Я огляделся по сторонам. Мне бросился в глаза один пенис, громадный и узловатый, словно корень могучего дуба, торчащий из-под впалого, коричневатого, как у йога, живота костлявого верзилы с ребрами, распирающими кожу. Ни слова не говоря, раскачиваясь от толчков сзади, я схватил это чудище за основание. Это было настоящее чудо - живой, дышащий, напрягающийся корень дуба, и несколько секунд я загипнотизированно заглядывал в отверстие его головки, потом, почти скребя по нему зубами, отправил себе в рот. Мужчина вскрикнул и подался ко мне бедрами, едва не задыхаясь. Окутанный неведомой мне ранее жаркой волной, я захватил пенис губами и начал мастурбировать, водя головой вверх-вниз и упираясь языком в солоноватую головку, четко ощущая крупное, раздавшееся отверстие в ней, в то время как мой партнер, ухватив меня за волосы, тихо застонал.
Я больше не чувствовал, когда и сколько раз начинали и кончали мои партнеры с тыла, все мое существование, вся моя жизнь сосредоточились вокруг борьбы с чудовищно кряжистым стволом в моем рту. Он то пролезал, вызывая позывы тошноты, мне в глотку, и мои губы почти упирались в дряблую кожу мошонки, то крутился почти у моих зубов, и верзила, подвывающе постанывая, давил себе рукой на яйца, а я терся небом о его макушку, щекотал языком его складки и разбухшие вены, почти грыз его и видел, как капли крови стекают вниз по редким белесым волоскам мошонки вниз. По моим прикидкам уже три или четыре самца обогатили мои аналы своим семенем, но этот уникальный йог все маялся, пока, наконец, сделав рукой несколько возвратно-поступательных движений вдоль своего корневища, он не затопил мою пасть упругой струей теплой жижи.
Но изумительный ствол моего йога обмяк лишь чуть-чуть. Не вынимая его у меня изо рта, он только нажал пальцем на точку в промежности, и его чудовищный удав вновь пополз к моей глотке. Но теперь этому бревну пришлось делить мое внимание с тем наплывом событий, который шел на меня с тылового фронта: пульсировавшая вначале боль все более перетекала в невыносимо сладострастный зуд, распространяющийся вокруг сфинктера. Набрякшая кровью головка моего члена обрела поразительную чувствительность и при безвольной, мягкой эрекции елозила по голому животу девушки, заставляя меня при каждом прикосновении содрогаться всем телом вплоть до позвоночника. Я кончил почти одновременно с моим партнером сзади, трясясь и заливая ее спермой. Увидев это, мой монстроидальный йог задвигал бедрами, яйца его почти втянулись в живот, потом новая горячая струя хлынула в мой рот, и он, закрыв глаза, вытащил из меня свою распаренную и окровавленную дубину.
Я был в изнеможении, с губ моего распахнутого рта крупными каплями стекала сперма, я хрипел что-то вроде "хватит, хватит", но кто-то сзади вновь ухватил меня за ляжки и стал впихивать свой жезл. Какой-то юноша с просвечивающим пушком на лобке тыкал мне в лицо свою розовую, нежную плоть, но я ее выталкивал языком, и в конце концов он лишь обрызгал мне подбородок. Тогда ко мне спереди подошел тот громила, что в самом начале так жестоко поверг мою спутницу на этот стол, и, взяв меня за щеки, отжал ладонями мою нижнюю челюсть вниз и впер мне в горло свой бугристый поршень. Я вдруг вспомнил, что мне все равно умирать и, главное, надо отключиться. Сердце мое билось в груди с такой силой, что, кажется, я раскачивался взад-вперед под действием его ударов, а не от остервенелых толчков в рот и в прямую кишку. Очередной маньяк у моей кормы принялся в такт своим совокупляющим движениям мастурбировать мой член. Когда громила спереди пригибал мою голову книзу, протыкая свое горячее мясо, кажется, мне до самых мозгов, я видел багровую головку собственного порядком истерзанного приятеля в обрамлении чужих рук. В один из таких моментов канал его выстрелил, и первые капли белой спермы долетели почти до подбородка девушки, но остальная порция вялыми соплями стекла вниз. Я впал в транс: если бы не два шомпола и не тискающие меня снизу руки, я бы упал плашмя. Потом вновь с неизвестно откуда взявшейся энергией я затряс головой, мастурбируя губами едва вмещающийся во рту пенис громилы, и яйца его прыгали перед моими глазами как баскетбольные мячи, брошенные в авоську. Я задыхался и летел куда-то странным образом, как-то наискосок, правым плечом вперед, и это продолжалось необъяснимо долго, но когда наконец его пенис подпрыгнул, выбрасывая первые каскады семени, где-то позади вдруг грохнули два выстрела.
До сих пор не знаю, как объяснить все последующее. Эти обезумевшие в животной страсти и от отчаяния надвигающейся смерти мужчины самым непостижимым образом в считанные мгновения превратились в стадо вспугнутых оленей. Они бежали почти с бабьими взвизгами, поднимая фонтаны брызг, сталкиваясь и опрокидывая друг друга и тычась в толкучке друг другу в бока и зады. Козел, терзавший меня сзади, неуклюже вытаскивая свою рапиру, - повалил меня на бок, и я упал почти без чувств в воду.
Посреди бара стояли три моряка из экипажа лайнера в полной форме, спокойные и холодные, и один из них, в офицерском кителе, держал в руке дымящийся пистолет и выкрикивал:
- Все по каютам! Все по каютам! Свиньи!
И они бежали от него, тряся телесами, карабкаясь друг-другу на спины у дверей.
- Все по каютам!
