И так мне захотелось открыть её, что аж зубы сжались и слюна потекла. Терпеть невозможно. Как в жару перед мороженным, не устоять. Как подошла, как открыла, как на руки натянула, помню смутно, словно во сне это было. О туалете и думать забыла, а направилась прямиком в кровать - лечь захотелось жуть как. А когда глаза закрылись: - Катришка машинально поправляла волосы, глядя не меня смущённо и в то же время с подозрением, выискивая насмешку. Я был сама серьёзность.
- Я верю тебе, Катриша. Я же гипнотизёром-экстрасенсом стал, сны видел, твоему ни чета. Смелее, смеяться точно не буду, - подгонять девчушку с помощью ну, пожалуйста, почему-то не хотелось.
- Да там, понимаешь: я не верю во всякую такую муть, даже в церкви ни разу не была, а там вдруг женщина вся такая в тунике античной является и говорит, что она, мол, богиня любви Афродита. Говорит, её локоны, мол, меня выбрали. Рассказала что да как, предупредила, как бы извиняясь, чтобы осторожней была, что волосы в смоле якобы случайно измазаны были и липкими стали, мучение и наслаждение острое несут. Я точно не помню, Петь, но суть в этом. Для любви браслетики, чтобы любимого: или любимую - они там, в древности, комплексами, походу, не страдали, - неутомимым сделать и сердце его для правды открыть. Где-то так: ну как я могла поверить?! А ты как раз кверху задом дрых: простил? - перешла резко и делано всхлипнула. Девчонка практически успокоилась, а мне её почему-то жалко стало. Причём сейчас, а не до рассказа, когда ревела.
- Ладно, проехали. Иди лучше матери помоги, жрать охота.
Катришка довольно откинулась на подушку и потянулась.
- Целый день проспала, блин! Что ночью делать? И это, Петь: пусть в секрете всё останется, ага?
- Разумеется! Или, думаешь, на каждом углу буду трещать, как целый час раком стоял, как последний пи: р, сойти не мог, а сестра мне:
