У атамана Мариши не только груди просвечивались, но и жопа.
На матери были надеты чёрные трико в обтяжку, очень тонкие и сквозь них проступали белые трусики. Выходит, что у мамы Марины в гардеробе были и белые трусы.
- Пиздец, у меня сейчас член нахуй лопнет, если я не подрачу.: - сказал мне брат, вытаскивая из своего рюкзака заветный жёлтый пакет с трусами нашей атаманши.
Витёк ушел за сарай и вернулся оттуда с потным и красным лицом.
- Твоя очередь, Костян. Но не долго, а то мать нас запалит... - произнёс брательник, давая в руки мне мамкины трусы.
- Да какой долго Вить? У меня вот вот хуй лопнет от напряга: - сказал я брату и едва зайдя за сарай, прижал к лицу чёрные трусы мамы Марины.
И сразу тяжёлый запах женских ссак и выделений ударил мне нос. Я нюхал мамины трусы и дрочил одной рукой. Представляя, как я ебу тетю Оксану в её "ниве". На мать я по чему-то не дрочил. А вот на соседку с удовольствием и быстро кончил, заливая бревенчатую стенку сарая молодой, белой как сметана спермой.
- Нет, ты видел её сисяры и жопу? Получше, чем у этой шлюхи Оксаны. Она на лицо только смазливая, а подержаться у неё не за что: - говорил мне Витёк, когда мы с ним несли в дом ведра с водой.
Колодца возле дома не было, зато ближе к реке в овраге бил родник с ледяной, но кристально чистой водой. К этому роднику в овражке нас вывела едва заметная в траве тропинка. Которая шла от дома к реке. Дрова для печи мы тоже нашли не менее быстро, чем родник. Они лежали наколотые в дровнике за сараем, и вскоре из трубы нашего дома пошёл дым. Но предварительно нам пришлось прожечь печь бумагой для тяги, иначе весь дым повалил в дом, а не в трубу. Этому нас научила атаманша Мариша. Мать много читала о жизни в селе и подсказала нам с Витьком, что нужно делать.
Печка, которая стояла в зале, быстро нагрелась и раскалилась до красна всего от пары охапок берёзовых дров. А в батареях зашумела горячая вода, выдавливая воздух из обратки. Печь в доме была не простой, а с котлом внутри, к которому были подключены чугунные батареи отопления. Сама печка находилась в зале, прямо у двери сбоку, а топка и поддувало были на кухне, встроенные в стене зала. И зимой отапливался только зал, а кухня была холодной. Что было, на мой взгляд, рационально. По сравнению с нашей малогабаритной квартирой, дом родителей Михалыча был просто дворцом.
Кухня реально огромная, а в зале можно было "играть в футбол", настолько он был большим. Часть зала занимала печь, за печью была деревянная перегородка, в которой стояла большая железная кровать с шишечками на прутьях в изголовье. Судя по всему, на ней раньше спала женщина, так как на спинке кровати висела юбка и женский халат. Печь и перегородка за ней были сбоку возле стены и занимали меньшую часть зала. В котором у стены стоял большой разложенный диван - кровать, круглый раздвижной деревянный стол и тумбочка с телевизором, накрытым сверху белым тюлем. Но толку от телевизора было мало, так как в деревне не было электричества.
- Вот это моя комната будет, а вы, ребята, вдвоём на диване ляжете. Я пока постели застелю чистым бельём, а вы обследуйте дом на предмет свечей. Ведь не сидеть же нам в потёмках вечером... - приказала нам мать и сама нагнулась к баулу с вещами, вытаскивая из него постельные принадлежности.
А мы с Витьком стояли столбом и смотрели на её жопу, обтянутую чёрным тонким трико, через которое просвечивались белые трусы. Попа у атаманши Мариши была не сказать чтобы большой, но объёмной. И этот объём уходил не в бедра, как бывает у большинства женщин, а в ягодицы. Бедра у нашей матери были обыкновенные, а вот жопа выпуклой, и она притягивала к себе наш взгляд, словно магнит.
- Я что, не ясно сказала, парни? Обследуйте дом и террасу на предмет свечей... - мать заметила, что мы с братом стоим и вовсю пялимся на её задницу.
Встала и повернулась к нам передом, обтягивая машинально тугое трико на бедрах. И внизу, там где у мамы был лобок, в этом месте ясно обозначилась выпуклость и прорезь по центру. Такое я видел только в школе на уроке физкультуры у некоторых девчонок через трико. Выходит, что у нашей мамы писька как у молодой девушки с пухленьким "пирожком" с прорезью по центру? Подумал я, рассматривая без стеснения низ живота атаманши Мариши. Да и чего нам с братом было стесняться? Мы были одни в этом доме и в деревне в целом, а мать не глупая женщина и понимала, что мы уже не маленькие. Она сама, стоя напротив нас с братом, с любопытством скользнула взглядом своих зеленых глаз по нашим стоякам в штанах. А бугры на ширинках у меня и у Витька были приличные, и это не ускользнуло от проницательных глаз Мариши.
- На вас что, сегодня столбняк напал? Так я его быстро вылечу вот этим веником: - мать схватила веник, стоявший возле печки, и стала обратной стороной охаживать нас с братом по ногам.
Правда, била мама шутя, просто играла с нами. - Ой, больно, мам, ты что, дерешься:? - я схватил Марину за руку, она закрутилась, пытаясь вырваться, и повернулась ко мне спиной.
- Ведь больно же, Мариша. - сказал я матери, держа её за руки и прижимаясь стояком в штанах к жопе родительницы, обтянутой тугим черным трико.
