Мои руки осмелели. Они двинулись вниз, ощупывая совершенные и фантастически мягкие ягодицы и бёдра. Не выпуская её из объятий, я задрал ей платье. На ней были простые бумажные трусы, я взялся за них двумя руками и резко стянул их с её ног. Она только охнула, рефлекторно прикрыв руками темный бугорок, мелькнувший под подолом, и переступила их ногами. Путь был свободен, и я увлек её на кровать.
Подожди, дверь, - шепнула она.
Я оставил её на секунду и закрыл дверь на щеколду. Она уже была на кровати. Чуть раздвинув ноги, поставленные на пол, она сидела, опираясь на свои расставленные руки, всем видом зовя и провоцируя. На лице её играла то ли легкая улыбка, то ли гримаса сильного возбуждения.
Я сел рядом и снова привлёк её к себе. Не прекращая покрывать лицо Тани поцелуями, я уложил её на кровать. Мои руки стали гулять по её телу. Задрав юбку, коснулись её пушистого лобка, покрытого нежнейшими черными волосками. Я даже приподнялся и стал разглядывать её ТАМ, пожирал взглядом её белые гладкие ноги и выпуклый лобок. Она от смущения закрыла лицо руками.
- Ну зачем, зачем ты так сморишь?!
- Ты восхитительная, ты знаешь? Ты – произведение искусства! – с жаром заверил я её.
— Вот ещё, скажешь тоже, - смелась она в свои ладони.
Я не мог оторвать взгляд и любовался, и гладил её восхитительные выпуклости. Я развел ей ноги, она со вздохом повиновалась. Мои пальцы проникли в её щель. Там было волшебно жарко и мокро. Я смотрел на свои пальцы и то, как они погружаются в её естество. И это была вечная, незабываемая картина. Таня дышала все глубже и тяжелее. Я не оставлял свои путешествия пальцами, добрался до её влагалища и запустил в него сначала один, а потом два пальца. Она накрыла мою руку своей и помогала подталкивала мои пальцы к себе внутрь. Движения ускорялись. Он согнула ноги в коленях и всё сильнее заталкивала мою руку в себя. Наконец, видимо, она подошла к пику, напряглась и сдавленно кончила, закусив руку, чтобы не закричать. Её руки ослабли, и она выпустила мои пальцы. На них восхитительно блестела её смазка. Я поднес их в лицу и вдыхал её дурманящий запах. Она быстро пришла в себя и потянулась к моему ремню. Через минуту я был раздет и уложен на неё сверху. Шутки кончились, она точно знала, чего хотела дальше. Под её руководством мой член легко проник в тёплую ласковую женскую глубину. Она протяжно вздохнула мне на ухо, укусила за мочку и крепко обняла меня, прижав к своей груди.
Невозможно передать тот восторг и воодушевление какое я испытал на этой прекрасной дурманящей и податливой распластавшейся подо мной женщине! Я начал двигаться, а Таня закрыв глаза в такт, плавно, подавалась навстречу моим движениям. Несколько мгновений такого неспешного совокупления и следующая судорога прошлась по всему её телу. И так продолжалась каждые несколько секунд. Девушка кончала бесконечно, как заведённая! Только я начинал ускорятся как вновь следовал протяжный вздох и судорога и мне приходилось останавливаться пережидая её наслаждение. Каждый следующий оргазм её был всё протяжнее, судороги длились всё дольше, били её будто плетями по телу. Она искусала себе всю руку, сдерживая стоны. Изредка открывая глаза, Таня пьяно водила ими по комнате, ни на чем не останавливаясь, и снова закрывала их в новом приступе судорог.
Это было совершенно незабываемо! Так много и сладко кончающая красавица на моем члене! От постоянных сладострастных приступов все её тело, и так мягкое, размягчилось и обмякло, стало как теплое сливочное масло. Я хотел бы продлить это момент навечно, но мой член в очередной раз, сжимаемый изнутри схватками кончающей принцессы, вдруг сам начал яростно спускать в сладкую сливочную темноту накопившуюся за длительный акт сперму.
Мы затихли. Таня - в беспамятстве, я - в истерическом тихом восхищении, если говорить цензурно.
Но тут в коридоре зашумело и в дверь смачно стукнули:
- Тань ты там чего закрылась, - зазвучал голос её мужа.
Мы как ошпаренные отскочили друг от друга. Та еще была карита. С моего члена капает. Кровать была разорена. Мы раздеты. В воздухе витает недвусмысленный запах.
Таня оглядела комнату, лихорадочно поправляя платье и натягивая трусы, показала глазами на окно. Оно было открыто.
Я подхватил одежду и скользнул за занавеску, вынглянул в окно. Во дворе никого не было и я быстренько вылез в него под прикрытием высоких цветущих кустов.
Да милый, иду, что-то я заснула, открываю! - Услышал я голос Тани за окном и пребежками бросился к себе.
