- Ехала лошадка по дороге большой, вдруг повстречался ей камень большой! Лошадка - кувырк, и Олежка свалился! - с этими словами Женька обхватила его за пояс, перевернулась вместе с ним, и положила животом и грудью поперёк кровати.
Во время поворота страпон в его попе причинил ему жуткую боль. А девушка коленями раздвинула ему ноги, и продолжала делать фрикции в бешеном темпе. Наконец она часто и быстро задёргалась, застонала с подвываниями, и сразу обмякла.
Олежка очухался когда его мучительница уже отстёгивала страпон. Рядом, ухмыляясь, стояла Марина.
- Чего-то и я разохотилась. А ты - ложись на спину! Шнелль, шнелль! - и цепочка снова впилась Олежке в спину, очень больно задев лопатку.
Олежка как сквозь сон повиновался. Закинул вверх скованные руки. А Марина с неожиданной для своей весьма массивной и тяжеловесной фигуры легкостью одним махом вспрыгнула на него, усевшись прямо на лицо, руками обхватила под головой и вжала лицом себе в промежность.
Дальнейших указаний ему не потребовалось, и Олежка начал то облизывать ей клитор, тереться носом об едва ощутимый бугорок в самом низу лобка, то трепетать ртом по её губкам, засовывая язык вовнутрь на всю его длину. Марина ёрзала на нём, хрипло дышала, и наконец разразилась оргазмом, и Олежка едва не захлебнулся от её выделений.
- Ну, сейчас ты превзошёл сам себя! Учишься не по часам, а по секундам!
- Так уж ясно, если понимает, что если будет лениться, будет выпорот! - раздался рядом голосок Леры. - Я тоже не могу уняться, надо бы его напоследок сегодня напялить хорошенько! Хоть разок!
Марина села ему выше, почти на самый лоб, и громко пукнула продолжительной руладой едва ли не в самый нос. Олежка сморщился и постарался задержать дыхание.
- Да, нашему мальчику не скусно! А скуНсно! - захихикала Лера.
Олежка повернул голову, когда Марина слезла с него. Около кровати находилась Лера, и спереди у неё между ногами опять торчал страпон. В руке она покачивала вторую пару наручников.
- Ноги подними! Выше! Ещё! - Олежка обречённо выполнил, и она отстегнула одну его руку, и свободный браслет пристегнула к лодыжке. Так же соединила и вторую руку с другой ногой. Велела развести их пошире, а под копчик ему засунула две толстые тугие подушки, так что его дырочка смотрела почти прямо вверх. Олежка понял, и придал попе такое положение, чтобы страпон входил в него, причиняя наименьшую боль. Взялся руками за лодыжки, чтобы "браслеты" не впивались в тело. Лера крепко вцепилась пальцами в его ягодицы, нащупала страпоном его анальное отверстие. Навалилась на Олежку сверху, помахала грудями по его плечам, и резко и сильно притянула к себе, вдавливая страпон ему в попу. Ему оставалось лишь придавать дырочке такое положение, чтобы вход был осуществлен с наименьшими повреждениями.
Снова боль. А девушка, крепко сжимая Олежкины ягодицы, пыхтя и сопя, начала гонять страпон в его попе, иногда вынимая его полностью, и заново всовывая обратно. Она то больно кусала его за правое плечо и около шеи, то тёрлась лицом...
Но то ли попа у него уже разработалась, то ли болела так, что новая боль не ощущалась, или от изнемождения чувства притупились почти полностью, или всё вместе, но на сей раз такой дикой и резкой боли Олежка уже не чувствовал. Лера получили оргазм, затряслась, приглушённо зарыкала. Заставила вылизать свои выделения с бёдер. Затем вышла из комнаты.
Через минуту Олежке было приказано слезть с кровати. Ему швырнули кусок вытертой ковровой дорожки. Заставили лечь на полу. Наручниками застегнули руки за ножкой кровати, а цепочкой крепко связали ноги, сначала обмотав каждую, а затем стянули обе, и пропустив концы цепочки между лодыжек, завязали. Закрыли дверь, и кажется что-то вставили в ручку с другой стороны. Затем девки ещё и занялись лесбийской любовью, кажется все со всеми разом. Они выли и рычали за стенкой, слышались сладостные стоны...
Но Олежке было уже ни до чего на свете. Он распрямился насколько это было возможно. Наконец-то! Хоть на несколько часов будет перерыв его мучениям! Что его ждёт дальше, он не мог знать, да и не задумывался. Дикое напряжение просто как "упало" куда-то, и он почувствовал во всём теле жуткую боль. Стягивающая ноги цепочка больно впивалась в кожу; горели и ныли рубцы на спине и на ногах, отдавалось резкой болью в рёбрах и лопатке там, где прошлась цепочка. Попа представляла собой один сплошной очаг боли. Ноющей тупой болью дико стонал буквально развороченный задний проход. Ягодицы пылали огнём снаружи, и ныли и саднили на всю их глубину. Жутко горели и болели вспухшие рубцы. И вся эта боль текла, текла и расходилась по всему телу...
Давно уже накатывалось утро, на улице вовсю гомонили птицы, тянуло утренним холодком несмотря на встающее солнце. И несмотря на жгущую всё тело боль измученный, опозоренный, полностью обессиленный Олежка не заснул, а провалился словно в обморок в какое-то чёрное забытьё.
