И отец нам открыл. Практически сразу за дверью послышались его шаги и щелкнул выключатель на стене.
— Как видишь, Саша. Не с пустыми руками вернулись. Две сумки деревенских харчей привезли. А доехали мы на машине. Мужик на свадьбе из соседнего города гулял. И нас попутно подвёз. - ответила мужу мама Нина, снимая куртку и шарф с головы в прихожей, и прямо в сапогах прошла в туалет.
Пока мать ссала в туалете, я разделся в прихожей и отнес сумки на кухню, где папаша тут же стал их разбирать, ища что-то вкусное. И, найдя чашку с холодцом, принялся его уминать с чёрным хлебом, густо намазывая горчицей. Отец вырос в деревне, а в те годы единственным доступным мясным лакомством был холодец. И папа Саша его обожал.
— И куда Валя столько мяса наложила. Нам надо всего кусок. И так холодильник забит. Придётся половину на работу нести и через магазин втихаря реализовывать. А тебе, сынок, снова сумки тащить. - сказала мне мать, выкладывая на стол продукты.
А её деревенская подруга действительно не поскупилась и наложила нам мяса с салом. Наверное, с пол поросенка.
— Ну что, Костя. Припахала тебя Петровна. У нашей матери не забалуешься. - встрял в разговор отец, сидя с противоположной стороны стола, жуя холодец.
И тут же получил от жены подзатыльник.
— Рот свой закрыл, Саша. А то я тебя завтра заставлю их в магазин нести. Я предупреждала дома не курить. Почему окурки в пепельнице? - грозно спросила мать у отца, поставив руки в боки в знак того, что она сердита на него.
В наше отсутствие папа Саша расслабился и курил на кухне, а окурки из пепельницы забыл вытряхнуть в помойное ведро. Чем и спалился жене.
— Да я пару папирос всего выкурил, Нина. Ночью не спалось, а на лестницу лень было идти. - стал оправдываться перед строгой супругой отец, как школьник, сидя за столом, угнув голову.
А я, смотря на эту картину, угорал со смеху. Знал бы отец, что вытворяла его жена в деревне на свадьбе. Он бы сам ей отвесил хороших пиздюлей. И не только ей, но и мне до кучи.
— Ты ужинать будешь, Костя? Я лично не хочу. Пойду к себе. У меня голова болит. А ты котлеты сам себе на газу разогреешь. - сказала мне мать, закончив разбирать продукты из сумок.
Она открыла холодильник и показала мне на тарелку с котлетами, привезенными со свадьбы.
Мать ушла, а мы остались с отцом на кухне вдвоём. Есть я не хотел. А вот покурить перед сном не мешало. И когда папаша наелся холодца и собрался курить, на лестницу я вышел вместе с ним.
— Зараза. Вроде легонько стукнула. А больно. У нашей матери рука тяжелая. Но она бьёт за дело. - уважительно отозвался об жене отец, почесывая затылок и дымя беломориной на лестничной площадке.
— Ты там за ней в деревне присматривал, сынок. Как я тебя просил. Не приставал к ней никто? А то пьяных на свадьбе полно. - уже шепотом спросил у меня папаша, косясь на дверь нашей квартиры.
— Да нет, пап. Никто не приставал. Я все время рядом с ней был. - ответил я отцу, а про себя подумал: какое было бы у него выражение лица, когда я бы ему рассказал правду.
Он бы, наверное, папиросу проглотил, которую держал во рту. Его строгая жена, за которой он приказал смотреть. Дрочила мне член и светила сиськами и пиздой передо мной.
Но отец и в страшном сне не мог подобное предоставить. Ведь мать всегда была строга со мной и не давала повода для ревности со стороны мужа к сыну. Но вчера я узнал другую сторону жизни своей матери и был за это ей благодарен.
У меня во рту ещё стоял вкус её губной помады и сохранились ощущения от щекотания её языка. Мать так сосется, что можно кончить только от одного поцелуя с ней. И у меня во время перекура с отцом на лестнице стал вставать член от воспоминаний о матери. Что заставило меня уйти в квартиру вперёд отца, так толком не докурив сигарету.
Я не хотел, чтобы папаша засек у меня стояк в штанах. Да и неприятно было думать при нём про его жену. Он понадеялся на меня, а я его подвел. И едва не наставил рога. Но подобное было, скорее всего, впереди, учитывая поведение матери. Ей понравился большой и толстый член сына, и она не откажется его попробовать.
Моя комната была рядом с комнатой мамы Нины, и, проходя мимо, я заметил в щель под ее дверью тусклый лучик света. Это означало, что мать разделась и легла спать. Она не любила темноту и на ночь всегда зажигала в комнате торшер.
Я слышал, как хлопнула входная дверь за моей спиной. Это папаша вернулся в квартиру с перекура и защелкнул дверь на английский замок. Он, шаркая тапками, пошёл на кухню, чтобы почитать перед сном газету. Мать выписывала " Советскую торговлю", а отец - " Сельскую жизнь ".
Хотя меня так и подмывало толкнуть дверь в спальне матери, раздеться и лечь к ней под одеяло. Но при отце этого делать было нельзя. Он бы и не заметил, как я прошел бы к его жене. К ней в спальню вечером он не заходил. И в мою комнату тоже. Но мать сто процентов меня бы разогнала и вообще больше бы никогда к себе не подпустила за такую наглость и дурость. И по этому я прошёл к себе, разделся и лег спать на кровать.
