– Ну, сейчас же я не на своей приватной территории, а на вашей, да и по проселку прошла сорок шагов, а это территория общественная.
– А что, Полина, много людей в деревне осталось?
– Да, постоянно живет только баба Настя, там, за бугром, да и то, сын хочет её сдать в дом престарелых, а хозяйство продать.
– Кто же его купит? Я когда ехал ночью, глянул, дом почти завалился.
– Да, дом не главное. Сейчас покупают из-за земли. Дом снесут, построят дачу.
– И много на лето дачников съезжается?
– Да не очень. Вот я наезжаю, да ещё там, на краю семья многодетная.
– Значит, мужчин свободных нет?
– Ну, почему же нет, – она снова захихикала, – вот, вы приехали!
– Слушай, Полинка, ты опять за прежнее?
Я так разволновался, что порезал пилой палец. Кровь крупными каплями стала капать на ступеньки крыльца. Достав носовой платок, я обернул им руку.
– Перевязать надо, – деловито сказала Полина, – у вас аптечка есть.
– Конечно, в машине есть, только я не знаю, что там внутри. Может быть одна коробка.
Полина быстренько побежала к машине, открыла заднюю дверь и слегка наклонилась, разыскивая аптечку, оголив свою попку и шелку. Я просто обомлел от этой картинки: между пухлыми большими губами виднелись аккуратненькие темно-розовые малые губки. Едва успокоившийся член, естественно, снова налился кровью и предательски обозначился бугром в моих шортах.
– Ну, вот, перекись есть, бинт стерильный, – затараторила вернувшаяся к крыльцу Полинка, – сейчас я вам перевяжу руку, и заживет «как на собаке»!
Сказав это, она снова хитро захихикала, и я понял, что она хотела, наверное, сказать «как у кобеля». Убрав ваткой остатки крови, она залила ранку перекисью, и умело перевязала два пальца, сделав узел на запястье.
– Здорово у тебя это получилось, – удивился я, – прямо как у медсестры.
– Обижаете, дядя Саша, я врач. Не хирург, правда, а эпидемиолог, но подрабатывала в студенческие годы медсестрой, так что практика есть. Где у вас тряпка, надо ступеньку протереть.
– Да не знаю я здесь ничего, плохо ориентируюсь, да ты ещё меня утром так ошарашила, что я остатки разума потерял
– И что, ты, – я хоть и плохо соображал, находясь с ней рядом, но заметил, что она перешла на «ты», – меня так испугался?
– Да, не испугался, что ты Полиночка, – ласково назвал я её, и заметил, что ей это понравилось, – не испугался. Я даже не могу сразу подобрать нужное слово.
– А, к чему слова, когда есть язык тела, – улыбаясь сказала она и провела рукой по холму у меня между ног. От этого её прикосновения мой дружок ещё больше подрос.
– А ты женат, Саша, – она назвала меня уже без всякого «дядя».
– Ты хочешь, чтобы я на тебе женился?
– Я была бы не против. Правда, я могу заниматься любовью и с женатыми, просто не хочу, чтобы не вовремя появившаяся жена расцарапала мне лицо. Это мужчин шрамы украшают, а женское личико, согласись, они только портят.
– Я уже лет пять живу один, дети выросли, и мы с женой расстались мирно.
– А скажи, Саша, жена тебя устраивала как сексуальный партнер? Например, она делала тебе минет?
– Полинка, ты опять за своё? Ну не могу я так просто как ты, говорить об этом. Но, если честно, то не делала. Пробовала, как-то, насмотревшись порнороликов, но это так отличалось от того, что проделывали на экране, что у меня вместо возбуждения член просто падал.
– Да, тяжелый случай, болезнь запущена, – с улыбкой сказала она, – нужно срочное лечение.
С этими словами она расстегнула мои шорты, и освободившийся из плена член сам выпрыгнул наружу.
– Ты что делаешь, – испуганным голосом пробормотал я, – тут же люди ходят.
– Никто здесь не ходит, успокойся, расслабься и получай удовольствие.
Да, Полина делала минет классно, почти так же, как я видел в порно, страстно, самозабвенно. Видно было, что она тоже получает удовольствие от того, что проделывает с моим членом. Когда она вынимала его, то её рот был полон тягучей слюны, которой она смазывала мой перевозбужденный член и снова заглатывала так, что её подбородок утыкался в мои распухшие от долгого воздержания яички. Глаза её тогда наполнялись слезами, горло трепетала, изо рта обильно выделялась слюна, стекала по подбородку, заливая яички и промежность. Естественно, долго я терпеть не мог и со звуками восторга стал кончать. Член задергался и густая струя спермы ударила в нёбо моей партнерши. Полина в очередной раз меня удивила, успела проглотить всё, что вылилось из меня, облизала головку, ствол, яички и в заключение убрала висевшую на самом кончике капельку, посмотрела в мои ошалевшие от возбуждения глаза и улыбнулась. Слезы так и не просохли в её глазах.
– Спасибо, – понимая, что говорю глупость, пролепетал я.
– Спасибом не отделаешься, отработаешь, – с довольной улыбкой сказала она и захохотала.
– Конечно, – ещё не полностью осознав её слова, на автомате ответил я.
