Все несчастья начались одним пасмурным зимним днем, когда Константин с женой мчались по трассе «Дон» возвращаясь с лыжного курорта. Случилась с ними небольшая авария. Костя уходя от выехавшей на встречку машины дал резко вправо и задел отбойник. Вроде все обошлось. У машины слегка помят правый бок. Костя цел и невредим. Только жена Людмила, которая сидела на правом сидении — без сознания. Казалось бы, всех ран у нее — только ссадина на правом виске. Константин вынес жену из машины и попытался привести в чувство. Но как он не старался - она в сознание не приходила. Врачи скорой помощи тоже ничем не помогли. В больнице диагностировали ушиб головного мозга с кровоизлиянием в височную долю.
И началось бесконечное лечение. Пошли операции с трепанацией черепа, одна, другая, третья. Дорогостоящие лекарства. Поездки за границу в специализированные клиники. В результате Косте пришлось продать свой бизнес, машину, дачу и обменять свою четырёхкомнатную московскую квартиру на однокомнатную на окраине Воронежа.
В конце концов жена пришла в чувство, не пострадали функции опорно-двигательного аппарата. Людмила нормально ходила, держала руками вещи. Могла сама себя вполне обслуживать. Только одно «НО» — сознанием она превратилась в четырехлетнюю девочку. Как будто не было тридцати лет жизни. Она стала называть себя своим детским прозвищем — Люся, и напрочь отказывалась откликаться на другие варианты своего имени. Вскоре муж и дочь тоже стали называть ее Люсей, даже в разговоре между собой.
Надо ли говорить, как все эти события повлияли на Зину. Двенадцатилетняя девочка ночи просиживала у постели матери. Как она обрадовалась, когда мать пришла в себя и какое разочарование постигло ее, когда вместо матери явилось некое существо — Люся с сознанием четырехлетней девочки. Врачи не давали никаких гарантий. Может сознание взрослой женщины к больной вернется, но может и нет — только время покажет.
Этот год кошмара окончательно вымотали отца и дочь. Костя устроился водителем на «Почту России». Этот выбор был продиктован необходимостью работы во вторую смену. Поскольку Люся требовала постоянного присмотра то отец с дочерью распределили время так. Пока Зина с утра в школе — за Люсей присматривает Костя. Зина приходит со школы и принимает дежурство на себя. Понятно, что Зине пришлось бросить лицей и музыкальную школу и пойти учится в ближайшую самую обычную воронежскую среднюю школу. Из них троих, только Люся радовалась жизни с непосредственностью четырехлетней девочки.
Зина несколько раз начинала разговор с папой, о том, что надо сдать Люсю в спец-лечебницу и только по выходным ее навещать.
— Ты пойми, — увещевала она Костю, — это не мама. Я считаю, что моя мама умерла. Это какая-то чекнутая Люся. Я ее не знала и знать не хочу.
Костя отводил глаза от дочери и мрачно говорил
— Это ты пойми, солнце, я был за рулем. Это моя вина. Это мой грех, и я должен его искупать.
— Но я в чем виновата? Чего я должна мучиться?
Отец лишь молчал в ответ. Но Костя слегка лукавил с объяснением причин такого своего решения.
Надо упомянуть, еще об одной особенности состояния Люси. У нее необыкновенно возросло либидо. Проще говоря, она хотела трахаться всегда везде и со всеми. Как ни странно, знание о том, как надо удовлетворять свою похоть перешло в сознание маленькой девочки от ее взрослого состояния. Поскольку Люсю не выпускали из квартиры, основными объектами ее домогательств стали Костя и Зина.
Костя воспринял это скорее положительно, чем отрицательно. В свою прежнюю семейную жизнь Костя страдал от постоянного «недотраха». У Людмилы то нет настроения, то голова болит, то месячные растянутся на две недели. Константин чаще спал на диване в гостиной, чем в постели с женой.
То ли дело сейчас. Люся постоянно лезет обниматься. Пытается облапать тех, кто попадается под руку. А под руку попадаются только Костя и Зина. Если Зина с возмущением отвергала домогательства Люси, то Костя был вовсе не прочь присунуть впавшей в детство жене два-три раза в день. Воистину, во всем плохом можно найти и что-то хорошее. К этому «хорошему» можно также отнести пособие, которое стала получать семья в связи с инвалидностью Людмилы. Также с одеждой для больной обходилось без заморочек. Даже в нижнем белье не было необходимости. Хватало одного халата на голое тело.
Прошедший трудный год превратил отца и дочь в абсолютных пофигистов. Косте было все равно, что Зина может наблюдать его частые соития с Люсей. И Зине было все равно
— Ну ебутся, и пускай себе ебутся, мне до этого дела нет.
Да и как тут можно скрыться если приходится жить втроем в одной маленькой комнате, где вмещалось только две кровати — на одной спали Костя с Люсей, а на другой Зина. По нескольку раз в день дочери приходилось наблюдать как отец гасит сексуальную агрессию Люси.
