- Ага, спасибо большое, баба Галя.
- Дык, спасибом не отделаешься, - ответила баба Галя недовольным голосом. - Тепереча давай меня... я тоже хочу... Давненько не пробовала живехонького... Швабра-то мне уже приелась...
Она расстегнула свой задрипанный халат и стала спускать огромные, розовые, с пятнами от хлорки трусы... Увидев хлорированные трусы, я закричал диким голосом, заметался на унитазе и... проснулся!
Возле умывальников гремели ведра и кто-то голосом Галии Махмудовны покрикивал: "Вот, здеся течет... Я уж замаялась подтирать..." - "Да, - отвечал мужской голос, - тут варить надо. Без сварки никак не обойтись, верно, Федя?" - "Правильно, - подтвердил еще один голос, - наливай. Баба Галя, стаканы помыла?" - "Может, тебе еще фужеры достать? Не барин, авось не сдохнешь". - "Тоже верно. От этого ни одна бактерия не выживет, окромя нас..."
Через некоторое время неизвестные подчиненные Валерии Михайловны принялись стучать по трубам чем-то металлическим. "Сегодня варить не будем, сегодня короткий день, а завтра - выходной. Так что с понедельника и начнем". - "Дак затопит ведь до понедельника-то". - "Не затопит. Счас мы стояк перекроем, туалет запрем, а в понедельник с утречка сделаем на свежую голову..."
Я заметался в кабине, как хорек, запертый в курятнике.
Нет, до понедельника мне не выжить. Оставалось одно - выйти и сдаться! Пусть сообщают родителям, в институт - не погибать же, в конце концов, в этом сортире! Впрочем... Выход, кажется, есть. Надо только собраться и, как говорят актеры, войти в образ. И я вошел... Достал из кармана записную книжку, вытащил ручку, придал лицу соответствующее казенное выражение. И, деловито повторяя: "Так, так, вот значит, как...", двинулся к двери.
- Там все в порядке, - это были первые мои слова на воле. - Трубы отопления не текут, не дымят...
Стаканы застыли в руках изумленных слесарей, усы под носом Галии Махмудовны поднялись торчком. Надо было развивать успех. И я развил:
- А на других этажах отопление в норме?
- Э-э-э, - сказала баба Галя, - кажись, в порядке... А вы кто же будете?
- Я из котлонадзора, инспектор, так сказать... Проверяем готовность систем к зимним условиям.
- Да еще лето, пади...
- Готовь сани летом, - пошутил я, кисло улыбаясь. - Котел-то у вас где? В подвале?
- У нас центральное отопление, - ответила баба Галя, ковыряя бородавку возле носа. - Нету никакого котла вовсе...