Я лежал в темноте и слышал, как первым встал отец. Он всегда вставал рано. Кипятил чайник. Заваривал чай. И жарил яичницу на сале. В том случае, когда дома были яйца. Мать приносила их с работы. Но иногда забывала. И тогда отец просто жарил сало с луком и ел с чёрным хлебом, запивая сладким чаем.
Потом одевался и уходил на работу в свою Сельхозтехнику, до которой от нашего дома было полчаса ходьбы пешком. Рабочих на предприятие возил автобус. Остановка была рядом с домом, где мы жили. Но на неё нужно было прийти к половине восьмого утра. И отец всегда выходил из дома двадцать минут восьмого, чтобы успеть к автобусу. И не идти потом пешком по морозу несколько километров.
И вот хлопнула входная дверь, и в квартире на время воцарилась тишина. Отец ушёл на работу, а мать ещё спала. Ей нужно было в магазин к девяти, и она раньше восьми, а то и начала девятого никогда не вставала.
Я лежал на спине с бешеным стояком и думал, что мне делать. Идти сейчас к матери в спальню и будить её я не хотел. Неизвестно, как она себя поведет спросонья. Уж лучше дождаться, когда она встанет. Сходит в туалет. Возможно, в ванную, примет душ. И вернется в спальню одеваться на работу. На кухню она не пойдет. Мать никогда не завтракала дома в будние дни. Предпочитая это делать у себя в магазине, в подсобке. У них там стояла электроплитка и чайник. А закуска лежала на полках.
Точно. Подожду, пока она все дела сделает, и зайду к ней в комнату. Хорошо бы подгадать тот момент, когда мать станет надевать лифчик на свои тяжёлые и не сильно отвислые груди. А я бы ей помог его надеть и заодно поддержал бы их в ладонях.
Мудро - решил я и стал ждать. Лежа на кровати в темноте, в одних трусах, которые оттопыривал вставший колом член.
И было чуть не заснул вовремя, услышав сквозь дрему, как хлопнула дверь в туалете. Мать проснулась и пошла ссать. А потом, как я и предполагал, зашла в ванную, но мыться под душем не стала. Лишь почистила зубы и умылась.
Выждав ещё минут пять, я вышел из комнаты и крадучись на носках подошел к двери её спальни. Она была приоткрыта, и моему взору предстала любопытная картина, которая сделала мой хуй каменным.
Мать стояла босиком на полу, спиной ко мне, и на ней из одежды были лишь светлые капроновые колготки, натянутые до пупка, и сквозь них просвечивали белые трусы. В руках у матери был лифчик, и она, стоя перед зеркалом трюмо, намеревалась его надеть. Но я ей помешал.
— Доброе утро, Ниночка. Какой он у тебя хороший. За него так приятно браться. - дрожащим от возбуждения голосом сказал я матери, заходя в комнату.
Я зашёл к ней со спины и, обняв руками за животик, плотно прижался к её жопе в колготках эрегированным членом в трусах, одновременно целуя в шею. Но мать, на удивление, даже не вздрогнула. Она явно ждала меня и предвидела такой исход.
— Что же в нем хорошего, сынок? Я из-за своего живота на пляже не могу показаться. И мне он совсем не нравится. - мягким грудным голосом произнесла мать и как бы обмякла в моих объятиях, а её руки, державшие лифчик, безвольно опустились.
Я стоял позади матери, давил членом ей в жопу, держал в ладонях её сексуальный животик, такой нежный и желанный. И видел в отражении зеркала её груди. Словно две спелые дыни, они смотрели на меня тёмно-коричневыми сосками. А ещё я видел, как соски у матери на сиськах прямо на глазах набухли и увеличились в размере. Моя мать возбудилась ещё сильнее меня, и в первую очередь на это отреагировали соски её волшебных грудей.
— Ну всё. Хватит, Костя. Пусти. Мне на работу нужно одеться. И вообще, я не хочу, чтобы ты распускал свои руки. Между нами ничего не будет. Я твоя мать и не могу позволять себе лишние. А что было в деревне, советую тебе забыть. - спустя минуту, позволив мне насладиться негой её сексуального животика и созерцанием голых сисек, мать отстранилась от меня и решительно надела на свои груди бюстгальтер.
— И не нужно делать такое лицо, Костя. Я была пьяной и позволила тебе себя ласкать. Но больше этого никогда не будет. А если начнёшь ко мне приставать. Получишь по морде. - голос у матери стал злым, и в нём появились стальные нотки.
Но она по прежнему стояла ко мне спиной и, надев на свои груди чаши бюстгальтера, не застегивала крючки. Ждала, когда я ей помогу. И этим ещё больше меня озадачила.
— Хорошо, мама. Как скажешь. Я никому не расскажу, что было у нас с тобой в деревне. На этот счёт можешь быть спокойна. И к тебе больше не подойду. Раз ты этого не хочешь. - ответил я матери, дрожащими руками засстегивая крючки лифчика у нее на спине.
— Я рада, что ты это понял, сынок. А теперь ступай к себе. Одевайся. Пойдешь со мной на работу. Нужно мясо отнести в магазин с утра. А потом можешь вернуться домой и позавтракать. - терпеливо подождав, когда я трясущимися пальцами застегнул ей лифчик, мать повернулась ко мне передом и пошла к двери, выпроваживая меня из комнаты.
