Неизвестно, насколько далеко это зашло бы, но тут звякнул дверной звонок. Танька резко отстранилась и натянула платье на бюст, приводя себя в порядок. В магазин вошел покупатель. Коля сгреб покупки и бросился прочь, весь красный, со стояком в штанах.
Надя давно изнывала в ожидании, слоняясь вокруг тележки. Прохожие задерживались, разглядывали ее, фотографировали, но в разговоры не вступали: не принято было разговаривать с чужой рабыней без хозяина. Все-таки Наде было, как видно, неловко и боязно одной, и при виде Коли она выдохнула с облегчением.
– Что купил? – полюбопытствовала она. – Садистское что-нибудь?
– Да нет, нормальное, тебе понравится…
Надя недоверчиво хмыкнула, но не стала допытываться. Они направились к выходу. Переложили покупки в две объемистые матерчатые сумки. Пора было оставлять тележку и тащить сумки в руках. Приподняв их, Надя охнула и согнулась: каждая была килограмм по пятнадцать.
– Я понесу! – вызвался Коля.
Надя с сомнением покачала головой:
– Не знаю, не знаю… Увидят, что хозяин тащит сумки, а рабыня идет налегке. Кто-нибудь непременно донесет твоей мамочке, а она такое устроит…
– Да хватит тебе трястись! Всем пофиг. – Коля уверенно отобрал у нее сумки. – Пойдем! Около дома тебе отдам, дотащишь последние сто метров.
Надя просветлела и любовно поцеловала его в губы. О, ради этого не жалко было и сумки протащить какой-то километр!
И Коля тащился с сумками, а Надя, видать, совсем уж расслабилась и почувствовала себя свободной. Она шла рядом, беззаботно щебеча, рассказывая какие-то малоинтересные истории из прошлой жизни, об отдыхе в Таиланде и подлости своего бывшего. Коля пыхтел, обливался потом, а все-таки был счастлив от того, что Надя забыла о своем рабстве и предстоящей порке, и разговаривает как обычная девушка.
Но вот показалась черная сверкающая крыша корсаковского дома, и на лицо Нади легла тень.
– Все, Коль, спасибо, давай мне их…
Груз, конечно, был ей не по силам. Даже сто метров до дома дались ей с огромным трудом. Ближе к воротам Надя уже не могла нести сумки, а с шумом волочила по асфальту, еле дыша, едва стоя на ногах, мокрая насквозь. Когда она втащила их в калитку, Дарья Сергеевна накинулась:
– Где столько шлялись? Опять, что ли, трахались? А ну быстро сняла эти тряпки, окатилась из шланга и бегом марш на кухню!
Надя с облегчением освободилась от взмокшей тесной одежонки и побежала в сад смывать с себя пот. Коля с матерью принялись разгружать покупки.
– Все по списку! Молодцы! – Дарья Сергеевна была в кои-то веки довольна. – А это что? – она с подозрением уставилась на «Экстендер».
Коля принялся сбивчиво объяснять. Мать покачала головой:
– Фигня какая-то. И дорого! Развели тебя как лоха! Ладно, если не будет работать – Надьку накажем.
– Мам, да за что же Надьку-то? Я один покупал, без нее! – в Коле взыграло чувство справедливости.
– Не тебя же пороть! Ты уже не мальчик. И кстати, о порке… – проговорила она задумчиво.
Надя как раз успела окатиться из шланга и вбежала на кухню, вытираясь на бегу: голенькая, свежая, влажная, всем своим видом показывая послушание и готовность к услугам. Дарья Сергеевна перевела на нее взгляд:
– Анто-он! – позвала она. – Не помнишь, сколько мы сегодня Надьке ремней прописали?
– Тридцать, что ли… – отозвался отец из крольчатника.
– Да, тридцать. Но в магазин хорошо сходила. За это половину снимаю. Будет пятнадцать.
Надя уже было несмело улыбнулась от такой милости, но тут у Дарьи Сергеевны пиликнул телефон, она глянула в сообщения, и глаза ее округлились:
– Ух ты, какую фотку прислали добрые люди! Колька тащит сумки, а ты, сучка, идешь налегке! Ну, за такую наглость никаких скидок. Еще и добавлю десять ремней. Анто-он! Тащи скамейку в сад! Будем девку пороть!
