- Дима! - Расим рассмеялся. - Ты, блин, сейчас наговоришь...
- Расик! Ну, как я должен тебе угодить? - Димка, дурачась, изобразим на лице полное отчаяние. - И так - не так... и так - не подходит! Тебе, Расик... ну, никак тебе не угодишь! А все равно... все равно ты, Расик, самый классный пацан на свете! И я всё равно тебя люблю... ну, то есть, дружу! Я тебя очень, очень дружу! - вытащив руку из шорт Расима - порывисто прижав парня обеими руками к себе, Димка едва уловимым касанием кончика языка лизнул Расима в пипку носа. - Всё, я в душ - на пару минут...
Димка исчез в ванной комнате, а Расим - радостно возбуждённый, невольно чувствующий сладостное нетерпение, огнём разлившееся в промежности - прошел к свое кровати, думая о том, как всё быстро получилось... он, пятнадцатилетний Расик, хотел ничуть не меньше самого Д и м ы! Член у Расима распирала от сладости, в яйцах слегка ломило, промежность набухла, в туго стиснутом пацанячем входе, зажатом полусферами ягодиц, щекотливо свербело...
"Дима... " - подумал Расим... точнее, он не произнёс это слово мысленно, не подумал это слово, потому что думают головой, а это короткое слово - помимо головы! - радостно, сладко, нетерпеливо пропело его юное сердце и юное тело, - он, Расим, не подумал это слово, а ощутил его сердцем и телом, как если бы имя парня, нетерпеливо скрывшегося в ванной комнате, выражалось-обозначалось не словом вовсе, а было б физическим ощущением и радости, и сладости, и нетерпения; "Дима... " - почувствовал-ощутил Расим Димкино имя, состоящее в этот момент для него, для Расима, не из гласных-согласных звуков-букв, а из жаром обжигающих Д и м и н ы х губ, из горячих Д и м и н ы х объятий...
И ещё - слово "Дима" состояло для Расима из его, Расимова, ожидания, - большим пальцем левой руки оттянув книзу резинку шорт, Расим посмотрел на свой напряженный, тут же подпрыгнувший, вверх подскочивший пипис... член у него, у Расика, был не маленький - не пипеточный, - обнаженная головка члена, сочно налитая ярко-багровым огнём, влажно лоснилась, блестела в электрическом свете, словно отполированная или покрытая еще не высохшим лаком...
- Расик! - сквозь шум воды из ванной комнаты донёсся через полуоткрытую дверь голос Димки. - Я тебе что хочу сказать...
Димка, не договорив, умолк - и Расим, тут же убрав напряженный член в шорты, словно устыдившись своего нетерпения, отозвался, выждав две-три секунды:
- Что, Дима?
- Ты самый лучший пацан на свете! - весело крикнул Димка, сидя в серебряных нитях льющейся сверху воды: сидя в ванне на корточках - широко разведя колени ног, Димка быстро и вместе с тем тщательно мылил скользящей ладонью промежность, мылил туго стиснутый девственный вход, отчего у него, у Димки, миллионами микроскопических иголочек сладостно покалывало между растянувшимися, широко распахнувшимися полусферами ягодиц... и особенно - в мышцах сладко свербящего сфинктера...
- Дима! Ты это уже говорил! - невольно улыбнувшись Д и м и н ы м словам, звонко и радостно отозвался Расим.
- Разве? - тут же донёсся до Расика удивлённый Димкин голос. - Тогда вот ещё... вот ещё что: я люблю тебя, Расик! - звонко и радостно проговорил-прокричал Димка, вставая в ванной на ноги - выпрямляясь под струями льющейся сверху воды в полный рост.
- Дима! Ты это тоже... тоже ты это говорил! - рассмеялся Расик, подумав, что Д и м а... Д и м а - неисправим!
- Тоже? - тут же донёсся до Расима ещё более удивлённый Димкин голос. - Ну, ни фига себе... я тебе всё это говорил? Расик... а ты мне хоть что-нибудь хочешь сказать?
- Ты самый лучший пацан на свете! - не на секунду не задумавшись - ни на миг не усомнившись в своих словах, радостно отозвался Расим, и Димка... стоя в ванне в серебряных нитях воды - тщательно мыля твёрдый, жаром налитый пипис, Димка почувствовал, как от слов Расима, от его искреннего, звонкого и радостного голоса у него, у Димки, на миг перехватило дыхание... слышать это от Расика - от любимого Расика! - было неимоверно сладостно... неимоверно сладко - всё равно что его, Расима, целовать в губы!
- Так... зачёт! - отозвался Димка, сладострастно сжимая, стискивая мышцы сфинктера, потому что мылить обнаженную головку члена было так же сладостно, как слышать признание Расика - как прижимать Расима к себе. - А ещё... ещё что ты, Расик, хочешь сказать мне?
- Ты, Дима, самый... самый лучший на свете друг! - отозвался Расим, стоя у своей кровати - через ткань своих шорт сладострастно стискивая, сжимая напряженный, несгибаемо твёрдый, сладостно ноющий пипис... а что - разве это было не так? Для него, для Расима, лучше Д и м ы сейчас никакого на свете не было!
- Так... зачёт тоже, но зачёт пока временный - предварительный! Теорию, Расик, ты сдал... - рассмеялся Димка, подумав о том, что Расик... любимый Расик неисправим! Ну, и ладно... главное, что они вместе! Увеличив напор воды, Димка стал быстро, тщательно смывать с себя мыльную пену, с весёлым нетерпением думая о том, что верность всякой теории подтверждается исключительно практикой... разве с этим можно было спорить - разве можно было хоть что-то возразить?
Тщательно - насухо - вытершись, подхватив с пола джинсы, рубашку, свитер, носки и плавки, Димка, держа это всё в руках, вышел из ванной комнаты, - ни обматываться полотенцем, ни тем более надевать плавки Димка не стал... зачем? Расим стоял у своей кровати, через шорты сжимая ладонью напряженный член - взгляды их, устремлённые друг на друга, встретились, и Димке показалось, что он увидел во взгляде Расика нетерпение и страсть... впрочем, почему ему, Димке, это показалось? Во взгляде Расика - любимого Расика! - было и нетерпение, и желание, и ожидание, и готовность... полная готовность делать всё, что скажет Д и м а!
- Расик... ты чего стоишь, как неродной? Я думал, ты постель уже разобрал... - с улыбкой проговорил Димка, бросая одежду на свою кровать. - Разбирай постель!