Разбужен он был крепким пинком в спину.
- Разнежился! Ну прям как граф на перине почивать изволят! - услышал он над собой насмешливый голос.
Олежка не успел даже рассмотреть, кто это стоит над ним, Марина или Женька, как резкий хлёсткий удар словно калёным железом обжёг его всё ещё болевшую попу.
- Ты действительно дебил, раз ещё не можешь взять в толк, что к пробуждению госпожей раб должен быть совершенно проснувшись, и быть готовым к выполнению приказаний!
После нескольких следующих ударов пластиковым прутом Олежка подскочил.
- Да, госпожа Марина!
- Вижу, дрессировка даёт плоды! - усмехнулась та. - Что надо сделать?
Олежка поцеловал поднесённую к его лицу ступню, облизал подмётку домашней туфли. Марина развязала его ноги, пристегнула цепочку к ошейнику, отомкнула браслет, и затем снова сковала Олежке руки. Дёрнула за цепочку и потащила за собой.
День уже давно перевалил на вторую половину. Неуклюже подпрыгивая на скованных руках, Олежка на четвереньках поспешал вслед за госпожой. Тащили его явно на кухню. В это время из туалета выходила Лера. Ни слова не говоря, она взяла у Марины цепочку, за волосы рывком поставила Олежку на колени, и стала тереть его лицом об своей лобок, заросший довольно длинными, кудрявящимися волосами, неряшливо свалявшимися. Прижала его ртом к нужному ей месту. Олежке ничего не оставалось, как вылизать и засосать ей клитор, хотя и посещали его мысли, чтобы вцепиться в него зубами. Хоть и попахивало мочой, всё ещё имевшей резкий селёдочный дух, но сейчас по крайней мере, от Леры так не воняло. Видимо, перед кувырканиями с подругами девки всё-таки помылись. Лера меж тем, держа Олежку за волосы, а второй рукой прижимая к себе за затылок, начала вертеть тазом, делая толчки взад и вперёд. Получив удовольствие, его и повели на кухню.
На табуретке около стола, забросив пятку на колено другой ноги, восседала Женька. В руке она держала длинную, почти с метр, морковковидную плеть без ручки, с ремённой петелькой на месте рукоятки, очень толстую с этой стороны, и совершенно сходящую на нет у кончика. Около порога на полу была поставлена одноразовая миска со сваленными в неё совершенно засохшими как фанера макаронами, когда-то политыми теперь уже засохшим кетчупом, и сверху лежали три или четыре засохших пельменя. Олежку потащили к этой миске, Марина пихнула его ногой в зад.
- Жри!
На девчонках одежды был минимум, только почти ничего не скрывающие стринги, да также не скрывающие ничего лифчики. У Женьки даже её косички на пизде были выпростаны из стрингов, и болтались на бёдрах. Олежке вдруг вспомнилось, что римские матроны могли раздеться догола в присутствии рабов именно потому, что не считали тех достойными, чтобы испытывать перед ними стыд, чем-то вроде между домашним скотом и неодушевлёнными предметами.
Только теперь Олежка почувствовал, как у него сухо во рту, и как хочется пить. Он огляделся, воды рядом не было.
- Чего зыркаешь? Приказано - жри! - прикрикнула Женька. - Арапника захотелось?
- Это не арапник, а просто плётка, - поправила её кто-то из подруг.
- А для меня как-то без разницы, что плеть, что арапник, что шамбок. Назначение-то одно! Ну, а ты чего там застрял? Может, серебряные ложку с вилкой тебе подать, повязать салфетку? И преподнести на блюде из китайского фарфора? Жри прямо рылом из корыта!
- Он со вчерашнего вечера ещё сытенький наверно!
- Дайте попить! - взмолился Олежка.
Кончик плети пребольно обжёг ему самый низ попы.
- Что тебе было сказано? Что твой рот может открываться только когда задаёт вопрос госпожа? Тебя сейчас о чём-то спрашивали? А? Ещё раз повторяю вопрос: спросили тебя чего-то? Не слышу ответ! - и плётка несколько раз со свистом обожгла Олежкину попу.
- Н-ннет, ничего не спрашивали, госпожа Женя! - с ужасом в голосе отвечал он. - Но я только попросил! Пожалуйста!
- А тебе известно, что госпожи лучше знают, когда что позволить? - Н-нет...
- Тогда, я думаю, через попу эти познания, и соображение в том числе, войдут в тебя моментально! Как, девчата?
Глаза Марины вдруг озорно заблестели.
- Чаю дать? Сейчас налью! - и с этими словами она взяла одноразовую миску, приспустила стринги, и расставив ноги, сунула её к себе туда. Сильная струя мочи зашумела об посудину.
- Чай подан, ваша светлость! - она поставила наполненную на две трети миску рядом с миской с объедками.
Девки хором захохотали. У Олежки к горлу подкатился спазм. Даже мысли о предстоящей жуткой порке на этот раз не посетили его. Он прянул назад. Марина рванула за цепочку.
- Что-оо?! Плетей захотел? Пей! Это приказание! Ты понимаешь, что тебе будет за неповиновение госпожам? - за волосы она ткнула Олежку лицом в эту миску, словно нагадившего щенка. Женька вытянула его плетью вдоль спины.
Олежка коснулся губами ещё горячей мочи, и в ту же секунду его едва не вывернуло прямо в эту миску.