Ночью я не мог заснуть, вспоминая всё, что произошло у меня с Татьяной днем. Я жаждал её снова и дико ревновал к мужу. Дверь скрипнула и ко мне под одеяло скользнуло благоухающее женское тело.
- Сумасшедшая, он заметит, что тебя нет
- Он набухался и спит как убитый. – хихикнула она, закрывая мне рот сладостным прохладным поцелуем.
- Хоть какая-то польза от алкоголизма.
И снова нас охватила тихая и сладострастная сексуальная истерия. Я жадно ловил её вздохи и судороги и старался продлить эти мгновения как можно дольше, сдерживая себя из всех сил. В какой-то момент она уже не могла больше, под ней на простыне всё промокло, капли пота выступили на её прекрасном лбу. Она остановила меня решительно и соскользнула с моего члена.
- Всё, ты меня замучил, я так с ума сойду. Больше не могу. - И склонилась ко мне губами.
Я почувствовал её нежные горячие губы на своём бойце. Это было уже слишком. Больше я не мог сдерживаться и стал спускать прямо в её жаркий и сладостный рот. Она не отстранилась и продолжала сосать, принимая всё новые мои порции. Потом вернулась ко мне, уткнувшись носом в щеку:
- А я тебя сразу заприметила, ты такой сладкий мальчик, - прошептала она.
- Ну уж не мальчик!
- Не спорь со смой, хочу мальчика, - запротестовала она.
Потом мы шептали друг другу всякие романтические глупости, и снова трахались как озабоченные подростки. Под утро она покинула меня также неслышно, как и пришла. А я заснул с блаженной улыбкой и спал до обеда.
Каждый день мы придавались прелюбодеяниям при первом же удобном случае. Я совсем престал появляться на пляже. Она то звала меня в гараж, где в полусумраке закрытых ворот, оперевшись руками в полуразобранную Ниву выставляла мне свой волшебный зад. То я ловил её убирающуюся в бане, и отобрав тряпку, покрывал её потное и знойное тело своими поцелуями, быстро взяв её на полоке. Нам хватало нескольких минут, чтобы на пару часов удовлетворить свою жажду и снова мы искали встреч. Ночи мы тоже проводили вместе. Она приходила ко мне после секса с мужем, чуть извиняющаяся, но мне было это всё безразлично, я хотел её без условияй и всякой брезгливости. Казалось, мы потеряли всякую осторожность, но на наше счастье все были заняты своими делами. Или выпивкой.
Между тем, подходило время моего отъезда. Я с ненавистью и ужасом ждал эту дату. И не мог собраться духом объявить её Тане. Но она чувствовала всё и без моих слов, сама. Всё чаще на её губах я ощущал не только обычную любимую сладость, но и соль от слез, текущих по её щекам.
- Почему ты плачешь? - Спрашивал я.
- Много почему. Потому, что жизнь такая несправедливая. Потому, что я обожаю тебя, и потому, что ты скоро уедешь. - Грустно отвечала она.
И будто бы ждала от меня опровержения и какого-то обещания, проблеска надежды. Но я молчал. Я ехал в неизвестность. И не мог не взять её с собой или обещать это сделать в дальнейшем. И потому у меня не было слов её успокоить.
И она плакала всё чаще. Таня осунулась, стала бледной и растерянной. Появились круги под глазами. Ей часто бывало плохо по утрам, её мутило. И однажды она, бледнея и озираясь сообщила мне что, кажется, беременна. Тут же поспешно попросила не беспокоится: она - женщина замужняя и никто ничего не подумает.
На известиях о беременности я чуть отрезвел. Отбивать жену у брата, заводить семью и тем более детей совсем не входило на тот момент в мои планы, и теперь отъезд, вдруг, оказался малодушным избавлением от навалившихся душевных проблем и сложной ситуации. Поэтому я тем же вечером объявил всем, что скоро уезжаю.
В ту ночь Таня отдавалась мне с особым обреченным исступлением. Хотела вобрать меня всего в себя, запомнить, оставить себе. И, содрогаясь, одновременно умывала своё лицо слезами. Я целовал эти соленые губы и тоже хотел запомнить каждую секунду вместе и каждую черточку любимого лица на всю жизнь.
Через день я уехал. Слышал, что следующей весной она родила мальчика, потом, через год, второго.
Все дивились, что они получились такими разными. Первенец - светлый с голубыми глазами, в папу, а второй в деда по материнской линии, смуглый и кареглазый. Но сам я их никогда не видел.
Жизнь закрутила меня. Потом поменялась страна, экономический строй. Я завис на Дальнем Востоке на всю жизнь. И в памяти от Татьяны через года я бережно пронёс только её невероятную, не встреченную мною более, способность без счета кончать, сливочную мягкость её тела и горькую соль печали на её губах.
