Первое время нас на вокзале не замечали, принимая за пассажиров, ждущих отправления поезда, но вскоре, когда мы с мамой примелькались, нас с вокзала стала гнать милиция. Мать особо не трогали, а вот мне несколько раз доставалась дубинками от ментов. Таким образом, мы побывали с мамой на всех трёх вокзалах, расположенных на Комсомольской площади, и везде нас с ней со временем стали гонять менты, потому что мы с ней примелькались и выглядели не как пассажиры, ожидающие посадки на поезд, а как настоящие бомжи.
Умыться, переодеться нам было негде, бессонные ночи, сидя на скамейках в зале ожидания, отразились на наших лицах, и моя мама из красивой сорокалетней женщины превратилась в бомжиху неопределенного возраста. У нее появились мешки под глазами, и в целом она стала похожа на старуху. Жизнь на улице быстро ломает людей, превращая их из молодых и здоровых в стариков и старух. Несколько раз я говорил матери о том, чтобы вернуться обратно в наш город. Мать не рассчитывалась с работы, а просто уехала, бросив всё, и формально она в данный момент числилась завучем в школе, ушедшая на летние каникулы. И если мать попросит директора школы, то он наверняка выделит ей и мне место в общежитии. Но мать и слышать не хотела о возвращении в родной город. Она плакала и говорила, что лучше умрет тут, на улицах Москвы, чем вернётся в таком виде назад домой.
Конечно, я мог пойти банально в военкомат, и меня забрали бы в армию, и на целых два года получил бесплатную крышу над головой и питание. А там можно было остаться в армии на сверхсрочную или завербоваться на север в геологоразведку, как делали некоторые парни из нашего города. Но я не мог бросить мать одну, без меня она точно пропадет, умрет с голоду и сгинет в огромном мегаполисе, какой была Москва.
Конец мая выдался на редкость холодным, и ночевать на улице в парке, сидя на скамейках, было холодно, и тогда мы с матерью вместе с другими бездомными стали ходить ночевать в близлежащие к вокзалу многоквартирные дома. На дверях в подъездах ещё не было установлено домофонов, и зайти в подъезд можно было свободно, чем и пользовались бездомные вроде нас с мамой. Как правило, жители многоэтажных домов использовали лифт, поднимаясь к себе на этаж, а вот по лестнице практически не ходили, и она стала убежищем для бомжей, алкашей и наркоманов. Мы с мамой и другими бездомными устраивались на ночлег, постелив на бетонные ступени лестницы картонные коробки, и таким образом коротали ночи в подъездах жилых домов, все же было теплее, чем на скамейке в парке, и в некоторой степени безопаснее. Ночью на улицах Москвы орудовали банды малолеток и скинхедов, и они нападали как раз на бездомных вроде нас с матерью. Конечно, напасть могли и в подъездах домов, в них так же собирались малолетки, и они, перепив пива, нападали на беззащитных бомжей.
Помимо холода, на нас с матерью навалилась ещё одна напасть в виде вшей, которых мы с ней подцепили от бомжей, ночевавших вместе с нами в подъезде. Помыться, переодеться нам было негде, и тело, как и у меня, так и у матери, нестерпимо чесалось от укусов насекомых, которые поселились в нашей одежде. Но поделать мы ничего не могли, так и ходили по улицам Москвы со вшами. Несколько раз я видел, как мать ссала, садилась на корточки при мне, а я стоял и смотрел. Она одна боялась отходить далеко в туалет и просила, чтобы я был рядом. Но странное дело, если я раньше дрочил только на мать, то сейчас, видя ее, сидящую на корточках и ссущую, у меня не вставал на это дело член. Бессонные ночи и усталость от жизни на улице сделали меня безразличным к женщинам, и я никак не реагировал на мать, даже когда во время ночевки на лестнице в подъезде, чтобы согреться, прижимался к ее телу, касался сисек мамы под одеждой. В другое время у меня тут же бы встал колом член, но сейчас он никак на это не реагировал, до того жизнь на улице измотала меня и опустошила.
Пятьсот рублей, что дала нам злая бабка, мать моего отца, быстро закончились, и чтобы не умереть с голоду, мы вынуждены были собирать бутылки из под пива и сдавить их в пунктах приема. А ещё я ходил на перрон за вокзалом, туда, где останавливалась пассажирские и грузовые поезда. Конечно, это было рискованным занятием, несколько раз меня били дубинками менты, но я продолжал туда ходить, потому что там можно было подзаработать, помогая проводникам поездов дальнего следования. Проводницы во время остановки просили наколоть им щепок для растопки титана в вагоне или давали в руки веник для того, чтобы подмести вагон. Как правило, платой за это были продукты, оставленные пассажирами в поезде. И это было существенным подспорьем для нас с мамой. Однажды за то, что я убрался в вагоне и наколол щепок на титан, полная добродушная проводница с русой косой дала мне пакет с продуктами, и там была целая запеченная курица, завернутая в фольгу, большой шмат сала, хлеб и полная бутылка коньяка. Для нас с мамой тогда был праздник, мы сидели с ней в парке напротив вокзала на лавочке, ели курицу и запивали её коньяком, выпивая его прямо из горлышка.
