Несмотря на то, что вода покинула его, девчонки решили всё-таки сделать Олежке и вторую клизму. Вероника сначала запихала в его попу наконечник и прошевелила им, извлекла и усадила на унитаз. Затем вставила сызнова и стала выпускать воду. Олежка едва не подпрыгнул, такой горячей показалась ему вода. Вероника прижала его к своему бедру, локтём захватив ему шею в "хомут".
Горячую клизму оказалось выдерживать даже труднее, тем более стоя на ногах и нагнувшись. Только угроза порки заставляла Олежку, сдерживаясь во всю мочь, перенести процедуру, хотя воды на сей раз в него вливали и меньше. И когда он был брошен на унитаз, мощная струя хлынула из его дырочки с такой силой, что брызги окатили ему снизу всю попу.
- Смотрите, девчата, он весь изговерзился! - воскликнула Вероника, протыкивая ему прямую кишку. - Придётся дать ему таз, и нехай отмывается!
- Тогда уж на биде!
- Раба - на биде? Ему непозволительно даже пить из него да мыть в нём рожу!
Пока он тужился на унитазе, стараясь выжать из себя какие-то остатки воды, возможно застрявшие в кишечнике, девчонки о чём-то шептались. Потом вдруг разом они разошлись диким хохотом. Олежка понял, что для него опять придумано какое-то каверзное издевательство. Но тут в двери просунулась смеющаяся рожа Марины.
- Весь выпукался? Ну-ка, ещё разок сделай "Пук!", и пошли! А то ты готов отдыхать здесь и сутки!
Ему дали немного вытереться, и погоняя плетью, поволокли за цепочку в баню, где приказали налить воды в таз и усесться в него. И пока Олежка отмывал свои болевшие ягодицы, стараясь прикасаться к ним как можно легче, девки порешили, что сначала следует наказать его за тугодумие и медлительность, плетью, а уже затем, кнутом, за попытку бегства. Лера ещё раз осмотрела его иссечённую попу.
- Сейчас следует воздержаться от портящих шкуру "инструментов". Но ничего, у нас имеются в запасе другие, которые жгут ещё получше и почти не оставляют следов. Тем более если правильно, с умом, стебануть! - и Олежку потащили куда-то.
Дурманяще пахло мокрой травой, смешанным с приносимым ветром запахом реки, высыхающей земли. Девки подтащили прыгающего на скованных руках Олежку к площадке невдалеке от беседки. Лера отмерила на глаз какое-то расстояние, из принесённой сумки вытащила плеть в виде плоского ремня из очень толстой кожи шириною в два пальца и длиной метра полтора, у последней трети своей длины рассечённого на четыре узких хвоста, обрезанных вытянутыми треугольниками.
- Сейчас тебе даётся небольшой шанс ослабить наказание, - сказала она Олежке. - Ты будешь на четвереньках бегать по кругу на цепи, и вполне можешь в момент удара прыгать вперёд. Этим ты можешь сделать удар слабее хотя бы вдвое! Разумеется, если ты не окончательный тюлень и пентюх! Как только ожгу тебя первый раз - так и поскакал вперёд! - и она, держа цепочку вытянутой рукой, пару раз щёлкнула в воздухе и затем резко щелканула по Олежкиной попе. Отчётливый трескучий шлепок, он вскрикнул и дёрнулся вперёд. Но поскольку руки у него были скованы, бедняга как бы споткнулся о них и ткнулся лбом в землю. Девки чуть не попадали от смеха, а Лера, пока Олежка вставал, успела ещё раза четыре или пять хлестнуть его. Удары этой плетью были чрезвычайно болезненны, и под ними он терял координацию и опять падал на локти, не успев подняться на скованные руки.
- Слабачок! Не может подняться рывком вверх! - усыхали со смеху девки.
С огромным трудом Олежка всё-таки встал на руки, но "браслеты" наручников причиняли такую боль, что он снова рухнул. А бич, посвистывая, жалил его израненную попу под смех девок.
- Э, да он как упавшая на льду корова! - приседая почти до земли, сквозь смех вопила Марина.