– Пойдем ко мне, отметим это дело!
– Какое дело, – задал я глупый вопрос?
– Лишение девственности, точнее – мужественности, – в голос захохотала она. – Да не тушуйся ты, я прекрасно понимаю, что ты из другого поколения, и не твоя вина, что вас так воспитывали. У меня спирт медицинский дома есть.
Она села ко мне на колени, прижавшись мокрой щелкой к моему волосатому бедру и положила голову на плечо. Это опять было для меня и неожиданно и приятно.
– Зачем спирт, у меня водка есть и сало, зачем-то прибавил я.
– Вот и отлично, собирай всё, чем можно закусить, а то автолавка ещё через два дня приедет, и у меня почти ничего съестного нет. Яйца тоже кончились, – снова захихикав, сказала Полина.
Пока я впопыхах собирал свою снедь, Полина вышла на проселок, приподняла свою маечку, присела и начала писать. Это было так мило и так возбуждающе, что я чуть не кончил. Когда золотистая струйка иссякла, она выпрямила колени, нагнулась вперед так, что я снова увидал её очаровательную щёлку, из которой ещё продолжали падать золотистые капельки. Я даже уверен, что, если бы был рядом, то с удовольствием слизнул эти золотистые капельки языком. Но, я был далеко, а она смахнула последнюю каплю сорванным на обочине листом подорожника, кинула его в густую траву и опустила маечку. Заметив, что я наблюдаю за ней, она улыбнулась, помахала мне рукой и пошла грациозной походкой к своему дому. Я бы даже сказал, что не пошла, а поплыла, так легка была её стать, как плавно покачивались её бёдра, и казалось что ноги, утопающие в высокой траве, не касаются земли.
2.
Выйдя на проселок, я старался делать вид, что полностью владею собой, пытался идти медленно, не спеша, но ноги сами влекли меня к заветной цели. Эти сорок метров до калитки её дома, показались мне длиною в тысячу километров.
– Ах, Полинка, Полинка, милая девочка, как же ты так быстро свела с ума сорокалетнего мужика? Ну, где ты научилась этому? Уверен, что такому в мединститутах не учат.
Поднявшись по ступенькам крыльца, я сдуру, постучал.
– Не заперто, заходи, – услышал я её голос и на душе отлегло.
– Давай, выкладывай свои запасы, – услышал я голос Полины из-за занавески, – я сейчас переоденусь и выйду!
– Переоденусь, – удивился я, – это что же, снимет свою маечку и снова выйдет как там, в огороде? Но, как же я примитивно мыслил, даже стыдно вспоминать теперь.
В горнице было чисто и уютно, на столе стояла ваза с полевыми цветами, лежали вязаные салфетки, в красном углу вместо икон старые фотографии. Мужчина в полувоенной форме, картузе и галифе, заправленных в сапоги, рядом сидящая женщина с непокрытыми волосами и платком на плечах держит на руках ребенка, красноармеец в буденовке с орденом красного знамени на груди, счастливо улыбающаяся невеста в белом платье рядом с таким же довольным женихом. А вот и баба Поля, молодая и красивая. Понятно теперь, в кого Полинка пошла.
– Ну, что, изучаешь семейный иконостас – раздался за спиной её голос, – а, вот и я!
Я обернулся и ахнул! Полина предстала предо мной в шикарной шелковой блузке, плисовой юбочке, ажурных черных чулках и туфлях на высоком каблуке.
– Ну, и как я тебе?
– Полинка, – я едва смог сдержать свои эмоции, – ты просто Богиня! Красавица, слов нет!
– Тебе, правда, наравится?
Она подошла ко мне, и слегка прижалась боком.
– А ты, наверное, уже думал, что я лежу на кровати, раздвинув ноги, и жду самца?
– Да, ничего я такого не думал! Ты вообще снесла мне сегодня крышу и я просто ничего не соображаю, только любуюсь тобой и думаю, за что, за какие такие заслуги мне всё это. Скажи, а кто это там, на, как ты выразилась, семейном иконостасе? Ты всех знаешь?
– Конечно знаю! Мне мама рассказала, а ей бабушка. Я-то бабушку смутно помню, мне пять лет было, когда она умерла. На этой, самой старой – мои прапрадедушка и прапрабабушка. А ребенок на руках – мой прадед. Да вот же он, в буденовке с орденом. Видишь, на первой даже указано – «Универсальная фотография», Петроград, значит, сделана уже после 1914 года.
– Полинка, а ты в кого такая умница? Ну, красотой и фигурой ты явно в бабу Полю пошла, а умом?
– Да, все, кто видит эту её фотографию, говорят, что я – вылитая бабушка. Меня и Полиной назвали в её честь. А ум? Мне про него трудно судить, пусть другие решают. Но, если говорить о характере, натуре, то мама говорит, что это от прадеда. Он тоже был решителный, бескомпромиссный, за что и пострадал. В гражданскую, он полком командовал, в тридцать седьмом уже корпусом, а потом его привлекли по делу Тухачевского и расстреляли. А жену сослали сюда. Ну, да ладно, не будем о грустном – сев за стол, скомандовала она, – наливай! Выпьем, как я уже предлагала, за лишение девственности, точнее, наверное, мужественности, тебя.
