«Не спеша обойдя Влада, мужик ткнул дубинку сильнее и скоро она сантиметров на двадцать скрылась во владовом заду. Влад мычал и дергал головой, слезы боли и унижения текли по его лицу, скотчу, который скрывал рот и стекали на асфальт. Младший мужик подошел и выявил желание поучаствовать в действе. Старший с ухмылкой отступил. Теперь демократизатор летал во владовой заднице как игла, зарываясь почти на всю длину, лупил его по жопе, потом опять впивался в анус под самыми разными углами, разодрав анус в кровь. Влад метался и вопил, но его вопли заглушал скотч и мужики спокойно продолжали своё дело. Теперь старший мужик не выдержал и ,отстранив младшего с дубинкой, кряхтя расстегнул штаны. Да, его член был, конечно, меньше демократизатора по длине, но по толщине превосходил его раза в три. Он подтянул разбитый ящик из-под пива в качестве подставки , взобрался на него и с разгона всунул свой разгоряченный фаллос в воспаленный анус влада. Я никогда не думала, что мой ненаглядный может так орать и извиваться. Последующие полчаса старший алконавт в бешенном ритме драл Влада в зад, но никак не мог кончить. Наконец, он слез с ящика, утирая пот с лица и пряча в бороде удовлетворенную усмешку. Влад к тому моменту, кажется, уже не мог даже стонать. Похоже, он потерял сознание. Тогда младший из мужиков еще раз ударил Владу по яйцам дубинкой. Адская боль привела Влада в чувство. Затем мужик обошел его сзади и залез на ящик, как это сделал прежде старший. И снова Влад стонал и исходил слезами, потом и кровью из раскуроченного ануса. Когда младший кончил, удовлетворенно похлопав висящего Влада членом по попе, старший снова был в боевой готовности и все началось сначала. Где-то под утро, когда серое городское небо стало светлеть, довольные мужики забрали с собой разрезанные брюки Влада, его пиджак и рубашку, оставив его в полном бесчувствии и изнеможении... Несмотря на то, что больше ничто не мешало ему, он не мог ни говорить, не идти...»

«Но я был непреклонен. Перевернув ее на спину я отнял ее связанные руки от лона и прижал к полу над ее головой. Левой рукой проверил, не появилась ли райская роса на ее лоне, но нет, и в этот раз было сухо, только кровь замочила мои пальцы. Дурочка, если бы расслабилась, в этот раз было бы легче, а так: и я вновь вторгся в ворота, не смотря на то, что девчонка взвыла и заметалась опять. И во второй раз я вбивал кол и вытаскивал его множество раз, пока не вспотел и излил живительную влагу. Тут моя жертва прикрыла глазки и в бесчувствии откинулась на шкуры. Ну этого не надо! Я быстро привел ее в чувство двумя оплеухами и решил напоследок преподать ей настоящий урок. Вновь перевернув ее на живот, я раздвинул ее ягодицы и всадил свой перемазанный в крови ее лона и моем семени кол ей в попу. Я думал, она не сможет завопить громче, чем вопила до сих пор, но она орала, как будто ее резали. Хотя это было недалеко от истины. Ее узенькая попка не была предназначена для такого внушительного инструмента, как мой и поэтому я порвал ее, входя и выходя вновь. Крики ее были, должно быть, слышны по всему городу, так что не удивительно, что к тому времени, когда я выпустил из себя последнюю на этот раз струю семени, в дом вломились мои воины. Быстро найдя нас по ее воплям (ну я же говорил, что не надо кричать) они встали вокруг и хвалили меня с удачной находкой. Полностью удовлетворенный, я пожаловал это сокровище своим воякам на неделю. А если она выживет, то будет хорошей, покорной и исполнительной рабыней. А нет - так хоть ребята мои потешатся.»

«Я была в благодушном настроении... после ароматной ванны с лепестками роз и вести о том, что наше войско наконец-то победило этих вонючих северных варваров. Ах да... Муж мой, Государь, не вернулся с полей сражений и это, пожалуй, было лучшей новостью. Еще бы... стать регентшей при малолетнем сыне-Государе... об этом мечтает любая забитая супругом Государыня. Много - много лет абсолютной свободы и обеспеченная старость под крылышком любимого сына.»