- Перевернулась на спину черепаха! - визжала Вероника.
А Лера с каким-то весёлым озорным и в то же время злым задором, сузив смеющиеся глаза, во весь мах с трескучими щелчками нахлёстывала то по одной, то по другой половинке попы барахтающегося на земле вскрикивающего Олежку.
Лишь под самый конец её очереди он сумел-таки встать на четвереньки, и только хотел сделать какой-то прыжок вперёд, как Лера дёрнула за цепочку и Олежка опять плюхнулся наземь.
- Ча-аво скачешь? От те напоследок! - и она добавила ещё один, двадцать первый удар. Затем отсмеявшись, передала цепочку и бич Веронике. Та подождала, пока Олежка поднимется на все четыре точки, широко размахнулась и с быстрой протяжкой стеганула его. С пронзительным вскриком он прыгнул, по-заячьи, бросив ноги к самым рукам и затем выбросив вперёд руки. Но когда бедняга приземлился на руки, туго защёлкнутые наручники так врезалась в запястья, что он не сумел удержаться, постарался подкинуть вверх плечи, но причинил себе ещё большую боль, и упал - сначала на локти, а потом и вовсе опрокинулся набок. Визжащие от смеха девки подпрыгивали, притопывали ногами, подзадоривали Веронику, но та дождалась, когда Олежка станет подбирать колени, и вот тут-то начала хлестать! От пронизывающей огнём боли он громко и тонко завыл, и подскакивая на коленях и на локтях, попытался хотя бы ползти, подёргивая попой. Кожа на ней горела ещё после вчерашней порки крапивой, это жжение стояло и внутри, словно там пылала какая-то топка, а тут и бич добавлял всё новых и новых мучений.
Вероника тоже влепила ему ещё и двадцать первый удар.
- Когда будем драть за побег, от меня получишь двойную порцию! Кнутом! За то, что облил мне руку из своей жопы! - предупредила она Олежку, перепоручая его Марине. Та присвиснула, и как только он приподнял попу, ожгла по всей её ширине.
Под градом насмешек, глумливых шуток и смеха Олежка старался как-то перемещаться, но если у него что-то и начинало получаться, Марина рывком за цепочку валила его набок, и пока он барахтался или полз на животе, нещадно стегала, а подруги изощрялись в перлах низкопробного "юмора"...
Точно так же получилось у него и когда за дело принялась Женька. Под хлёсткими обжигающими ударами Олежка вертелся ужом, извивался, подпрыгивал на животе, но бич настигал его, на попе вздувались и вздувались багровые рубцы, а девчонки покатывались со смеху, осыпая Олежку самыми обидными и презрительными прозвищами и эпитетами. Встать на колени он также не мог из-за жуткой боли при ударах, а Женька старалась поймать момент, когда он вздёргивал вверх попу чтобы стегануть навстречу для усиления удара.
Порка закончилась, но девчонки ещё несколько минут истерически хохотали, только что не садясь на землю, усиливая своё веселье потоками не блещущих остроумием грязных шуток и оскорбительных реплик. Олежка, измученный, лежал на земле, не веря, что издевательство закончилось. Но вот девки, наконец отсмеявшись, ещё булькая смешками, рывком за цепочку и наподдав пинком, заставили его встать - "Разлёгся! Или ещё захотелось добавки? Розгами!".
На четвереньках Олежку поволокли в беседку. Заставили отряхнуться спереди - "Ему, как всякому порядочному поросю, нравится чесать пузо о землю!".
- Садись верхом на скамейку, и ляг животом! - прикрикнула Лера.
Олежка сразу понял, что собрались делать девки. Он подобрал колени вперёд, упирая ими в нижнюю плоскость скамьи.
- Ты глянь-ка, как сразу поумнел! Читает мысли госпожей! - воскликнула Женька.
- Это всё кнут животворящий! Розга, она бьёт, да костей не ломает, ум вострит, память возбуждает, да волю злую во благо преломляет! Ремень разум в голову вгоняет, к послушанию наставляет! - сквозь смех проговорила Марина цитату из старинного "Букваря".
