Маленькое синее пламя озарило руки Наташки, музыкальные пальцы. Она надела стекло и, крутя регулятор фитиля, стала прибавлять огонь медленно, чтобы стекло не закоптилось и не лопнуло.
Постепенно, свет стал красть из полутьмы ее обнаженное тело. Сначала, воровато выкрал золотистый пушок, потом животик, добрался до продолговатых, в разбег, грудей, проигрался с маленькими розовыми сосками, осветил шею, сосредоточенное лицо.
Это было похоже на сказку, оказывается у Наташки, на руках и плечах, был почти незаметный золотистый пушок, такой же, как и на лобке, только совсем маленький, шерсткой, в свете огня он заискрился, словно от нее пошли солнечные лучики.
Она случайно дотронулась до стекла, ойкнула и, поднеся палец к губам, вкинула на меня глаза, пожаловалась:
- Обожглась! . .
- Больно?
- Да, так. Немножко...
- Дай мне...
- Палец?
Я угукнул. Она протянула руку. Нет, не протянула, а подала вместе с продолговатой кистью, изящно ее изогнув. Я принял этот дар на ладонь и, приподнимая, поднырнул под обожженный палец губами. Он еще пах Наташкой, но она забыла об этом, прикрыла карих бесенят шелком ресниц и обдала меня дыханием.
Я ласкал девичий палец, пробуя Наташку на вкус. Все-таки есть у нас что-то дикое от зверя! Женщинам это нравиться. Наверное, поэтому оно не отпало, как атавизм, не отвалилось, как ненужный хвост, а просыпается в нас именно в такие моменты. Я щекотал ее пальцы теплыми губами, а она тихо наслаждалась, стараясь не подать виду, - извечная женская уловка, раззадорить нас, с ней женщины рождаются. И это тоже от зверя - милого и прекрасного.
Я перешел на второй, третий пальчик, перецеловал все...
- Я один обожгла, - шепнула Наташка, не отнимая руки.
- А этот не обжигала? А этот? - спрашивал я, проходя по ним губами еще раз.
- Хватит... А то мне сейчас опять захочется.
Я оторвался от ее руки. Не потому, что она сказала "хватит" - по интонации было понятно, можно продолжать, а от "опять захочется". Я и не знал, что девчонки хотят от поцелуя кончиков пальцев. Да и, что я тогда вообще о них знал! Два обычных слова из ее уст и мое "отличие" воспряло, - этого не знала Наташка.
Карие бесенята раскрылись когда "отличие" толкнуло ее. Приоткрывшаяся крайняя плоть, бархоткой, прошлась по ноге Наташки, но она не отстранилась. Мне даже показалось - прижала ее к моему "отличию". Возможно, лишь показалось, или я сам его прижал.
Мы смотрели в глаза друг друга, пока Наташка не прошептала:
- Сейчас тетя придет...
Наташка ошиблась, тетя уже пришла. Она стояла у дверей и смотрела на нас.
Да, жаль, что я не художник!
А картина была выразительная: мальчик и девочка - обнаженные супротив друг друга. На ладони мальчика рука девочки, поднесенная к его губам. "Отличие" мальчика упирается в ногу, которую девочка приподняла на цыпочки, согнула немного в колене, чтобы мальчику было удобнее.
Точнее, тетя не смотрела. Она увидела, и, теперь, размышляла, как, не зашумев, ей вернуться на улицу. Наташка напомнила мне о тете, и мы одновременно повернули головы в сторону входной двери, где она и стояла, не зная, куда себя деть.
Наташка опустила ногу на пятку, но мое "отличие" не собиралось опадать. И отвернуться от тети, как-то было неудобно. В общем, я так и стоял, - пальчики Наташки покинула мои губы.
- Зажгли! Ну, и молодцы... - проговорила тетя, по ней было видно, что она сама очень смущена, но старается не подать виду. - А пошли-ка в комнату деда! Там, на диване, мы все втроем поместимся. Посидим, поговорим. Книгу обсудим...
Тетя, как-то быстро непростую ситуацию обратила в обыденную, мое "отличие" смотрело немного вверх, но она если и оглядела меня, то так, словно я был во фраке, да еще с бабочкой.
- Бери лампу! А ты, Наташ, книгу... Пошли во владения деда.
На диван тетя села посредине, тем самым, предлагая нам с Наташкой примоститься по ее обнаженным бокам, а уж, кто какую сторону изберет, наше дело. Выбор я предоставил Наташке, и она прижилось к тете слева, я, естественно, справа, ухом под ее грудь. Тетя раскинула руки и прижала к себе нас обоих. Мне мешало "отличие" и я не мог устроиться на диване комфортно, пока рука тети не легла на него, прикрыв.
- Наташка хотела спросить... - бросил я, как бы невзначай.
- О чем, Наташ?
- И вовсе, я не хотела! - снова густо краснея, ответила она. - Точнее, хотела! Но без тебя! Диван проткнешь... Тетя, он хочет и хочет... Разве с ним почитаешь!
- Ну, это мы сейчас быстро уладим...
Тетя огладила мое "отличие" , открыла головку и стала водить по ней ладонью. Наташка замерла, ее жадный взгляд ловил каждое движение тети. А тетя, словно специально, делала все немного медленней.
Они, - одна карими бесенятами, другая - рукой, мучили меня наслаждением, я был словно тренажер для обучения, только начинал втягивать живот, приподниматься, как тетя приостанавливалась, зажимала головку пальцами.
- Наташ, принеси из моей комнаты платок, он там, на подушках, - наконец-то проговорила тетя.
Наташка послушно удалилась, а тетя быстренько наклонилась к моему "отличию" и вобрала его в рот. Я дернулся несколько раз...
- Ну вот, чтоб не забрызгал... - тихо произнесла она.
Наташка вернулась.
- Этот, тетя?
- Да - он. Давай.
Тетя положила себе на бедра цветастый платок. И на удивление Наташки произнесла:
- Так, о чем ты хотела спросить?
Наташка пристроилась к тете, с левой стороны, в полной уверенности - пропустила что-то очень важное. Мое "отличие" предало тетю и выдало меня - безынициативно покоилось. Чистенькое, румяное от только что полученного удовольствия.
