Но всё когда-то кончается, вот и в меня последний раз кончили. Отстегнули ремень, сняли с меня ошейник и манжеты, умыли, одели, влили в рот ещё полстакана коньяка, что-то долго - долго говорили мне, стоя в коридоре. Я вообще не понимал что, просто кивал, еле держась на подгибающихся, ватных ногах. И наконец выставили за дверь. Как я добрался до дома – я не помню совсем.
Ломка.
Очнулся в своей кровати одетым, видно сил на раздеться уже не хватило, хорошо хоть кроссовки смог снять. Меня жутко лихорадило, болела голова, всё тело ломило, про места членовторжения я вообще молчу – такую боль просто не описать словами.
Я снял с себя верхнюю одежду и нырнул под одеяло, меня неимоверно трясло. Через какое-то время я снова провалился в забытьё. Пришёл в себя от того, что кто-то положил мне на лоб влажное полотенце и пытался меня чем-то поить. Это оказалась Юлька.
– О! Слава Парацетамолу! Очнулся таки – обрадовалась она, – Ты где так простудится умудрился, Александр Сергеевич? – когда Юлька хотела казаться серьёзной она всегда звала меня по имени отчеству – Ну ка пей давай!
Я с трудом проглотил тёплую микстуру и тут же схватился за горло!
– Так! – подобралась тётка, – открой рот высунь язык и скажи "А-а-а"
Отвязаться от неё было не возможно и я выполнил требуемое, просипев нечто похожее на "а-а-э"
– Святой Пертуссин! Да у тебя миндалины налитые и красные! Голова болит? Ломоту в теле чувствуешь? – я только успевал кивать, она пощупала что-то у меня под челюстью: – и лимфоузлы увеличены, плюс температура 39 и 3! Что же спешу тебя огорчить: ты где-то подхватил ангину!
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Скажите ка, Александр Сергеевич, а с каких это пор, вы курите и употребляете алкоголь?
Я похолодел, хотя ещё миг назад мне было безумно жарко. И тут в меня как-будто бес вселился. Раньше я бы постарался с ней договориться, а сейчас меня захлестнула волна необъяснимой ярости. Душимый внезапным приступом гнева я затрясся и просипел с такой злостью, что казалось – она сочится из всех моих пор:
– И что теперь? Доложишь этому грёбаному мудаку с повадками садиста!!? Иди, докладывай!!! Что бы он меня поркой отучил от вредных привычек!? Валяй! Удерживать не буду!!
Юля изменилась в лице. Нужно сказать, что она меня никогда не сдавала. Мы с ней всегда могли договориться и найти компромисс, поэтому мои слова выбили её из колеи.
– Да что ты такое говоришь, Сашуль!? Когда я такое делала!? Я же просто хочу тебе помочь.
Но меня было уже не остановить. Меня трясло, не понятно от чего больше: от температуры или от гнева:
– А кто вас всех просит мне помогать?!! Мать Тереза нашлась!!! Что ты тут вообще забыла!? Что ты всё ходишь, вынюхиваешь!? Кто пил?! Кто курил!? Какое твоё на хуй дело!? – под конец я уже просто сипел.
На Юлю было жалко смотреть. Её глаза наполнились слезами. Дрожащими руками она выкладывала на табуретку, стоящую возле кровати, таблетки и выставляла склянки. Потом встала и холодным голосом произнесла:
– Тебе должно быть стыдно Саша. Даже если ты себя плохо чувствуешь – ты не можешь позволять себе оскорблять человека, который за тебя искренне переживает. Твоё состояние не должно быть оправданием откровенного хамства. Я, честно, не ожидала от тебя ничего подобного!
Потом она перечислила какие лекарства, в какой дозировке и последовательности мне принимать, и добавив напоследок: "Выздоравливай, а после, если захочешь попросить прощения – позвони." – повернулась и ушла.
И только, когда до меня донесся звук закрываемой входной двери, меня накрыл отходняк. Я выл и захлёбывался слезами, в бессильной злости на самого себя! Хлестал себя по щекам и бил по голове. Я реально не понимал: что со мной происходит? Какого чёрта, я на ровном месте наехал на человека, которого люблю больше жизни и самым отвратительнейшим образом оскорбил её?!! Ведь она всегда была так добра ко мне?! Зачем я вообще попёрся в этот грёбанный парк?! И почему именно меня поймали эти извращенцы – Паша с Вовой!? И за что они сотворили со мной подобное безумие!?
Истерика израсходовала остатки моих и без того довольно никудышных силёнок и я снова отрубился. Вернувшиеся родственники застали меня в довольно плачевном состоянии. Постель была мокрой – хоть выжимай, а я сам с большим трудом понимал, кто передо мной! Вызванный по телефону скорой помощи врач, безоговорочно госпитализировал меня во вторую детскую городскую больничку, где я и провалялся десять дней с подтверждённым Юлькиным диагнозом – ангина.
