- В вас стреляли, да?
- Было дело. – Матерый "разведчик" сбросил одеяло, задрал футболку на пузе и гордо предъявил собеседнице шрам от аппендицита, - пуля прошла по касательной, так что, ничего страшного. Хирурги потом все удивлялись: если бы на сантиметр выше так разнесла бы печень. А так ничего, живем, и вам того же желаем.
Попробуй, какой он шершавый.
Сноха несмело коснулась шрама:
- Жесткий.
- Ага. Шили по живому, прямо на поле боя. Как вспомню, сердце начинает биться, вот послушай.
"Полковник" поймал руку доченьки, положил ее на свою грудь.
- Чуешь, как трепыхается?
- Ага.
- Как чуть разволнуюсь, так начинает колотиться, у меня ведь в нем осколок сидит, волноваться никак нельзя и счас в глазах темнеет. Ты любишь Вадьку?
- Да.
- А чего рука такая холодная?
- Не знаю, так просто.
- Ну вот вам как раз и тепленькая квартирка будет в тему. Совьете там свое уютное гнездышко.
- А как же вы? Вы - то где жить будете?
- А мне не привыкать мыкаться по свету, в Мурманск подамся, там мои ребята - мореманы, в беде не оставят командира.
- Ну вы все равно приезжайте к нам. Квартира - то большая?
- Приличная. Три комнаты, и все - с видом на Кремль. Дарственную вот только оформить надо. Чуток обогреете меня, приласкаете, пойдем к нотариусу, да бумаги - то и оформим. Войдешь хозяюшкой. Не пожалеешь. Будешь вспоминать папку. Да ты сядь поближе, чего ты боишься? И мне поспокойнее будет, я ведь так соскучился по родным людям, по женскому теплу в своих бесконечных боях и походах.
"Орденоносец" задавил окурок в тарелке, стоящей у кровати. Даша села ближе, он коснулся рукой ее локона:
- Волосы - то свои?
- Да.
- Красивые. И вообще, ты красавица. У Вадьки глаз наметан, весь в меня... Ой, чтой - то мне совсем не по себе. Нынче еще всю ночь погибшие товарищи снились. Пора, говорят, тебе, командир, в дорогу собираться. А я им отвечаю, рано мне, еще не все радости в жизни видел. Сначала посмотрю, как там у сына, а потом уж и зароете меня. Кладите поглубже, что б уж разом и навсегда, чего уж тут.
Свекор сыпал своими откровениями и все жестче переплетался пальцами с невесткой. Она слышала биение его кривого сердца, ощущала жар его руки, понимала, что он уже переходит грань, но не смела противиться ему. Он как - то сразу и жестко замотал ее в свою паутину липкими речами, и теперь, как паук набрасывал петлю за петлей, все ближе привлекая ее к себе.
- Красавица, девонька, умница, - уже рылся он носом в ее душистых волосах, щекоча дыханием ее шею. От него несло перегаром, но он уже казался девушке каким - то очень естественным и вкусным.
- Покажи больному папе свою грудку, дай ему положительный заряд напоследок.
Искуситель сам оттянул пальцем просторный ворот ее футболки на плечо, спустил ниже и лизнул открывшийся верх ее груди.
Даша встрепенулась, вернула футболку на место, глянула на дверь:
- Что вы делаете? Не надо так, я вас прошу...
- Тихо, не шуми, а то Вадик проснется, что он о нас подумает. А ты жестокая.
- Почему?
- Кинула спасательный круг, и - в кусты, не честно это.
- Я вас не пойму, что вы такое говорите? - Горячо шептала сноха, словно пыталась убедить бесстыдника в чем - то.
- Показала мне себя, светанула грудью, дала надежду, а теперь отнимаешь. А с этим что теперь делать?
Мужик приспустил трусы и показал подруге стоящий член, упруго притянутый к животу.
- Видишь, какая беда? Разбудила, так теперь туши, пока я не откинулся. А то поставят мне крестик из - за тебя, да и буду я лежать в могилке сырой.
- Андрей Семенович, прошу вас, не надо, это же грех, вдруг люди узнают.
- А ты знаешь, как мне помоги?
- Как?
- Оближи его и все. Только разденься, так нам способнее будет.
- Нет, я пойду.
- Меня, значит, тут одного бросишь, как на поле боя, умирать? Эх ты, предательница...
- Андрей Семенович, ну пожалуйста...
- Да что ты раскудахталась - то, дуреха? Разик оближи и ты свободна.
Даша огляделась, оглянулась на дверь, кинула быстрый взгляд на член, убрала с лица волос, потянулась и несмело лизнула пылающую головку.
Свекор, надавив на затылок, властно нанизал ее ртом на свой банан. Девушка отпрянула и закашлялась, доставая волосы изо рта.
- Не бойся, тебе понравится, - искушал мужик, страшно мерцая глазами в полумраке комнаты.
Он подвигал тазом, покачал членом, показывая себя:
- Чего теперь стесняться — то, давай, раздевайся, поиграем в подкидного?!
Он коснулся и игриво сжал ее грудь, почувствовал, как наливается и каменеет сосок.
- Счас попробуешь настоящего мужика, выблужу тебя под хвост, сама еще просить будешь.