Кайф был запредельный, ведь я впервые в жизни обнимал женщину, и эта женщина была родной матерью. Я чувствовал через одежду мягкую негу ягодиц мамы Марины и тепло её тела. А она горячая, огонь, наверное, в постели? Подумал я, балдея от запаха тела и духов, исходящих от матери. От мамы пахло не только дешевыми цветочными духами, но и каким то необычайно приятным домашним запахом, и он сводил меня с ума. Ведь этим запахом пахли её чёрные трусы, которые я нюхал. От них шёл не только тяжелый аромат женской мочи и выделений, но и тонкий, едва уловимый запах маминых духов и домашнего очага.
- Больше так никогда не делай, Витя? Или я серьезно на тебя обижусь: - Марина вырвалась из моих объятий и залепила старшему сыну пощечину.
Тот отскочил от матери к двери и стоял, потирая красную от удара щеку. А наша атаманша, зло сверкнув на нас зелёными, как у кошки, глазами, ушла к себе за перегородку, поправляя на ходу задранную водолазку. Мы с братом обнимали мать вдвоём, как бы играя с ней и пытаясь отобрать у Марины веник, которым она нас лупила, тоже играючи. Но я был сзади, а Витёк спереди, и я видел, как старший брат взял мать двумя руками за груди и стал их мять через тонкую ткань водолазки. За что и получил от неё нехилую пощечину по лицу.
- Больно она тебе врезала, Витёк:? - спросил я у старшего брата, когда мы с ним вышли на улицу покурить и поделиться впечатлениями об произошедшем.
- Да хуйня, Костян, терпимо. Я бы ей бы и отмудохать себя разрешил, только ещё раз бы взять в ладони ее сисяры... - ответил мне старший брат, доставая сигарету из пачки трясущимися от дикого возбуждения руками. Ещё бы, пощупать родную мать за голые груди через одежду не каждому парню дано.
- А я ей хуем давил промеж ягодиц и чуть не кончил от этого. У Мариши жопа пухлая, пиздец, а тело как огонь горячее: - говорил я брату, вспоминая, как только что прижался к попке мамы стояком в штанах и ощущал тепло ее тела.
- Да Кость завидую тебе, брат, меня её жопа с ума сводит: - сказал мне Витёк и в его глазах загорелась откровенная зависть ко мне.
Хотя я тоже завидовал ему, прикоснуться к волшебным налитым грудям Мариши дорогого стоит.
- Бабе сорок лет, а у нее груди не размятые, как у молодой. Я в армии в госпитале лежал и там ебал одну врачиху, ровесницу нашей матери. Так у той сиськи как вата мягкие были и её даже лапать противно. Не то что у Марины, груди словно дыни, большие и упругие... - Витёк блаженно поднял глаза, вспоминая те секунды, когда он взял в ладони груди нашей матери и помял их.
- А у неё пизда, наверное, спереди находится. Когда мать трико подтягивала, то её щелка сквозь трусы и штаны прорезалась: - спросил я у брата, вспоминая увиденный эпизод в доме.
У Марины внизу, где должен быть лобок, через трико выпирал пухлый "пирожок" и щелка посередине.
- Дурак ты, Костя, сразу видно, что дрочер и баб не ебал. У Марины влагалище "барби - пирожок" и вход в него пухлый, как пончик. Но пизда у неё не спереди, а ближе к переду. Её ебать можно лёжа и даже стоя, но "раком" сложновато будет, хуй на прямую не войдет, а под углом: - сказал мне брат, косясь на дверь терраски.
Его щека после материнской пощечины горела огнём, и он боялся ещё получить от Марины теперь за свой язык.
- А знаешь, Костя? Мне больше хочется ебать мать лёжа или стоя. Смотреть ей в глаза и ебать.: - сказал мне Витёк, и я с ним согласился.
Не смотря на то, что у Мариши была пухлая сексуальная жопа. Мне, как и старшему брату, хотелось лечь на маму сверху и заниматься с ней сексом, смотря в её глаза.
- И о чем вы тут толкуете, парни? Я вас куда послала:? - сказала нам мать, выйдя из дома на крыльцо.
Марина сняла с себя водолазку с трико и одела халат до пят. Мать успокоилась и её глаза смеялись, глядя на нас.
- Да ни о чем, мам, место тут красивое, лес кругом и река рядом: - соврал я матери, сходя с крыльца и уступая ей дорогу.
- Да уж, красивое, но безлюдное. Хорошо, что вы со мной, мальчики. Одна бы я тут от страха описалась.: - сказала мама и окинув нас добрым материнским взглядом, добавила, смеясь глазами.
- Давайте поищем всё же свечи. Не очень охота в темноте сидеть вечером. Витя, ты в этом сарае поищи, а мы с Костей пойдём в другой... - Витёк ушёл искать свечи в сарай за домом, куда ему показала мать, а мы пошли с ней, как нам показалось по началу, сарай в яблоневом саду.
Туда от дома вела дорожка, вымощенная битым кирпичом, и было непонятно, чтобы в обыкновенный сарай вымостили дорожку кирпичом. И мои подозрения оказались не напрасными. Сарай, куда мы вошли с матерью, оказался не сараем, а баней, правда в ужасном состоянии. Пол в ней прогнил и местами даже были видны дыры вместо досок. А печь, в которую был вмазан котел для воды, развалилась и вокруг печи валялись кирпичи. Дымовая труба провалилась через прогнившую крышу и упала на пол возле печки. Вот почему мы с матерью поначалу приняли баню за обычный сарай, трубы то на крыше не было.