Два дня из этих десяти я практически не помню. Мне постоянно что-то кололи и ставили капельницы. Я вырывался из горячечного бреда с одной целью – поскорее провалиться в него обратно. Но с утра третьего дня меня отпустило и я проснулся, с ужасной слабостью, но уже готовым жить дальше. Рядом со мной лежал такой же бедолага, как я. Пацанёнок примерно моих лет и примерно такой же комплекции. В момент моего пробуждения он уже не спал, а с интересом разглядывал меня. К его правой руке был подключен кататор капельницы, точно таким же девайсом была обеспечена и моя рука, только левая.
– Привет, меня Игорем зовут. – поделился сокровенным сосед. "Усраться, как круто!" решил я, общаться абсолютно не хотелось, поэтому я оставил откровения Игоря без комментариев, но он похоже, решил с живого меня не слезать и продолжил: – А тебя как звать?
– А меня не Игорем. – брякнул я и отвернулся к стене, давая понять, что эта увлекательнейшая беседа исчерпала себя. Но не тут тот оно было!
– Конечно не Игорем, – язвительным тоном заявил жаждущий новых знакомств доставала, – таких гандонов, никогда Игорями не называют! Скорее всего тебя Педиком зовут или Гомиком, вот ты и стесняешься представляться. Я угадал?
Я повернулся: Игорь смотрел прямо на меня и нагловато улыбался! Моё восприятие окружающего мира поддёрнулось красной пеленой. Я решил, что сейчас непременно вобью ему его улыбку в его же глотку. Я сел, свесив ноги с кровати. Отвязал бинт, фиксирующий руку с кататаром к кровати, спокойно вынул иглу капельницы из вены. При виде моих действий улыбка сползла с лица провидца, и он как-то сразу весь подобрался. Я ринулся на него, двумя ударами в лицо захватывая инициативу. Нужно отдать должное – этот парень оказался не робкого десятка и через миг, мы бешеным клубком катались по полу палаты, нещадно дубася друг друга и щедро окрапляя палату кровью (этот гад, удачно зарядил мне кулаком по носу, а я первым ударом рассёк ему бровь, так что юшки вокруг было более чем достаточно. Зашедшая снять капельницы медсестра, пыталась нас разнять, но сама не смогла справиться с двумя остервенело мутузящими друг дружку подростками. И только прибежавшие, по её зову, старшая медсестра и молодой мужчина врач, смогли, и то – с горем пополам, растащить нас по разным углам, кое-как успокоить и оказать первую медицинскую помощь. Потом последовал перекрёстный допрос с целю разобраться в причинах ЧП, который, впрочем, никакой ясности не внёс: я отмалчивался, а Игорь только и кричал, что я сумасшедший и таким, как я место в психушке, в специально подготовленой палате для особо буйных. В итоге: было принято соломоново решение – вернуть нас в постели, но вдвоём в боксе ни в коем случае не оставлять! Игоря решили перевести в палату выздоравливающих, а меня, пока, оставить там где и было.
Оставшись один в боксе, я отвернулся к стене и погрузился в свои мысли. Понимания: что со мной происходит – не было абсолютно никакого. Не хотелось абсолютно ни чего. Все мысли крутились лишь вокруг того: что со мной произошло. Кто я теперь? Неужели так хорошо заметно, что я педик, если тот же Игорь вот так моментально, практически с одного взгляда определил мой статус? А если так? То как жить дальше? И стоит ли вообще дальше жить? Рассказать кому-то о произошедшем, я, как и предсказывал Павел, и правда, никогда и никому бы не осмелился, поэтому и совета получить мне было не от кого. Мир вокруг меня казался сплошь враждебным, серым и безрадостным. Тогда я ещё не знал, что такое психогенная депрессия , чем она так опасна, особенно в таком возрасте, и по сути: балансировал в шаге от суицида, после тяжелейшей психотравмы.
Я не обращал внимания на входящих и выходящих , практически не чувствовал уколов, которые мне кололи и не притрагивался к приносимой сюда же еде. Даже пришедшая мама не смогла расшевелить меня. Вечером меня посетила лечащий врач, ещё не старая, достаточно привлекательная женщина, с добрыми, но очень уставшими глазами.
– Здравствуйте, молодой человек. – её голос был, как две капли воды похож на её глаза, такой же: очень добрый, но сильно уставший. – Что же ты творишь, милый друг? Я и ещё много прекрасных людей, не жалея сил, двое суток боролись за твою жизнь, и вот какую благодарность заслужили? Как только ты приходишь в себя – устраиваешь отвратительную драку! И с кем?! С таким же, как ты – ослабленным заболеванием ребёнком. Устраиваешь конфликт и даже не считаешь нужным кому-либо объяснить причины своего поведения, даже собственной маме! Но мало того, что ты игнорируешь родителей и лечащий персонал – что само по себе, ни в какие ворота не лезет, ты ещё и голодовку объявляешь – сводя, тем самым, на нет все наши усилия в борьбе с твоим заболеванием!
Она внимательно смотрела на меня, но не дождавшись каких-либо комментариев с моей стороны, продолжила:
– Судя по всему, менять ты ничего не собираешься? Что ж, я буду тогда вынуждена выписать тебя из нашего стационара. За периодические, грубейшие нарушения дисциплины и правил внутреннего распорядка.