Бывали и забавные моменты. Зина без смеха не могла вспомнить как она, проснувшись ночью наблюдала такую картину. Отец лежал голый поверх одеяла. Люся сидела у него в ногах и игралась с его членом. Она из носовых платков сложила что—то наподобие косынок и примеряла их, завязывая на головку члена. При этом причитала, что, мол, у нее есть красивенький пупсик, а в косыночке он будет еще красивше. Она перед каждой новой примеркой целовала и облизывала головку. Понятно, что, не выдержав такой «муки» Костин пупсик принял положенную стойку. Почувствовав твердость игрушки, Люся взвизгнула от восторга и без промедления оседлала Костю. Зина, сдерживая смех, повернулась к стене в попытке заснуть несмотря на повизгивание Люси.
Кроме прочих трудностей, у Люси оказался весьма норовистый характер. Может у всех четырехлетних детей характер норовистый. Но если маленького ребенка можно одернуть, повести за руку, усадить на нужное место не обращая внимание на его сопротивление, то с тридцатичетырехлетней здоровой бабищей такого не получится.
Выход нашёлся сам собой. Иногда бывали дни, что ни отец, ни дочь никак не могли остаться дома присматривать за больной. Тогда приходилось приглашать патронажную сестру. Чаще всего из психдиспансера присылали Галину Львовну. Однажды вернувшись с какого—то школьного мероприятия, Зина застала Галину на кухне, пьющей чай. Тихая Люся сидела рядом на стуле и всем своим видом выражала абсолютную покорность.
— Как вам удается с ней так легко справляться? — Спросила удивленная девочка
— Все очень просто. Нужный инструмент всегда со мной.
При этом медсестра открыла свой медицинский кейс.
— Ага. Вы ей делаете какой-то укол — догадалась Зина, увидев сверху упаковку одноразовых шприцов.
— Да нет же. Вот.
И Галина вытащила из кейса большой резиновый жгут для остановки кровотечения.
— Уколов на всех не напасешься. А это и дешевле и действует лучше.
Зина все поняла и решила перенять передовой опыт патронажной медсестры. В старом хламе она нашла шнур питания от электрочайника. Этим шнуром она периодически стегала упрямую Люсю. После такой «медицинской процедуры» больная становилась просто шелковой и слушалась с полуслова. Правда недолго. Урок периодически приходилось повторять. Когда Кости не было дома, Зина уже не ходила без того самого шнура от электрочайника. Костя вскоре обратил внимание на красные полосы на теле Люси. Зина призналась, что таким образом добивается послушания. Костя поначалу, ворчал, что мол так нельзя. Но потом сам взял на вооружение этот самый шнур и понял, что намного облегчил себе жизнь.
Так прожили они полтора года, до момента описанного в начале рассказа. Бритая голова Люси покрылась волосами. Шрама на виске практически не было видно. Зина, несмотря на необходимость сидеть постоянно дома, для присмотра за Люсей сумела завести знакомства на новом месте. Наличие дома умалишенной Люси делало невозможным заиметь друзей. Даже одноклассников девочка сторонилась. Но помощь пришла от ранее упомянутой патронажной медсестры из областного психдиспансера Галины Львовны.
Эта медсестра жила всего в двух кварталах от ихнего дома, потому, когда в психдиспансере распределяли наряды, она старалась взять себе Люсю. Но не сама Галина сыграла решающую роль в данном повествовании, а ее сын Глеб, которого он растила одна без мужа. Глеб был на шесть лет старше Зины. Он был высоким хорошо сложенным, молодым человеком. Довольно легкомысленным. Нигде подолгу не работал — перебиваясь случайными заработками. Не красавчик, но приятной наружности. Зине он нравился. Если медсестре надо было идти домой по темноте, она звонила сыну — мол, Глебушка, приди забери меня.
С некоторых пор Галина, то ли проникшись сочувствием к «вынужденной затворнице», то ли присматривая себе будущую невестку, говорила пришедшему за ней Глебу примерно так:
— Ты Глебушка сводил бы Зину в кино. Сейчас в Сити-парке новый фильм про паука идет — говорят интересный. А я еще два часика с Люсей посижу.
Глеб был послушным сыном и не перечил своей маме. Но в кино они попадали не всегда. Чаще всего Глеб просто встречался со своими друзьями, а Зина просто следовала за ним как вагончик за паровозом. Так Зина и познакомилась со всей компанией Глеба.
Все друзья Глеба были одного с ним возраста или чуть постарше. Такие же, как и Глеб оболтусы. Зины они абсолютно не стеснялись, вернее не обращали на нее внимание. Все их разговоры сводились к принципу: если бы не бабы, то и поговорить не о чем. Основные темы: как я ее здорово трахнул. Или: как она меня, сука, продинамила.
Между тем настало лето. Костя решил опять вернуться в бизнес. Понятное дело, что для этого нужны были деньги. Но поскольку вместе с летом пришли и летние каникулы, он рассчитывал на Зину.