- Андрей Семенович, ну не могу я так, — ломалась Даша, и в ее голосе уже не было уверенности, была скорее мольба.
- Давай, обезьянка, лезь на пальму, или мне надо тебя подсаживать?
Наглец уже запустил руку под резинку штанов и вольно гулял по лобку и ягодицам красавицы.
Она как могла извивалась и уверачивалась как кошка, которая сторонится ласк чужого человека, но хочет их.
- От любви к щедрому папочке сама бы должна из одежды выскочить, - увещевал ее этот охальник, ловко освобождая от наряда.
Она сама не поняла, как осталась голой, партнер тоже выужился из трусов, он вильнул тазом, качнул блестящим членом, снова приглашая ее к отсосу.
Сама не понимая, что делает, невеста снова убрала волос, склонилась к члену, и, изящно придерживая рукой, стала облизывать его, на этот раз гораздо смелее и аппетитнее.
Жутковатой была эта картина: темный, костистый, пропитый мужик с глубоко запавшими глазами, уставленными в потолок, и голая нимфа, страстно обслуживающая его.
Член совсем обнаглел от ласк этих нежных, пухлых, девичьих губок. Он развернулся во всю свою мощь, явив весь свой сложный рельеф вен, и готов был выскочить из кожи.
Мужик чувствовал, что она еще неумела и неопытна, она и держала его орган не так, и целовала невпопад, но эта девичья неопытность лишь сильнее распаляла его, ведь она старалась, аккуратно обрабатывая головку шаловливым язычком.
Свекор лапнул ее вагину, она раскрылась, она текла.
Ее уже можно было ебать, она вошла в полную охоту, но он все еще длил эту сладкую муку, дразня пальцами ее клитор и проходя ими между ее ягодиц.
Наконец она отстранилась от члена и с мольбой глянула на него.
Она все еще пыталась соблюсти какие - то приличия, но по блядскому блеску ее глаз, по дрожи, схватывающей ее плечи и бедра, он чувствовал, что она дошла до пика возбуждения.
И тогда он встал, пропустив руки под ее колена, поднял ее, посадил на стол, распялил головкой нежные губки ее цветка и как - то по кобелиному изогнувшись, разом засадил ей.
Она вскрикнула, обхватила его за шею, и он начал ее спаривать.
Жарил он ее жадно и энергично, было понятно, что у него долго не было бабы, и он теперь утолял свой голод, не смотря на то, что был крупноват для нее, и ей сначала было больно.
Но постепенно она раскрывалась все больше, старалась как можно удобнее подставить ему свою нору, чтобы он глубже проникал в ее животик.
Страшно скрипел и ходил ходуном стол, смачные, бесстыжие, чавкающие звуки наполнили квартиру.
Крышка стола стучала в стену, проснулись соседи и стали колотить по батареям, но это никак не подействовало на любовников, они кружились в вихре своего секса, ненастно наслаждаясь друг другом. От мужика разило перегаром, его щетина обжигала ее лицо, плечи и грудь, но Даша уже не чувствовала этого, она поняла наконец, что такое настоящий мужик и что такое настоящий секс.
Оргазм подкатывал куда - то ей под самый язык, и никакая сила мира не смогла бы оторвать ее от этого мужика.
Наконец, он нестерпимо больно схватил ее за ягодицы, насадил на себя и стал кончать с искаженным страшной гримасой лицом.
Получив мощный заряд спермы, впившись ногтями ему в спину, обмякла и она.
На полу валялись тарелка, смятые окурки, зажигалка, пачка сигарет, одеяло и подушка, обсыпанная пеплом.
Ну, а потом, Даша, уткнувшись в подушку, рыдала навзрыд, а Андрей Семенович натягивал и застегивал штаны, собираясь идти на кухню, пить чай.
III.
На следующий день, близко к обеду, отца разбудил сын Вадим. Он раздернул шторы, шире открыл форточку:
- Накурено, не продохнешь.
Накануне жених не смешивал пойло, хорошенько проспался, и похмелье не давило его теперь.
Родитель болезненно щурился спросонок и лапал на полу сигареты.
- Собирайся, поедем,- велел отпрыск.
- Куда?
- На рынок, купим тебе куртку и обувь, зима заходит.
В машине родственники долго молчали.
- Как город разросся, - оглядывал окрестности из - за стекла Андрей Семенович.
- Да, у нас много новостроек, а что за квартира - то?
- Какая квартира?
- Ну, что ты нам подарил на свадьбу.
- А - а. Да какая квартира, сын, где я ее возьму. Шутка то была, шутка.
- Понятно.
- Что тебе "понятно"?
- Надо Даше как - то сказать.
- Ну, скажи уже как - нибудь, ты же у меня умный. А ну - ко притормози вон там, за остановкой.
Сын включил правый поворот.
- Вадь, я вот что хотел у тебя спросить, - заговорил папаня, когда машина остановилась, - как ты с этой Дашей познакомился, кто она, и, вообще, ты в ней уверен, она тебе не трахает мозги?
- Тебе - то что?
- Да так, ничего особого, просто скользко как - то. Я ведь, сын, блядушек сразу чую, нос у меня на таких настроен, как у норного кобелька на лисицу.
Молодожен зачем - то заглянул в зеркало под лобовым стеклом потом - в боковое зеркало и сказал:
