- А ты не будешь выгонять, если отпущу?! - она смотрела на меня снизу каким-то диким "китайским зверьком" , всё ещё крепко обвивая мои ноги.
- Я же сказал, иди к чёрту куда хочешь: в подсобку, в сортир, на второй этаж, на крышу, в трубу, только мне не мешай! Фу-у-у-у!
Наталья ослабила руки и шарахнулась в сторону подальше от меня.
- Сумасшедшая: - я зашагал в комнату и плюхнулся за рабочий стол, глядя на неё тупым усталым выражением лица.
Она вскочила с пола, взяла свой чёрный целлофановый пакет, покопалась там, достала ключ, а потом быстро закрыла им дверь террасы.
- Так, - процедил я сквозь зубы, - этот ключ, который ты своровала, положить сюда, ко мне на стол.
- Ещё чего, так я и подошла к тебе! Вот он, на вешалке, сам возьмёшь! - и зацепила его за крючок.
- А ты, погляжу, обнаглела до предела, воруешь ключи, открываешь дом, уезжаешь, приезжаешь: кстати, ты не забыла показать мамочке видеозапись моего насилия?
- Кстати, я у мамочки не была, и ничего никому не показывала. Если бы это свершилось, мамочка давно оборвала бы твой телефон или примчалась сюда сломать тебе голову! Я ездила к подруге-костюмерше за китайским платьем, хотела тебе подарок сделать! А что касается "я обнаглела до предела" - ты до предела озверел! Ещё раз будешь так жестоко обращаться с женщиной, выгонять на улицу поздней ночью и распускать руки - пырну ножом, когда заснёшь!
Моё сердце трепыхнулось - не от страха, от вопиющей дерзости этой девчонки.
- Я и говорю - обнаглела, а что пырнёшь ножом - не сомневаюсь, с таким достойным поступком тебя возьмут в Юридический без экзаменов, - я откинулся на спинку стула и звучно шлёпнул ладонями по столу. - Всё, мне надо работать, и прошу не мешать своими глупыми бреднями, чёрт побери!
- Пожалуйста, мой любимый, - неожиданно ласково ответила она, - я тебе не мешаю и никогда не буду этого делать, я только быстро разденусь и ухожу в ванну, мой любимый Костик.
Я стиснул зубы и простонал.
А Наталья отвернулась и начала меня мучить, демонстративно раздеваясь на моих несчастных глазах. На пол полетело китайское платье, блестящие шаровары, потом - майка, лифчик, колготки, носочки и трусики.
Я смотрел на голую фигуру "моей ведьмы" и не мог оторваться от гладкой спины, безумно манящей к себе девичьей попки, стройных ног и застонал ещё громче.
- Ты уйдешь, наконец-то, бессовестная!
- Ушла-ушла, любимый, работай, - она накинула халат, повесила китайский костюм на вешалку и заспешила по ступенькам наверх в ванную комнату.
- Да, совсем забыла, - долетел её голос, - через два дня приезжает Ольга! Знаешь?!
- Знаю! - прокричал я, держась из последних сил. - Всё?!
- Всё-всё, только один вопрос: ты случайно ни задумал прибить её?!
- Я сейчас прибью тебя-а-а!
Шаги по лестнице застучали быстрей и замолчали где-то на верхнем этаже, наступила тишина.
Я выждал несколько секунд, встал из-за стола и направился на террасу к вешалке, подошёл и с огромным интересом замер около китайского костюма, висевшего на крючке:
Чжоу Дунь снял чёрную накидку, бросил на широкий шёлковый диван и хотел присесть, но с треском распахнувшаяся дверь заставила дёрнуться и повернуться назад.
На порог комнаты развязано ввалилась Май Цзе с весёлым полоумным взглядом, держа в руке подарок императора - мужской пенис, сделанный из бамбука.
Чжоу Дунь вздохнул и с холодно сказал:
- Для начала не мешало бы стучаться и потом уже входить, а не врываться, и вообще... не строй из себя сумасшедшую...
Она громко засмеялась, глядя на него, и обхватила притолоку двери, страстно прижавшись к ней всем телом.
- Закрой дверь, ты перепугаешь охрану, она сейчас на особом режиме и может примчаться, во Дворце запах нехороших перемен.
Май Цзе поднесла к носу бамбуковый пенис и ответила, всё так же дурно смеясь:
- Я чувствую только один запах!
Чжоу Дунь шагнул к двери и хотел оторвать Май Цзе от притолоки, но она прочно прилипла к ней и продолжала голосить:
- Я чувствую только один запах!
- Прекрати идиотские сцены и зайди сюда, - сказал он и опасливо оглядел коридор.
Там никого не было.
Чжоу Дунь снова рванул Май Цзе за руку, но результат был тот же, и тогда он коротко и цепко запустил свою ладонь прямо ей сзади между ног. Она облегчённо ахнула, ослабла, и только теперь он смог толкнуть её в комнату, быстро закрыв дверь на ключ.
Май Цзе пролетела несколько шагов, чудом удержалась за стол, упав на него и выпятив свой зад. В долю секунды Чжоу Дунь подскочил к ней, и всё дальнейшее случилось мгновенно: он ловко поднял кимоно наложницы, стянул с неё трусы, оголив атласные ягодицы, мигом достал из штанов совсем не бамбуковый пенис, и вонзил его по назначению.
Май Цзе охотно поддалась, застонала на всю комнату и в лёгкой блаженной истоме начала смешно попискивать, а Чжоу Дунь, цепко ухватившись за покатые гладкие бёдра, упоённо наслаждался этой прекрасно сложенной женщиной...
В большой комнате жены императора было много простора и воздуха, здесь, казалось, не было ничего лишнего.
На полу - ковёр.
На четырёх стенах - большие зеркала, сделанные полумесяцем.
Под зеркалами - тумбочки с вазами и цветами лотоса, каждая ваза со своим расписным драконом: красным, зелёным, синим и чёрным.
По середине комнаты под высоким шёлковым пологом - широкая постель, по углам которой - круглые светильники на бамбуковых подставках, на краю постели мирно сидела жена императора.
У окна - глубокое просторное кресло-качалка, в котором утопал сам император, вдоль кресла протянулся низкий длинный стол, усыпанный исписанными листами бумаги и заставленный толстыми книгами и фолиантами.
Император глядел на жену и тихо объяснял:
- Какое-то нехорошее предчувствие вдруг надломило мои нервы, и я закапризничал и, по-моему, нагрубил Чжоу Дуню, и сильно заболела голова... и вообще мне показалось в тот миг, что все вокруг меня постоянно обманывают... а я вроде и видеть не вижу: а вроде вижу:
Жена императора - худая красивая женщина - была укутана в зелёный халат и, казалось, мёрзла, хотя за распахнутыми окнами стояло лето, она спросила с лёгким придыханием, что говорило о тонкой натуре:
- Это - твоё предположение или всё-таки видишь?
- Пока не пойму... то ли предположение, то ли... А ну-ка, Чау Лю, что у тебя есть о грубости? - спросил император и повернулся к исписанным листам бумаги.
- Вон там, справа под зелёным флаконом, - ответила Чау Лю, - но я ещё не дописала.
- Неважно, хотя бы несколько строк.
Император приподнял флакон, взял лист бумаги, вгляделся и прочитал вслух тёмно-зелёные иероглифы:
- Холодная грубость живёт уже в доме,
Сверчок убежал, не выдержав это.
И скоро, наверное, кончатся годы,
Мы скоро забудем, когда веселились.
С луною уйдут наши дни безвозвратно,
Раз грубость берём мы взамен наслажденья.
Но думать бы надо о собственном долге,
И мужем в нём быть осторожным и чутким,
А в грубости слабость свою мы покажем...
Император откинул голову на спинку кресла и сказал:
- Неплохо, Чау Лю, неплохо. Ты способная жена... к стихам...
Она мягко усмехнулась и без всякой обиды ответила с тем же придыханием:
- Я так и думала, что ты нагрубишь. Ты имеешь в виду, что способна к стихам, но не к зачатию наследника?
Император вытянул губы хоботом слоника, повращал ими в раздумье и проговорил:
- Я ничего не имел в виду плохого относительно своей законной жены, но... факт остаётся фактом...
- А может быть всё дело в муже?
- Всё покажет наложница Юй Цзе, которая сегодня ночью будет со мной, а потом второй ночью, третьей, четвёртой... Если она забеременеет наследником, значит дело не в муже.
- Это было бы прекрасно, и я не спорю ни с тобой, ни с ВЕЛИКИМ БУДДОЙ, но если Юй Цзе тоже не забеременеет?
- Я не хочу думать о плохом! - повысил голос император. - Я хочу думать о хорошем, что у нас с тобой обязательно будет наследник! Юй Цзе чистая девственница, и в этом я сегодня заочно убедился благодаря Чжоу Дуню, и она неспособна обмануть! У тебя, кстати, что-нибудь написано про обман?! - раздражённо спросил император и снова повернулся к столу с бумагами.
- Я пыталась, но там пока совсем сырое место, и многое надо исправить.
- Не имеет значения, мне важна мысль моей законной жены!
