- Конечно, нет! - не задумываясь, искренне проговорил Расим. - Я совсем не хочу тебя обидеть... нисколько не хочу!
- Ну, и как в таком случае я могу обидеться? - невольно улыбнулся Димка, и ладони его медленно скользнули по спине Расима к ягодицам... горячие ладони Димки обтекаемо замерли на упруго-сочных Расимовых булочках. - Спрашивай...
Если б Д и м а не произнес "я люблю тебя" - не сказал бы сейчас само слово "люблю", то у него, у Расима, этот вопрос не возник бы... ну, то есть, возник бы - наверняка возник бы! - но не сейчас, потому что сейчас... сейчас ему, пятнадцатилетнему Расиму, было хорошо без всяких вопросов! Они стали друзьями - стали н а с т о я щ и м и друзьями, и это было классно: непредвиденный, совершенно неожиданный, но обалденный секс органично дополнил накануне возникшую у Расима горячую симпатию по отношению к Д и м е: секс неожиданно, но удивительно верно раскрыл, расшифровал подлинный смысл его, Расимовой, симпатии, и, таким образом, желание н а с т о я щ е й дружбы у него, у пятнадцатилетнего Расика, осуществилось, сбылось... они стали д р у з ь я м и, - какие могли быть вопросы? Но Д и м а сказал "я люблю тебя...
Расик, я люблю тебя!", и этими словами невольно сбил Расима с толку, подтолкнув к тому, чтоб его, Д и м у, спросить... чтоб задать ему, старшекласснику Д и м е, вопрос, который он, Расик, в данное время задавать не собирался - о чём он, Расим, совершенно не думал...
- Ну... чего ты, Расик, не спрашиваешь? Спрашивай! - повторил-проговорил Димка, чувствуя, как Расим невольно замер, то ли думая, как лучше сформулировать свой вопрос, то ли решая, задавать или нет свой вопрос вообще... они, шестнадцатилетний десятиклассник Димка и пятнадцатилетний девятиклассник Расим, лежали на постели в гостиничном номере, и смешавшаяся сперма, спущенная с интервалом в несколько минут из двух мальчишеских членов, липко склеивала их по-мальчишески плоские животы; была ночь, и где - совсем рядом - спали л е н у с и к и, спали братья-близнецы, дружно подрочившие перед сном на своих кроватях после того, как погасили в номере свет, спал Толик, перед сном в ванной комнате кончивший с мыслями о Светусике, спали без сновидений Серёга и Вовчик, спала неугомонная Зоя Альбертовна, после ужина позвонившая сыну в армию, спала отрешенная от всех - то ли глупая, то ли слишком умная - девушка эмо...
Спали все, прилетевшие в Город-Герой в составе туристической группы школьников, и только они, Димка и Расик - двое из этой группы - лежали без сна в одной постели: голый Расик лежал на голом Димке, и Димка - счастливый Димка! - в ожидании вопроса, одной рукой обнимая Расима за плечи, ладонью другой руки ласкал по-мальчишески сочные, мягкие и вместе с тем упругие Расимовы ягодицы; "спрашивай... "
- Дима, скажи мне... ты голубой? - прозвучал в темноте вопрошающий голос Расима.
Конечно, он, Димка, угадал, о ч ё м Расик его, Димку, хочет спросить... "ты голубой?" - прозвучал в темноте вопрошающий голос Расима, и Димка, предчувствуя именно этот вопрос - о ж и д а я этот вопрос, вдруг неожиданно для себя самого растерялся: у него, у влюблённого Димки, не было ни для Расима, ни для себя исчерпывающе короткого - внятного и однозначного - ответа на этот вопрос! Как будто на все другие вопросы можно всегда отвечать однозначно и коротко... "ты голубой?"
"Голубой", "не голубой" - "да", "нет"... не было у Димки, шестнадцатилетнего десятиклассника, однозначного ответа на этот вопрос - ни для себя ответа не было, ни для Расика. Потому как он - по своим устремлениям - явно склонялся в сторону предпочтения однополого секса, и вместе с тем он внятно - осознанно - ещё не сказал самому себе, что парни, и только парни, ему, Димке, нужны по жизни... о каких однозначных выводах можно говорить в шестнадцать лет?! Дело ведь не в словах, которыми одни - по своему недомыслию или по иным, нередко мутным, причинам - спешат-торопятся поименовать других: "голубой", "голубой"... дело не в словах, или, точнее, не в самих словах, а в осознании этих слов как единственно верных, не подлежащих внутреннему сомнению... вот в чём было всё дело!
Проще говоря, "голубым" парень становится не тогда, когда скажут ему об этом другие, а тогда, когда скажет об этом себе он сам - когда внутренне это осознает, а осознав, это внутренне примет, причём, без разницы, оповестит он об этом мир или скроет это знание о самом себе внутри своей собственной души; у шестнадцатилетнего Димки такого внутреннего осознания не было, и потому Димка, будучи честным по отношению к самому себе, не мог - stricto, strictissimo sensu - назвать себя "голубым"; но и назвать себя "не голубым" - в строгом, строжайшем смысле слова - он тоже не мог, потому как тема эта его, Димку, и волновала, и манила... волновала и манила ещё до того, как он страстно влюбился в Расима! Тема манила, волновала... но и здесь - в предыдущей Димкиной жизни, то есть в жизни до любви - всё было тоже не совсем однозначно! Потому как...
В тринадцать лет он, Димка, "трахался" с Игорем - в сарае они приспускали с себя штаны и, испытывая совершенно естественное удовольствие, на старом скрипучем диване поочерёдно тёрлись друг о друга своими сладко напрягавшимися пиписами... ну, и что с того, что всё это было - в тринадцать лет? Мало, что ли, мальчишек делают точно так же, вступая в пору своего нетерпеливого жадного взросления?
Понятно, что их пацанячий "трах" в сарае по вечерам был в то лето всего лишь игрой, был подростковым экспериментом, и потому ни о какой конкретной ориентации тот первый сексуальный опыт свидетельствовать не мог. Потом, спустя два года, когда секс с Игорьком не случился, Димка всё лето мастурбировал, воображая Игоря и себя... и опять в тех фантазиях не было ничего особенного: он, мастурбируя, представлял то, что знал. В это же время он стал обращать внимание на парней... но ведь он, Димка, не был при этом совсем равнодушным-амбивалентным к девчонкам - девчонки его волновали тоже!
Не какие-то конкретные девчонки, а вообще... он, Димка, нисколько не сомневался, что у него будет всё, что бывает у всех: и любовь, и семья, и дети, - девчонки его волновали тоже, но он, открыв для себя в интернете мир однополых отношений, стал всё чаще и чаще мастурбировать, думая не о девчонках, а о парнях, страстно трахающих друг друга на бесчисленных сайтах с бесконечными галереями... и снова: разве можно было на основании одного лишь этого делать вывод, что он, Димка, является "голубым"?
Разве не могло получиться так, что - по мере взросления - весь этот интерес к однополым отношениям постепенно притупился бы или даже совсем исчез бы? Ведь, сидя дома перед монитором - мастурбируя "на парней", Димка вместе с тем нисколько не стремился вступить с кем-то в реальный половой контакт - никто из парней ни в школе, ни во дворе у него, у Димки, такого желания не вызывал... ну, и какой же он был "голубой"?
Димка не стремился к однополому сексу в реале... и то же время он, Димка, не только рассматривал фотки, мастурбируя "на парней", но ещё и читал на всяких тематических сайтах кой-какие статьи, и хотя чтение это было совершенно хаотичное и бессистемное, тем не менее он, Димка, уяснил для себя два важных момента: во-первых, в занятиях однополым сексом нет ничего постыдного или предосудительного и только совершенно безграмотные либо лукавые люди могут считать или утверждать, что такой секс позорен и недопустим, а во-вторых, Димка с удивлением узнал, что есть немало людей, которые периодически имеют секс то с партнёрами пола своего, то с партнёрами пола противоположного...
Или даже имеют секс с партнёрами разных полов не периодически, а параллельно, то есть мужчина может быть успешно женат и при этом с таким же успехом ходить "налево", то есть трахаться на стороне, но трахаться не с женщиной, а с парнем... эти два осмысленных Димкой знания сделали для него, для Димки, вопрос о его возможной "голубизне" и несущественным, и неактуальным, - "надо просто жить, полагаясь на собственную природу, а не на визг подзаборных гопников или лукавые нравоучения внешне респектабельных козлов... потому как в жизни есть только два пути: либо быть самому кузнецом своего судьбы, либо овцой брести в стаде, бездумно потребляя лишь то, что тебе будут подсовывать лукавые пастухи" - здраво решил неглупый Димка накануне десятого класса, предполагая в самом ближайшем будущем попробовать секс и с девчонкой, и с парнем... ну, и какой же он был "голубой" - stricto, strictissimo sensu? А в начале десятого класса...
В начале десятого класса в Димкину жизнь ворвалась любовь: он увидел Расима, нового парня в своей родной школе, и у него, у Димки, в один миг "сорвало крышу" - в его жизни внезапно наступило радостное, мучительное, неизбывно-томительное, сладкое, ни на что не похожее и ни с чем не сравнимое п я т о е в р е м я г о д а, как он сам в один из осенних дней, возвращаясь домой через парк, утонувший в золоте листопада, определил свое состояние упоительной влюблённости: п я т о е в р е м я г о д а...
Любовь завладела Димкой всецело - он по уши влюбился, втрескался-втюрился в парня, и здесь-то, казалось бы, к нему и должно было прийти осознание того, что он, Димка, однозначно и безоговорочно "голубой"... ну, а как могло быть иначе? Это трахаться могут в формате "парень-парень" все поголовно - и геи, и натуралы, и гопники, и гомофобы, и бедные, и богатые, и мракобесы, и атеисты, и люди с высшим образованием, и люди без всякого образования... ну, то есть, все - без всякого исключения - могут в формате "парень-парень" с успехом трахаться-кайфовать, но чтоб влюбляться, и влюбляться по-настоящему... много званых, да мало избранных, - разве он, Димка, по уши влюбившись в Расима, не должен был сделать вывод, кем он, шестнадцатилетний десятиклассник, является на самом деле - в плане своей сексуальной ориентации?
Вроде как должен был бы сделать однозначный вывод - мысль о безоговорочной "голубизне" лежала, как говорится, на поверхности. А между тем... между тем, по уши влюбившийся Димка ни разу не подумал об этом - ни разу не возникла у него мысль увязать свою любовь с сексуальной о р и е н т а ц и е й, потому как любовь его - любовь парня к парню! - была такой небывалой силы, она пылала в Димкином сердце таким неизбывным, с ума сводящим огнём, что сама мысль о какой-либо ориентации своей любви показалась бы Димке и смехотворной, и нелепой... при чём здесь была какая-то ориентация, если он, Димка, любил!