Я пребывал в удивительном состоянии. Тело мое лежало недвижимо в воде и я не знал даже, дышу я или не дышу, но в это время сознание мое, словно отделившись от этой измочаленной оболочки, витало под потолком помещения, прохладно и трезво наблюдая происходящее. Я подумал, что, наверно, я умер, но эта мысль почему-то только подогрела любопытство отвлеченно витающего в пространстве сознания.
После того как последние из охваченных паническим ужасом сатиров выскочили прочь, тот, что был в офицерском кителе, сухо приказал:
- Закройте дверь. Снимайте вон ту панель - под ней должен быть аварийный запас спасательных жилетов и несколько аквалангов, если этот козел-буфетчик их еще не пропил.
Потом он подошел к распростертой на столе девушке и, бросив на нее оценивающий взгляд, добавил:
- Экий карьер здесь эти жеребцы пропахали.
Я на него, наверно, произвел впечатление давно мертвого и уже холодного.
Матросы сняли панель, и под ней действительно оказалась ниша, забитая пробковыми жилетами и баллонами. Один из них поднес жилет и акваланг офицеру. Тот аккуратно положил пистолет на сухое место рядом с девушкой, потом стал методично снимать китель, рубашку, брюки и складывать их тут же. Матросы действовали гораздо менее церемонно, и один из них, уже в полном подводном снаряжении, начал отвертывать медные барашки у окна.
Поразительное дело, но я наблюдал все происходящее гораздо яснее и отчетливее, чем это обычно бывает. Кажется, у меня даже проявились некие уникальные способности: например, с того места, где я лежал, я не мог видеть пистолет офицера, но я непостижимым образом четко знал, где он находится, и даже почини явственно ощущал, какая шероховатая должна быть у него рукоять. Я раздельно, звук за звуком, слышал, как они переговариваются.
- Мы могли бы помочь выбраться этим бедолагам, вместо того чтобы загонять их в каюты, - говорил тот, что начал отвертывать барашки у окна.
- Ничего бы не вышло, - глухо отвечал офицер. - Паника - самая опасная вещь на море. Эти скоты просто смяли бы нас и передавили друг друга. У нас самих шансов не так-то много.
- Ерунда, - откликнулся разбитной малый, который принес офицеру жилет и акваланг, - всего каких-то пятьдесят метров. В войну подводники выныривали с подводных лодок с двухсот метров без всяких аквалангов, предварительно протиснувшись через торпедные аппараты. Молодец кэп, что успел направить нашу лоханку к этому островку, а то бы нам крышка, - бормотал он, продевая руки в ремни аквалангистского снаряжения, а в моем сознании отчаянно шевелилось: "Гады, гады, не сберегли судно, а теперь бегут, как крысы, а нас оставляют задыхаться, подыхать здесь! Какие гады! Неужели мы умрем?"
- А вам не кажется, - продолжал балагурить разбитной морячок, - что мы упускаем уникальнейший случай в морской практике? - Сейчас он, не отрываясь, смотрел в раскрытое перед ним лоно девушки, по-оленьи поводя ноздрями. - А? На глубине пятьдесят метров ниже уровня моря, в полном аквалангистском снаряжении? - Он приспустил трусы казенного образца так, чтобы резинка подпирала яйца, и предъявил к опознанию свою лиловую шишковатую колотушку. - Нет, я себе не прощу, если упущу подобный случай.
- Брось, - прохрипел тот, что стоял у окна, - ты что, взбесился?
Но моряк в офицерском кителе молчал, косо усмехаясь.
- Айн секунд, как говорится, моменто в море, - жуир ухмыльнулся и подмигнул зрачку своей раздувшейся, стоящей торчком дылды, и обратился к ней:
- Что, приятель, соскучился по белому мясу? Ничего, потерпи еще чуточку. - Он сунул себе в рот загубник акваланга и, отклоняя свой член вперед, стал заправлять его в вагину девушки.
В этот момент меня пронзила невыносимая боль - словно раскаленным прутком прикоснулись к моей промежности. Начав кричать еще в воде, я вскочил, точнее говоря, сел по пояс в воде, схватил пистолет и выстрелил в грудь насильнику. Тот отступил на шаг и упал в воду. Не переставая выть, я выстрелил еще два раза - в побледневшее лицо офицера и в голову моряка возле окна. Потом осатанело метнулся вперед, к бьющемуся в воде жуиру и стал рвать из его оскаленных зубов загубник акваланга. Схватив липкую от крови резину губами, я сделал несколько вдохов кислорода. Блаженное полубеспамятство вскружило мне голову. Вполне отстраненно я пронаблюдал, как матрос, вываливая изо рта облачка крови, корчится под водой и замирает, сведенный последней судорогой. Почти теряя от слабости сознание, я снял с него пробковый жилет и по-настоящему надел акваланг. Сил открывать окно-иллюминатор у меня уже не было, и я попросту разрядил в него остаток обоймы. Отчетливо, словно в замедленном кинофильме, я увидел, как в толстом корабельном стекле возникли три аккуратные дырочки, между ними, соединяясь, зазмеились трещины, потом стекло вдруг раздробилось и водопад хлынул в помещение экс-бара, пенясь, расшвыривая табуретки, переворачивая и кидая трупы (кроме застреленных мною моряков здесь лежали, по крайней мере, еще тело бронзовоногого гиганта и перерезавшего себе горло долговязого), пустые бутылки. В сгущенной атмосфере я едва расслышал вскрик позади меня - поток воды, долетев до девушки, поднял ее и понес, ударяя о столы и захлестывая пеной, - суровое омовение древнего бога Нептуна. Я бросился следом в кипящее течение, поймал ее за лоскут разорванной рубашки, прижал к стене и сунул в рот загубник своего акваланга.