Казалось бы, что у нас с матерью не было выхода, кроме как ночевать в подъездах многоэтажных домов, рискуя стать жертвами банд малолеток или замерзнуть насмерть на лавочке предстоящей зимой, но все решил случай. Как обычно, переночевав в подъезде одного из домов, мы с мамой вышли на площадь перед Ярославским вокзалом на свое привычное место в сквер. И вот, оставив мать сидеть на лавочке, я отправился на перрон к поездам дальнего следования в надежде поработать у проводниц этих поездов и получить за это продукты, оставшиеся от пассажиров. Идя к перрону, я встретил на улице такого же бездомного парня, как и я сам. Обычно бомжи узнают друг друга безошибочно, выделяя в толпе людей, так и я сейчас, узнав в проходящем по улице парне бомжа в потрёпанной одежде, в защитного цвета куртке, видавшей ни одну стирку, в линялых джинсах с заплатками на коленях и с пластиковым пакетом в руке, попросил у него закурить.
— Привет, брат, угости сигаретой. - спросил я у парня, видя, что он курит на ходу.
Парень остановился и, раскрыв пакет, стал набирать мне из него сигареты, а их у него было много и все лежали в пакете без пачек, россыпью, причем тут были сигареты как с фильтром, так и без фильтра, и некоторые длинные, нестандартных размеров. Парень дал мне штук десять сигарет, а на мой вопрос, откуда у него столько курева и почему сигареты нестандартные и без пачек, ответил, что он едет со свалки к сестре в Волгоград и что эта свалка находится вблизи Москвы. И там, по его словам, этих сигарет валом.
— Давно бомжуешь, брат? - поинтересовался у меня парень, дав мне горсть сигарет, когда я закурил, убрав остальные сигареты в карман, заначив их для матери, мы с ним разговорились.
Не знаю почему, но у меня вдруг появилась симпатия к этому незнакомому мне парню, худощавому и светловолосому, с небольшой бородкой, чуть старше, чем я на вид.
— Да не так давно, с две недели точно. Я с подругой по Москве скитаюсь. Днем на лавочке в сквере тусуемся. А на ночь в дома идем в подъезды. Не знаю, как зимой выживать, на улице точно замерзнешь. - поделился я с парнем, не сказав ему, что я бомжую с родной матерью училкой, по вине которой я стал бездомным.
— Слушай меня внимательно, брат. Вам с Москвы сваливать надо. Тут опасно. Или менты вас загребут и на зону отправят, или малолетки убьют. Мой тебе совет, поезжай со своей подругой на Хованскую свалку. Я два месяца там был, сейчас еду сестру повидать в Волгоград и обратно вернусь. И вам туда советую ехать. Там, на свалке, вы не пропадете. - посоветовал парень и, закурив новую сигарету, вкратце рассказал мне о свалке, где он жил два месяца.
По словам светловолосого парня, эта свалка, а точнее полигон бытовых отходов, находится вблизи Москвы, в районе Хованского кладбища, и в ясную погоду со свалки виден шпиль МГУ.
— Там всего полно, и жратвы, и курева, а главное, на этой свалке можно построить хибару и жить в ней даже зимой. И никто вас там не тронет, если, конечно, соблюдать закон свалки и не лезь туда, куда не надо. - объяснил мне Вадим, так звали светловолосого парня, и он ввел меня в курс дела, как жить на этом самом полигоне бытовых отходов.
— Там нет смотрящих, как на других свалках. Приезжаешь туда, строишь себе домик из подручного материала, а его там полно, и живи. Главное, не заходи в хижины других бомжей в их отсутствие, а иначе можешь попасть в очень неприятную ситуацию. На этой свалке законы строже, чем на зоне. И туда даже менты, бояться по одному соваться, всегда приезжают группой, когда делают облавы. Но это редко бывает, и нас заранее предупреждают. Построишь со своей подругой домик и будете в нем жить в тепле и в безопасности. Еды там полно, привозят просроченные продукты с магазинов и столовых. Но они пригодные в пищу, так как срок годности у них ещё не истёк, просто их заранее на свалку везут. Курево, одежда, бухло, все там есть. И можно зарабатывать деньги на бутылках и цветном металле. Бухать сильно не будете и станете жить нормально. На свалке есть пункты приема. Там установлены пять вагончиков, в которых сидят приемщицы, они принимают у бомжей бутылки, макулатуру, цветной металл, а взамен дают деньги, сигареты и водку на выбор. Я тебе советую сдавать все в синий вагончик " Мосхлеб", он вначале свалки расположен, я сам на них работал и там не обманывают на весах, как в других приёмках. А еще там дают в долг сигареты и жратву, в расчете на то, что вы будете сдавать бутылки и металл им, а не конкурентам. - сказал мне Вадим и объяснил, как добраться из Москвы до этой свалки.
— Езжайте на метро до Теплого Стана, а там на 67 - ом автобусе за полчаса доедете до Хованского кладбища, а свалка рядом находится, она на горе, её издалека видно. - сказал Вадим и перед тем, как продолжить свой путь, дал мне ценную информацию.
— А ещё я вам советую санпропускник посетить, он на улице 1905 года находится, там можно помыться и есть прожарка от вшей. В этом пункте работают врачи, они бесплатно могут осмотреть и дать таблетки, если нужно. - сказал мне Вадим и зашагал своей дорогой, махнув рукой на прощание, а я тут же помчался к ожидавшей меня в сквере матери.
